23 января, вечер
POV Алёна Гриневская
Я пару минут смотрела вслед Евгению Александровичу, а затем прошмыгнула в свой подъезд. На удивление, моё настроение поднялось после беседы с учителем: это вообще нормально, что я так улыбаюсь? Я нервно сглотнула и постучалась в свою квартиру. Черт, у меня же есть ключи. Я уже потянулась рукой в сумку, как дверь открылась. Словно меня ждали под дверью. На пороге грозно возвышалась светловолосая женщина, сложившаяся руки у груди: — Нет, Алёна, ты в конец обнаглела, — покачала головой мать, — уже половина седьмого! — Всего половина седьмого, — резко отрезала я, — мои сверстники и позднее приходят, — собственный голос показался мне незнакомым. Всю жизнь мне приходилось мириться с родительскими запретами, и теперь я была просто обессилена. Мое терпение и готовность подчиняться испарились бесследно, а это, разумеется, ни за что бы не устроило мою мать. Инесса привыкла контролировать каждый шаг своих детей и знала, что любое указание будет выполнено без каких-либо возмущений. Почему-то меня она держала на более коротком поводке, нежели мою сестру, и это было ещё одной причиной моего восстания против её воли, я чувствовала себя ущемлённой. — Мне не важны твои сверстники, — тут же ответила мама, загораживая мне проход, — они, в отличие от тебя, не оканчивают школу с золотой медалью, им не предстоит поступать в лучший институт экономики, им не пред… — Они, в отличие от меня, живут, — я оборвала её на полуслове и за это, пожалуй, я должна почувствовать вину. Но нет. — Ах так? — Прыснула она. — Так, — нет, я была просто возмущена, ведь это все мне ужасно осточертело.— Хватит мною потакать. Я устала от того, что делаю все, чтобы ты была довольна. Зачем мне все это? Я хочу жить своей жизнью! — Кто на тебя так плохо повлиял, Лёна? — Прошептала мать с удивлением. — Иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока домой не придёт отец. Будешь с ним так разговаривать. — Кто бы сомневался, — горько усмехнулась я, перешагивая порог квартиры и затем проходя в свою темницу. Весь вечер я действительно провела у себя в комнате, запершись на замок. Не стоило ожидать, что Инесса соизволит извиниться или хотя бы пойти на компромисс. Она даже не позвала меня на ужин. Хорошо, что я хоть кофе попила. —Алёна, — послышалось за дверью. Я поднялась с пола, подошла к двери и, открыв её, выглянула в коридор. Передо мной стояла наша домработница, которая знает меня чуть ли не с самых пеленок. Наталья Сергеевна была ещё одной женщиной, с которой я могла поговорить. Да, не так откровенно, как с сестрой или тёткой, но подробней, чем с родной матерью. Пришлось признать, что я была зла на мать за её излишнюю строгость и холодность. Раньше я завидовала. Но не сейчас. Никогда не захочу быть такой же, как мама. — Вы ничего не ели, — проговорила Наталья, — возьмите, я принесла вам бутерброд с хумусом, — она протянула тарелку с хлебом, — как Вы любите. — Тёть Наташ, спасибо, — я взяла тарелку и отставила на комод, — папа ещё не пришел? — Я молилась, чтобы он бы пришел позже. Отец, конечно, будет на стороне мамы, и они вместе меня просто уничтожат, поэтому мне нужно время подготовиться, если это вообще возможно. — Нет, — покачала головой домработница, — Ваша мать сильно разозлена, сидит на кухне и пьёт вино. — Мне бы запивать обиды. Наталья Сергеевна, спасибо ещё раз и… Послышался глухой звук хлопающей двери. — Всё, это конец, — обреченно прошептала я, выходя в коридор. Сейчас мама подскочит к отцу и всё преувеличит. Из мухи раздует слона, а виноватой сделает меня. Конечно, если я начну говорить первой, то мои шансы оказаться в выигрыше (то есть хотя бы продолжать ходить на работу в кофейню) возрастают. —…я считаю, что её нужно наказать, — договорила мать. Я появилась в дверном проеме и посмотрела на родителей: лицо матери выражало полное безразличие, а отец был словно отстранен, будто его вообще не было в помещении. — Инесса, мне сейчас не до этого, — ответил отец, проходя в кухню. Я и мама последовали за ним. — Сейчас был тяжелый телефонный разговор с Царёвым.— Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки. — У нас большой и сложный общий проект. — Но вы же были в ссоре, — тихо возмутилась я, — Царёв нарушил условия того договора на какой-то дом, и вы не… — Алёна! — Возмущённо воскликнула мать, поражаясь моей наглости, ведь я, девушка с идеальным воспитанием и манерами, не должна вклиниваться в разговор взрослых людей, особенно, когда дело касается работы. — Инесса, все нормально, — спокойно ответил отец, — да, Лёна, мы снова работаем вместе. Борис объяснился передо мной. Я взвесил всё и пришел к выводу, что наше сотрудничество будет выгодно. Вы не знаете, но наша компания сейчас переживает финансовые трудности, поэтому возобновление этих деловых отношений поможет нам. — Да? — Нахмурилась я. — А ты в курсе, что мы с Ваней расстались? Как я буду с ним общаться? — Иван Царев, дорогая моя, шикарная партия для тебя, — вновь встряла мать, — он нравится мне, твоему отцу и тебе тоже нравился. Этот союз всем пойдёт только на пользу, особенно в нынешнее время. Ты же не хочешь, чтобы у твоего отца были проблемы в бизнесе? Я сжала руки в кулаки, а моё лицо наверняка покраснело пуще любого спелого помидора, которые обычно продаются на рынке. — Не хочу, — я склонила голову, — я могу идти? — Иди, Лёна, спокойной ночи, — ответил отец, — завтра в семь часов у нас ужин с Царёвыми, будь готова. Я развернулась на пятках и понеслась в свою комнату. Подушка была вся сырая, когда я, наконец, закончила плакать. Я реально была бессильна против решений матери и отца. Мне надоело быть хорошей примерной девушкой, выполняющей любой приказ родителей. Надень то, учи то, а ужинай тем. Не родители, а диктаторы. Теперь ещё заставляют мириться с тем, кого я терпеть не могу. Завтра я буду не гордостью своих родителей, а позором.***
Я усердно работала на уроках, хотя поспать мне сегодня удалось часа четыре, если не меньше. Евгения Александровича не было в школе, и вместо литературы у нас была биология. Фи. Ненавижу этот предмет. Валентина Геннадьевна рассказывала скучно и нудно. Мне постоянно хотелось зевать, а взгляд то и дело возвращался к настенным часам. От скуки в мою голову пришла мысль написать сообщение Соколовскому. Я узнала его телефон от Маши, хотя могла спросить у кого угодно, ведь Евгений Александрович в нашей школе был знаменит. «Прогуливаем? P.S. Это Алёна Гриневская» — Быстро напечатала я, пряча телефон под партой. В груди зародилось непонятное волнение, дышать стало сложно, будто на меня водрузили мешок с чём-то очень тяжелым, ладони вспотели и мне пришлось пару раз вытереть их об джинсы. Я вздрогнула, когда почувствовала вибрацию телефона. «Тебе бы говорить о пунктуальности» — Высветилось на экране телефона. Я слабо улыбнулась, а затем испуганно вытаращилась на дисплей, перечитывая текст. «Что-то случилось?» — Да, это было единственным, что пришло мне в голову. «Если и случилось, то что?» — Провокации, Евгений Александрович? «Я бы могла помочь, если нужно» — Быстро ответила я и убрала телефон в карман джинсов. Ещё немного, и Валентина Геннадьевна запалила бы, а мне ой как не хочется проблем с учителями. Телефон вновь завибрировал. Я уже потянулась за мобильником, как грозный взгляд учительницы упал прямо на меня. Вот чёрт. — Алёна, убери телефон в рюкзачок и слушай меня, пожалуйста, — холодно проговорила женщина. — Да, Валентина Геннадьевна, — послушно кивнула, уже запрятывая телефон в карман сумки. Прочту сообщение Евгения Александровича потом. В конце концов, у него ж там не пожар. Учебный день пролетел незаметно, также, каким оказалось непрочитанное сообщение. — Без опозданий, — довольно произнесла мать, когда я перешагнула порог квартиры, — через час выходим. Иди в свою комнату, приведи себя в порядок, Наталья поможет тебе. Я послушно кивнула и прошла в свою комнату. Дверь громко захлопнулась за моей спиной. Я с интересом посмотрела на свою гардеробную: — Это будет ужасно.***
