В тихом омуте...ну вы сами знаете

Я думала, что не засну в эту ночь. Но как только я упала на кровать, то меня сразу же охватила легкая дремота. Я была перенесена в тринадцатое января, когда наглый незнакомец ворвался в мою жизнь и перевернул её вверх дном. Мне снилось, что я лежу в просторной комнате, что ночь непроглядно темна и моё сердце угнетено странным страхом. Те самые приятные солнечные лучи солнца, которые когда-то будили меня по утрам, казалось, опять скользят к моим закрытым глазам и, дрожа, останавливаются на середине белого потолка. Почему-то все произошедшее сегодня вечером будто было с кем-то другим, но только не со мной. Я поднялась с кровати в семь утра. Ещё царил мрак; ближе к весне ночи становятся короче, светать начинает вскоре после полуночи. "Я должна выглядеть хорошо и быть готовой к сегодняшнему дню", — подумала я. Я знала, что сегодня в школе не будут проходить первые уроки, вместо этого мы готовим школу к двадцать третьему февраля: нужно украсить актовый зал, собрать деньги с женской половины класса, купить подарки в магазине и затем собрать их. Отыскивая в ящике с бельем чёрные капроновые колготки, я наткнулась на маленькую книгу в обложке. "Сила настоящего" — так называлась книга, которую подарил мне Женя ещё в начале февраля. Он сказал, что произведение стоит моего внимания и оказался прав. Ящик закрылся с характерным хлопком, а я, облизнув пересохшие губы, быстро схватила брюки с нижней полки шкафа. — Куда это ты так рано? — Осведомилась мама как только я вышла из своей спальни. Наступила пауза. Сжав в руках лямки кожаного рюкзака, я просто смотрела куда-то мимо неё. Вытерпеть её взгляд не смогу, сейчас точно. — Алёна, что ты молчишь? — Будто бы обеспокоенно спросила Инесса, вглядываясь в мое лицо. Снова продолжительная пауза. Холодная женская рука коснулась моего лба, а затем щёк. — Ты давно ела? — Мне пора в школу, — быстро ответила я, отстраняясь от женщины. На улице уже светало. Скользнув взглядом по подъехавшему трамваю, я ускорила шаг и быстро преодолела остановку. Пеший путь до школы займет не больше получаса. Как раз то, что мне нужно. Но ни одной мысли не следовало допускать ни о прошлом, ни о будущем. Прошлое являлось страницей смертельного одиночества и ужаснейшей боли, а будущее пусто как мир после потопа. Того, после которого не осталось на Земле ничего из живого, по библейскому преданию. Я шла вдоль высоких многоквартирных домов, закрытых продуктовых магазинов и только открывающихся пекарен. Вероятно, это было чудесное утро понедельника; ранние солнечные лучи хоть и не были яркими или теплыми, но производили некий убаюкивающий эффект. Захотелось улыбнуться, но мои губы были будто сшиты друг с другом. Я не смотрела ни на солнце, ни на сияющее небо, ни на пробуждающийся город. Я представляла себе как просыпается Женя, как варит кофе себе и Анне Петровне, оставшейся у него хоть и не по его желанию, но по обстоятельствам. Как он моется в душе и она со злостью на перекрашенном лице думает, а что будет, если зайти к нему в душ и обнять его под струей тёплой воды? Как я мечтаю сейчас о том, чтобы вернуться к нему. Я была уверена, что он её не любит, но сей факт никоим образом не может затмить непредвиденную беременность учительницы. Проклинаю себя за то, что снова прокручиваю в голове счастливые воспоминания, и пусть я буду себе ненавистна. Плевать. Сейчас главное не показывать, что я страдаю. Это причинит ему боль. И радость ей. «Дорогой читатель, желаю тебе никогда не испытывать того, что испытывала я тогда. Пусть твои глаза никогда не прольют таких бурных, горячих, мучительных слез, какие хлынули из моих глаз».

