***
Под конец учебного дня у меня сильно разболелась голова. Я чувствовала, что нахожусь в месте, которое только лишь забирает у меня силы, в окружении людей, вытягивающих энергию. Несмотря на то, что последние месяцы я все время чувствовала давление, сегодняшний день довел мое состояние до предела. Когда я вышла из школы после тяжелого рабочего дня, из легких вырвался облегченный выдох. Будто бы камень, лежавший на моей груди, был с меня снят. Быстро соскочив по ступенькам, я поспешила как можно скорее удалиться от школы на самое дальнее расстояние. Тёплый осенний ветер раздувал мои волосы, отчего уже через пару минут я почувствовала себя неаккуратной растрепой, яркое солнце светило в глаза и приятно согревало кожу, покрывшуюся от напряжения легкой гусиной корочкой, в воздухе витал аромат горячего асфальта и женских духов с ароматом апельсина. — Алёна! — Воскликнул мужской голос позади. Я лишь закатила глаза, продолжая идти. — Алёна, ну, остановитесь же, — схватил мой локоть запыхавшийся Царев, — почему ты от меня бежишь? — Я бегу не от тебя, — недовольно фыркнула, выдергивая из его ладони свою руку. Взгляд невольно скользнул к покрасневшим от бега щекам Вани, а затем опустился к пухлым губам. Почему-то на языке появился неприятный железный вкус. Я нахмурилась, переводя внимание на шатающиеся деревья. — Что тебе надо? — Я скучал по тебе, — честно ответил парень, вновь хватая меня за руку и разворачивая к себе лицом, — то есть, ты исчезла из моей жизни на долгие месяцы, и все это время я думал лишь о тебе. Понимаешь, тогда в ресторане, да и после него, я сильно тебя обидел и… — Царев, — перебила его я, одергивая руку, — одним вечером я получила сообщение от Прокофьевой, там была фотография вашего поцелуя, а за.. — Лёль! — Возразил Ваня, растерянно рассматривая мое лицо, — между нами ничего нет. — Господи, да мне абсолютно плевать, — устало вскликнула я, роняя свое лицо на правую ладонь. Во мне начал закипать гнев, потому что, как я думала, история с Ваней уже давным-давно закончилась и мои напрасные переживания остались позади. Почему мое прошлое все никак не может оставить меня в покое? — Хватит ко мне лезть, Вань. Еще в прошлом учебном году я простила тебя и сказала, что между нами никогда больше ничего не будет. Серьезно, перестань унижаться. Я тебя забыла и не люблю больше, неужели непонятно? В последний раз окинув парня напряженным взглядом, я развернулась в противоположную сторону и быстро зашагала в сторону так называемого дома. Эпизод с Царевым преследовал меня весь оставшийся путь, но по прибытию домой, вылетел из головы, потому что его место заняли беседы с бабушкой: она очень сильно переживала из-за смерти дедушки. Больше всего на свете мне хотелось разделить с ней боль и горе, но для затвердевшего сердца это было невозможной миссией.***
«Давай встретимся сегодня в шесть часов на нашем месте? Это от Маши, если что» — на экране появилось сообщение от неизвестного номера. Проведя большим пальцем по черным буквам, я облизнула пересохшие губы и подумала: «А стоит ли? Нужно ли впускать Машу в свою жизнь? Возможно, она будет осуждать, критиковать, жалеть, жаловаться, готова ли я к этому?». 16:54 — отображается на цифровом будильнике. Есть целый час до встречи, и я могу чем-то заняться. Мазнув взглядом по стеллажу книг, расположившемуся в углу, я задумалась о том, чтобы почитать, но затем решила пойти погулять по любимому Невскому проспекту. Вглядываться в строки произведений совершенно не хочется — прежняя Алёна бы горько усмехнулась, потому что книги всегда были огромной частью её жизни. Впрочем, это неважно, потому что я никогда не смогу вернуться назад. — Мне пришлось уехать, поверь, я не хотела бросать тебя и Петербург. — Так я отвечала практически на каждый вопрос, который задавала мне Некрасова. Я заметила, что подруга немного похудела и теперь черты её лица заострились, приобретя какую-то женственность, в то время как взгляд и слова остались теми же — полными чувств и искренности — именно эти качества я ценила в подруге больше всего, потому как сама была замкнутой в эмоциональном плане. Мои родители всегда говорили, что такой девушке, как я, нельзя бурно жестикулировать руками и открыто выражать свои чувства, потому что в большом обществе, в коем прежде и вертелась моя семья, это могло бы вызвать осуждение. И я повиновалась, опуская тот факт, что я была очень романтичной, страстной, горячей натурой. Знакомство с Евгением Александровичем разрушило стену, построенную родителями, и я поняла, каково это — чувствовать. Теперь же на моем лице снова появилась маска безразличия, хоть я искренне хотела улыбаться, плакать, восхищаться. Как это было прежде. — Алёна, вернись ко мне, — послышалось от сидящей напротив