Я выглядела эффектно, признаю, но не до той же степени, чтоб вот так на меня пялиться, как это делает Наталья Сергеевна. — Алёна Матвеевна, — ласково улыбнулась Наталья. Я прикусила язык и почувствовала металлический привкус: противно знать, что родная мать никогда на тебя так не смотрела, — Вы выглядите шикарно. Мне мой внешний вид тоже понравился: черное бархатное платье на тонких бретельках, купленное во время недавних осенних каникул в Берлине, выгодно подчеркивало мою фигуру, а лакированные лодочки на большом каблуке удлиняли ноги. Особенно непривычно было видеть себя в зеркале с красной помадой на губах, ярко подведенными чёрным карандашом глазами и завитыми крупными локонами волосами. Я с удовольствием смотрела на своё отражение: я — вылитая мать, а с такой, как она, общаться никто не захочет. Осталось поколдовать над своими манерами и речью.***
— Матвей, — Борис Царёв пожал руку отцу, — Инесса, шикарно выглядишь,— поцеловал руку матери, на что та довольно улыбнулась, — Алёночка, — коснулся шершавыми губами тыльной стороны моей ладони, — ты заметно выросла с нашей последней встречи. — Алёна, — послышалось от Вани, застывшего в изумлении, — выглядишь прекрасно, — осталось разрушить эти его представления о прекрасном. — Я знаю, — ухмыльнулась я. Ваня пододвинул мне стул и сел напротив меня, не отводя взгляд. Да меня сейчас вырвет прямо на красивую белую скатерть и в эту тарелку с дорогим блюдом. Отвратительная компания. — Обсудим дела насущные или приступим к ужину? — Пролепетал Борис, бросая многозначительный взгляд на сына, который в эту секунду чуть ли не заливал все вокруг слюнями. Обоюдно решив, что сначала будет разумным отужинать, мы приступили к еде. Честно скажу — она была вкусной. Я задумалась о том, как было бы классно встать за плиту и приготовить что-нибудь самой. Так как у нас в доме есть повар, я никогда ничего особенного не готовила. Разве что яичницу втихаря, у Машки дома, когда моя мать разрешала мне задержаться якобы на консультации по обществознанию. Не успела я отложить вилку и нож, тишина за нашим столом была прервана. — Алёна, ты собираешься поступать на экономику? — Внезапный вопрос Бориса Николаевича заставил меня напрячься. — Спросите лучше у моих драгоценных родителей, — ответила я, дожевывая салат, — они знают о моих желаниях гораздо больше, чем даже я сама знаю. Мать вытаращилась на меня так, словно я матом ругнулась или того хуже — обозвала этого Бориса или его глупого сынишку. Ну, ничего, ещё все впереди. Мужчина искренне рассмеялся: — У моего Ваньки тоже отлично подвешен язык. — Да, но язык у него помело то ещё, — фыркнула я, смотря на сжавшиеся кулаки парня, — особенно, когда дело касается обещаний, Ваня умеет бросать слова на ветер. — О чём это она? — Вопросил Борис, глядя на сына — Ваня был готов взорваться от подступившего гнева: видимо ему было неприятно и противно, что какая-то девчонка влезает в его отношения с отцом и ставит в неудобное положение все стороны. Люди удивительно много думают о том, как окружающий мир отреагирует на их плохие действия. Может, зря я это затеяла? Всё, Алёна, отступать поздно: — Вы же знаете, что мы встречались некоторое время? — Я был очень огорчен, когда узнал о вашем расставании, — пожал плечами Борис Николаевич, все ещё с напряжением смотря на Ивана. Мои родители были тоже напряжены: это было заметно по осунувшемуся отцу и внезапно