***

В половину второго, выходя из актового зала, который теперь был красиво украшен к близившемуся празднику, я столкнулась буквально лицом к лицу с Анной Петровной — она прошла мимо меня с высоко поднятой головой, намеренно игнорируя — а затем быстро прошла в кабинет директора. Поборов внезапный приступ паники, я разомкнула сжатые кулаки и ускорилась: каждый шаг, приближающий меня к классу литературы выбивал из моей грудной клетки воздух. Я сглатывала солёную слюну, облизывала вновь и вновь пересыхающие губы, придерживаясь рукой за стену. На пальцах осталась белая пыль от штукатурки и я, намереваясь вытереть вспотевшие руки о брюки, оставила белый след на чёрной ткани. — Алёна? — Послышалось рядом. — С тобой все нормально? Я подняла затуманенный взгляд на подошедшего человека и инстинктивно облегчено выдохнула, расцепив пальцы на лямке рюкзака. Маша удивленно хлопала своими густыми ресницами, прикусывая губу. — Я не хочу идти на литературу, пропустим вместе? — Неужели сама Гриневская предлагает прогулять? — Усмехнулась Некрасова, заправляя прядь рыжих волос за ухо. — Ты что, поссорилась с Евгением Александровичем? — Расскажу тебе все, когда уйдем, хорошо? — Торопливо пробормотала я, хватая подругу за локоть. Сердце громко громыхало в груди, отдаваясь тупой болью в грудной клетке. Где-то посередине горла встал неприятный комок, который мешал дышать. — Постой, — резко отстранилась девушка, смотря куда-то мимо меня, — нас уже заметили. Я обернулась, уже зная, кого увижу. Холодный взгляд голубых глаз исследовал мое лицо, будто надеясь прочесть мысли. Порой мне казалось, что Женя читает меня как открытую книгу. Ему было так просто угадать мои мысли, словно они были написаны на моем лбу яркими черными чернилами. Возможно, мне просто казалось, потому что он был единственным, кто знает меня. Был. Я почувствовала жжение в глазах от подступивших горячих слез. Способность дышать я потеряла ещё пару секунд назад, когда увидела его дрожащие губы и оголенную шею, а сейчас, он движется ко мне и я теряю рассудок. Точно это знаю. Его сладкий аромат ударил в ноздри, и я тут же зарделась. Соколовский приближался и с каждой секундой я все лучше слышала его голос в своей голове и чувствовала горячие прикосновения его шершавых пальцев на своем животе и груди. Безумие, скажите вы. И будете правы. — Алёна, — шикнула подруга, хватая меня за предплечье, — возьми себя в руки. — Да пошло все, — крепче сжимаю в руке рюкзак, разворачиваюсь и выбегаю из рекреации. Сопровождаемая удивленными взглядами одноклассников и учителей, я уже не сдерживала слезы. Мне было абсолютно безразлично все, что могут подумать эти люди. Мне надоело танцевать под дудку незнакомцев. Все произошедшее казалось мне сном, потому что полученное впервые за долгое время счастье просто не могло взять и испариться за один только вечер. Утренняя установка провалилась с треском, и мои слезы тому подтверждение. Я должна была притворяться, но когда он рядом, я не могу этого делать.

***

Ноги сами привели меня к тетушкиной кофейне. Дурманящий ранее аромат только что сваренного кофе будто бы потерялся среди какофонии других запахов — вкусной выпечки, цветов на подоконнике и разнообразных духов посетителей. Сегодня, к удивлению, многолюдно. Взгляд метнулся к продавцу-кассиру и на его губах тут же расцвела доброжелательная улыбка. Парень, видимо заметив мой расстроенный вид и заплаканные глаза, тут же что-то сказал другому сотруднику кофейни и быстро оказался около меня: — Что случилось? Пожав плечами, я вытерла рукавом новые слезы и прильнула к его груди. Его рабочая рубашка пахла свежим хлебом, дрожжами и кофейными зернами — именно тем, чем он должен пахнуть. Через десять минут я сидела на мягком оранжевом диване в уголке заведения и пила горячий чай с мятой, разглядывая происходящее за окном. В отражении я видела легкую тень озадаченного лица Паши. Знаю, он хочет узнать, что случилось, но не уверена, что смогу хотя бы начать. Взять хотя бы сегодняшнюю истерику в школе. А ведь Женя только посмотрел на меня. — Алён, — теплая ладонь легла на мою руку, — пожалуйста, расскажи мне. — Я рассталась с парнем, — грустно улыбнулась я. Странно нахмурившись, Павел провел пятерней по золотым в солнечных лучах волосам, а затем поддерживающе сжал мои тонкие пальцы в своей большой ладони: — Что случилось? Я торопливо отвела взгляд, обняла в руках тёплую чашку с вкусным чаем и сделала пару глотков.Жидкость обожгла горло и ко мне будто бы вернулись все слова, которые я знала и хотела бы сказать. — Мы начали встречаться месяц назад — это был самый прекрасный месяц в моей жизни. Эти отношения начались резко и внезапно. Закончились ровно также, получается, — горько усмехнулась я, — к нему пришла девушка и заявила, что беременна от него. Я сбежала, ничего не сказав. Да и что бы я сказала? Думаю, что вообще не имею права голоса. Теперь у него есть семья и, может быть, он её полюбит. — Ты уверена, что он не обманывал тебя? — Аккуратно спросил парень. — То есть, он мог бы встречаться и с тобой и с ней одновременно, как-то же она забеременела от него. Эти слова больно ударили меня и я вмиг задрожала. Обняв себя руками, я собралась с силами: — Он переспал с ней ещё до отношений со мной, вероятно. Он не стал бы изменять мне. Сощурившись, парень кивнул. — Он просто не мог, — прошептала я, сжимая в кулаке оливковый вязаный свитер. Осознание слов Паши буквально вывело меня из забытья и я поняла, что должна сделать. Этот вопрос будет мучить меня всю жизнь, если я не узнаю. Сейчас же гнев пронзил мое сердце огненной стрелой, а в висках неприятно запульсировало. — Я должна узнать. — Что? — Удивленно вскинул бровь парень. — Хочешь поговорить с ним? Прямо сейчас? Я думала пару секунд, а затем уверенно кивнула, схватила с вешалки пуховик и выбежала из кофейни. Холодный ветер коснулся моих раскрасневшихся щек и лизнул искусанные губы — он говорил, что я делаю все правильно.