подруги. — Что? — Ты витаешь в облаках или тебе абсолютно плевать на меня? — Гневно раздула ноздри девушка, взглядом выжигая дыру на моем лице. Я почувствовала себя неуютно и съежилась, обняв себя руками. Мысль о том, чтобы просто встать и уйти не покидала меня. Но я не могла позволить показать свою слабость, даже перед старой подругой. — Мне на тебя не плевать, просто мне трудно сдерживать чувства. За то время, пока я была в Нью-Йорке, я сильно изменилась. Сейчас я просто не знаю, что делать. — Честно поделилась я, хмуря брови. Головная боль продолжала мучить меня даже несмотря на выпитую два часа назад таблетку. — Верни мне прежнюю Алёну, которую я любила и которая любила меня. Та девушка вдохновляла каждого прохожего своими блестящими глазами, а сейчас ты вызываешь лишь грусть и какое-то напряжение. Пожалуйста, прекрати играть спектакли, покажи свое лицо без маски, которую нацепила за эти месяцы. Все это иллюзия и ненадолго, понимаешь? Когда ты снова откроешь свое сердце для чувств, близких уже не будет рядом. — Их уже нет. — С меня хватит на сегодня, Алёна, доброй ночи, — Некрасова вновь мазнула расстроенным взглядом по моему лицу и, поднявшись со скамейки, поспешила покинуть меня. Протерев защипавшие от горячих слез глаза, я подняла взгляд к голубому небу и подумала о том, как было бы прекрасно хотя бы на секунду оказаться на пушистых облаках, позабыв обо всем на свете.***
Я медленно шла по набережной, наблюдая за волнующейся Невой. Легкие наполнялись свежим воздухом и почему-то меня совершенно не волновали воспоминания о том, что год назад я прогуливалась ровно по этому же месту с Ваней за руку, любуясь тем, как солнечные лучи ласково касаются его лица. Мой безучастный взгляд бродил по красивым архитектурным сооружениям, в то время как в груди зарождалось какое-то теплое и светлое чувство. Оно было знакомо мне по прошлой жизни — вдохновение и воодушевление. Но этим чувствам было суждено кануть в небытие, потому что прямо передо мной быстрым шагом пронеслась знакомая черноволосая девушка. — Анна Петровна? — Вопрос невольно слетел с моих губ. Мне совершенно не хотелось иметь дела с той девушкой, которая была одной из первых причин моего разбитого сердца, но по неизвестной причине, я повторила её имя громче. — Анна Петровна, подождите! — И я побежала за ней. — Что тебе? — Грубо осведомилась девушка. Она была удивлена не меньше моего, хоть и искусно прятала эту эмоцию. Прикусив щеку во рту, я продолжала смотреть на Симонову, не понимая своего замешательства: что-то в ней не так. — Вы разве не должны быть беременны? — Внезапно дошло до меня. В последний раз мы встречались около полугода назад, а значит, живот точно должен быть заметен. Но короткое обтягивающие платье лишь подчеркивало её отточенную фигурку. На губах девушки появилась тень раздосадованной улыбки: — Женя тебе не рассказал? Проглотив комок, вставший поперек горла, я мотнула головой. Неужели она сделала аборт? Или произошел несчастный случай? Поток вопросов был немедленно прерван кратким ответом. — Я соврала о беременности, — небрежно бросает девушка, откидывая за спину хвостик лоснящихся волос. Эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба для меня, потому что я никак не ожидала, что тогда она могла солгать о таком! — Но зачем? — Воскликнула я, хватая разворачивающуюся Анну Петровну за запястье. По неизвестной для меня причине, сжимать её руку в своей было очень приятно, будто с каждой секундой туман передо мной рассеивался. — Ты глупая маленькая девчонка, пока ещё ничего не понимаешь, — презрительно фыркнула девушка, качая головой, — я не могла добиться его другим способом. — Но нельзя вот так просто рушить чужие жизни, Вы понимаете? — Мое сердце разрывалось от обиды. — Вы не одна его любили. — На глазах накатывались горячие слезы, потому что я отказывалась верить в то, что существуют такие злые и бесчестные люди, готовые по головам пойти, чтобы обрести свое «долго и счастливо». Я не успела запомнить того момента, как Анна Петровна ушла от меня, но здорово помню разрывавшуюся от жуткой боли голову и совершенно сухие щеки. Вопреки всем сегодняшним эмоциональным нагрузкам, я выдержала день, не проронив ни единой слезинки. Это могло бы меня обрадовать и ободрить неделю назад, когда я была в Нью-Йорке, но не сейчас. Почему-то слова Маши назойливо скреблись по стенкам моей души, напоминая о том, что Алёна Гриневская, существующая на данный момент, это лишь жалкая подделка старой Алёны. Фальшивка, которая вызывает лишь разочарование. Перед сном в моей голове промелькнула мысль: «Что же теперь с Евгением Александровичем?». Но я тут же отбросила всякие размышления, потому что знала — мне не хватит сил простить измену. Тогда я ещё даже не догадывалась, что уже простила.