More chemical than canon

— Привет. — Рони махнула рукой вошедшему в бар парню. — Привет, налей мне что-нибудь. Покрепче — Генри Миллс тяжело опустился на высокий барный стул. — Что с тобой? — Сегодня вроде как новый год. И знаешь, я успел поссориться с Джасиндой, она буквально вытолкнула меня из дома, Люси свалилась с температурой… Роджерс с Уивером и Алисой уехали куда-то, ненавижу я такие праздники, чувствуешь себя хреново. — Останься здесь. В баре. — Пододвигая бутылку пива, сказала Рони. — Я не… Я хочу тебе кое — что сказать, это касается меня и Джасинды. — Рони замерла, глядя на парня. — Я не люблю ее, мы пытались, Рони, мы пытались полгода, и ничего не вышло. Я привязан к Люси, да, сильно привязан, ты прекрасно знаешь, как я сутки напролет торчал у ее койки в больнице, и сейчас… Все эти подарки, и сказки и прогулки. Люси она милая, но я не люблю ее мать. Я ведь почти принял ее, и мы пытались жить как семья. — Ты рискуешь пропасть, Генри Миллс. Послушай, я может и не сильна в таких делах, двое моих любимых мужчин погибли у меня на руках, но я поняла одно: нужно идти, бежать, лететь и быть там, где твое сердце. Звучит пафосно, но так и есть. — Я бы сказал тебе, где мое сердце, но ты, конечно же, меня не поймешь. — Значит, мне не надо это понимать. И если мыслями ты с ней, то вперед. Я не вправе решать за тебя. Никто не в праве. Генри сделал глоток, поблагодарил Рони, и вышел на улицу. Начинался снег, времени до нового года оставалось не много, буквально час, как раз успеет на ту самую грандиозную вечеринку, в башне Белфри. Она конечно же разослала приглашения всем, и вроде как она нашла общий язык с матерью и сестрой. Но, как по классике жанра, Джас все испортила, своей ревностью. Как только он начинал думать об Айви, его буквально разрывало на части. А Рони, точнее Реджина смотрела сыну в след и думала: «С кем ты хочешь быть Генри Миллс? С кем хочешь провести остаток жизни? Кто ты в этом мире? Писатель неудачник, таксист? Влюбленный романтик? Ты когда-то давно хотел свою собственную историю, и заплатил за нее сполна. Я собственными руками разрушила твое счастье, и в этом так же виновата она, но я вижу, Генри, что тебя тянет к ней. Так беги Генри Миллс, беги. И не останавливайся. Я пойму, я приму это… Потому, что сама была как она когда-то. Потому, что у меня никого нет, кроме тебя. Если Айви Бэлфри твое счастье. Не останавливайся. Беги, туда, где тебя ждут, где все изменится, где ты проснешься. Впусти ее, и она в ответ впустит тебя. Я видела ее, в самом начале, я была готова помочь ей, но девочка оступилась. И может только в твоих силах растопить ее лед»

Наверно, это и есть любовь Когда дороги ведут к тебе…

Он думал о ней, он видел сны, сны были запутаны и не понятны, но в них был ее голос, ее глаза и улыбка. Генри помнил прикосновение ее пальцев к щеке, помнил ее взгляд под черным капюшоном, но не понимал, что это: реальность или вымысел. От куда, такие странные видения? Ему становилось тревожно, даже порой страшно, но стоило ей улыбнуться при встрече, все забывалось. Он должен успеть, должен сказать ей именно сегодня, сейчас, иначе он упустит шанс, упустит что-то важное. Ему казалось, что все дороги в любом из миров все равно приведут его к ней.