***

Воздух в его подъезде затхлый, влажный и пыльный, что кажется удивительным — ещё вчера я этого не замечала. Слышу быстрое биение собственного сердца в ушах, когда нажимаю на звонок и только сейчас с ужасом понимаю, что дверь мне может открыть Анна Петровна. Хотя маловероятно, что она так сразу переехала к нему. Секунда. Две. Три. Неужели его нет дома? Нет, такого быть просто не может. Третий час, уроки уже закончились. Обычно именно в это время он приходит домой, усаживается на кожаный диван в гостиной и отдыхает. —Алёна? — Мое имя слетает с его губ с каким-то облегчением. Напряжённо осунувшись, я шепчу: — Нам нужно поговорить. — Проходи, — он отходит на пару шагов назад в свою квартиру и впускает меня. Чувствую себя чужачкой, вторгнувшейся в личное пространство семьи Соколовских — думаю, имею право так предполагать. Интересно, они поженятся? Знакомый родной запах его туалетной воды освежает меня и выдергивает из мыслей, отрезвляет. — Я могу заварить тебе чай, если хочешь? — Нет, не стоит, — качаю головой, осматриваясь. Взгляд касается его чуть раскрытых губ, а затем скользит к голубым глазам. Именно к ним я питаю слабость — именно они могут убить меня. — Когда ты с ней переспал? — Ты предполагаешь, что я изменил тебе, — облизнул губы он, понимающе кивнув. — Это так? Мучительная тишина. — Да. Это было пару недель назад, в конце января. Дышать стало легче: ком, который встал в горле прошлым вечером был проглочен и беспощадно раскромсан. Но стало ли от этого легче сердцу? Совсем нет. Я лишь почувствовала больной укол. Выходит, гнев оказался не беспричинным и теперь я могу ненавидеть его. Так будет легче, разве нет? — Ты будто бы хотела это услышать, — шепчет он. — Я просто хочу ненавидеть тебя больше, чем любить. — Горькая слеза отчаянно скользит из уголка моего глаза по щеке, надеясь скатиться с подбородка, но я вовремя стираю её пальцами. — Пусть лучше так, — шепчет он, вмиг обнимая меня за плечи. Вдыхая запах его кожи, белой рубашки и апельсинового геля для душа, по моему телу проносится знакомая дрожь и перед глазами появляется четкая картинка нашего первого раза. Ребра нещадно ноют под напором неугомонного сердца. Его пальцы зарываются в мои волосы, гладят лопатки, а дыхание обжигает кончики ушей. — Не надо, — с трудом отталкиваю его и мигом отскакиваю к входной двери. — Все равно наши отношения были обречены с самого начала. Констатация этого факта была правильной, но как будто бы ударила по нам обоим. Это был удар ножом в спину, убивший наши отношения. Эта ложь оказалась именно той, которую мы оба приняли за чистую монету и утонули в тихом омуте. В тихом омуте, ну вы сами знаете...