заострившимся чертам лица матери. Кажется, лишь одна я была хладнокровна и спокойна. Хотя зачем я вру? Мои пальцы неугомонно стучали по коленке, а в горле застревал комок вот уже в третий раз. — Я расскажу, — набираю в легкие побольше воздуха и пробую беззаботно улыбнуться, — ваш милый сын изменил мне с другой девушкой — вот причина нашего расставания. И сейчас можно просто занавес опускать, ведь моя мать уже, наверное, тянется к моему горлу, чтобы придушить. Но я все ещё дышу. С трудом, но дышу. Оглядываю Ваню: ранее сияющие добротой и большим изумлением глаза горели от гнева и ярости — странно, что он не устроил истерику прямо здесь. — Зависть — плохая вещь, Лёль, — произнес парень, взлохмачивая волосы, — я не виноват, что у нас разные взгляды на отношения. Они были свободными и… — Что, прости? — Рассмеялась я. — Между нами были свободные отношения?Вот это новость! Ты говорил... — Ты лишь красивая дура, которая надеялась и верила в собственную драгоценность. Алёна, перестань думать что ты превосходишь любую другую во всех отношениях. Это не так. Можешь сколько угодно говорить о своих странных моральных принципах, но мое терпение относительно них не могло быть безгранично. Моё сердце было разбито окончательно. Я чувствовала, как его осколки режут меня. Я ощущала, как горячая обида рвётся внутри, забивая каждый сосуд и каждую вену большим сгустком вонючей крови. — Алёна, — внезапно ласково прошептал отец, — успокойся. — Мне очень жаль, Лёлечка, что ты ждала принца на белом коне, — театрально надул губы Ваня, — мне смешно понимать, как наивно ты верила в нашу якобы любовь. Это же глупо! — Может для тебя и было глупым, но не для меня, — прошептала я, смаргивая слезы. Мой заплаканный взгляд нашел бокал красного вина. Что ж, Алёна, нельзя оставлять все так просто. Добей мнение окружающих, как и планировалось. Горький вкус алкоголя обжег горло, и по всему телу разлилось приятное тепло, — спасибо, Борис Николаевич, за этот прекраснейший ужин, спасибо и Вашему сыну, подлой скотине и барану, за разбитое сердце. Спасибо, мамочка и папочка, за все, что дали мне и за то, что отняли, — я обвела взглядом ошеломленные лица,— а теперь почему бы вам всем не пойти к черту? Январский холод окатил меня с ног до головы мурашками. Сейчас моё заплаканное лицо, с размазанной красной помадой и растекшейся тушью, обдувает морозный ветер. Руки дрожат, когда я прошу у курящего возле ресторана старика сигарету. Никотин вновь обволакивает мои легкие, но в этот раз мне приятно. Я чувствую себя легче. Действительно легче, когда тебя что-то убивает. Ирония судьбы? Зря говорят — что не убивает нас, делает нас сильнее. Есть нюанс: то, что убивает нас потихоньку — делает нас ещё сильнее. И потому, когда я достаю мобильный телефон, я вспоминаю о том, что забыла днём. «Приезжай ко мне» — Этот текст как глоток воздуха. Люди провожают меня непонимающими или даже испуганными взглядами, когда я срываюсь с места, повторяя про себя адрес. Бегу туда, где меня ждут. К тому, кто хотя бы немного понимает. Да, вы скажете, что это от отчаяния, но я покачаю головой, потому что знаю: он единственный, кто сможет помочь. И как бы смешно это не звучало — это так. Воздух в его подъезде совсем не кажется пыльным и тухлым, наоборот — он свеж и чист. Я слышу стук своего сердца, когда нажимаю на звонок. Секунда. Две. Три. — Алёна? — Учитель смотрит на меня изумленными и словно обеспокоенными глазами. — Что случилось? — Ничего, — шепчу и прижимаюсь к нему всем телом. Так тепло и приятно. Из головы сразу уходят все мысли. Я лишь слышу свое сердце, которое вот-вот остановится из-за того, что Евгений Александрович прижимает меня к себе сам. Крепче. Ещё крепче. Мне приятно слышать его спокойное дыхание и ощущать тепло его тела. Это необыкновенное чувство, поверьте.