Не остановится стрелок бег И не вернется обратно Наверно, это и есть любовь Когда бессонницы в тишине Все переломится вдруг во мне Сейчас и так внезапно …

      Он бежал, и время словно замерло, он слышал стук собственного сердца, подсказывался на скользкой дороге, валил снег. Снег в Сиэтле.       Распахнув дверь, Генри пробежал мимо сонного швейцара у главного входа, и, не дожидаясь лифта, решил подниматься по ступенькам. Там будет полгорода, маскарад, музыка, наверняка пресса, ведь она - дочь Виктории, она известна…       Глупо, безрассудно, это самый безумный поступок в его жизни, не считая чтения книги, и веры в поцелуй истиной любви, да, он поверил в существование других миров, но мог ли он поверить в какой-то поцелуй? Быть может, Айви вернет эту веру?       Он все еще бежал, отсчитывая секунды до боя часов… Вот, та самая дверь, вламывается внутрь огромного зала с прозрачными окнами, грохочет музыка и начинают бить часы, толпа хором считает, шампанское льется рекой, он толкает какую-то парочку, и видит ее, у окна, с бокалом вина, как будто не из этого мира.       Она смотрит в окно на снег, такая красивая, в черном платье в пол. Такая задумчивая, словно скучает. Впервые без телефона в руках, не в мини и кожаной куртке. Генри зовет ее… Их взгляды встречаются. Время замирает, толпы уже не слышно, не слышно и боя часов, нет ничего кроме этих двоих. Никого, ни в Сиэтле, ни в мире…       С двенадцатым ударом он обнимает ее и целует, она чувствует, как он дрожит, как часто дышит, как бьются их сердца. Генри успел, вкладывая в этот поцелуй в новогоднюю ночь все, что мог бы сказать, все что видел, все что чувствует.       Она почему-то плачет, боится, но, не может и не хочет останавливаться, прерывать это мгновение. Перебирая пальцами его волосы. Ее желание сейчас только одно, чтобы не случилось он должен жить, все люди в мире в такие минуты загадывают желания, и по классике жанра, они должны сбываться, она же сама из мира сказок, из мира чудес, она должна знать… Но магия имеет цену, и не известно, что случится после. А пока…

Наверно, это и есть любовь Когда бессонницы в тишине Все переломится вдруг во мне Сейчас и так внезапно …

      Вспышка света, и яркие лучи, расходящиеся в разные стороны, озаряют зал, одновременно с фейерверком на площади. В голове Миллса происходит атомный взрыв, ноги подкашиваются, но он держится, он не отпускает Айви, смотрит на нее. — О нет, нет… Генри. Что же мы делаем? — Ей страшно. «Только не отпускать. Только не отпускать его. Ни за что…» Широко распахнутыми глазами она смотрит на него. — Я вспомнил. Я все вспомнил. — Он улыбается, обхватив ее лицо ладонями. — Знаешь, Зелла, я хочу жить, сейчас, как никогда, я не хочу быть с кем-то другим. Именно поэтому я и бежал к тебе, сказать, что совершенно точно и бесповоротно влюбился в тебя. Что готов простить тебе все. И мне не важно. — Я же плохая, это моя вина, все вот это, как ты можешь? — Дризелла мотает головой, зажмуривает глаза. — Я не понимаю… Как такое возможно? Но. Ты жив! Как больно, как странно, в груди словно пожар, Дризелла уже не скрывает слез, уже уткнулась ему в грудь, у окна на фоне снегопада и салюта, и тем людям в зале нет до них дела. — Значит, Поцелуй Истиной Любви существует, значит, возможно и такое… Проклятие пало, я не умер. — Генри гладит ее по волосам, улыбается. Дышит. Живет.

Наверно, это и есть мечта Когда слова твои наизусть Бесчеловечная красота С ума свела меня словно И мне глаза твои высота И я лечу в них и не боюсь И вдруг закончится тишина Вдыхай, вдыхай меня снова Больно не будет, с неба вода Мы счастливые люди Под дождем без зонта Нас не отпустит Я с тобой навсегда Навсегда…

      Их телефоны разрываются, но все эти семейные объятия и разговоры позже, все разборки и выяснение правды тоже подождут. Все монстры и злодеи ушли на второй план, маски сброшены, гости разошлись по углам. Только музыка, снегопад и волшебная ночь. Все сложное, плохое, все важное, не сейчас, потом. Завтра. Когда наступит утро, а лучше бы не наступало. В эту ночь, в новогоднюю волшебную ночь, Генри Миллс и Дризелла Тремейн, спасли друг друга. Она помогла ему вспомнить, она вернула его, он растопил ее сердце.