POV Алёна Гриневская
6 октября
Передо мной резко распахиваются двери электрички, выпуская десятки людей. В лицо ударяет навязчивый и неприятный аромат женского парфюма. Я морщусь, прикусывая нижнюю губу, быстро прохожу в вагон и прислоняюсь к противоположной двери спиной: ехать всего одну станцию. Не могу перестать думать о Соколовском. Уже месяц меня терзает чувство, будто я застряла на самой верхушке колеса обозрения — мне безумно страшно посмотреть вниз, поэтому я предпочитаю зарыться в самый дальний угол кабинки. Машинист объявляет остановку, напоминая не забывать вещи в вагоне. Я шустро протискиваюсь через толпу людей и через пару минут оказываюсь на железнодорожном вокзале. Мне всегда нравилось путешествовать именно на поезде, но сейчас, увидев паровоз и длинную очередь вагонов, в животе потяжелело, а на языке появился металлический вкус. — Одиннадцатый вагон, — шептала я себе под нос, крепче сжимая петли рюкзака пальцами. Факт того, что ближайшие три дня мне придётся провести с группой надоедливых одноклассников напрягал меня. Но ещё больше напрягало то, что нужно будет контактировать с Евгением Александровичем. — Одиннадцатый, вот он. — Вновь пробубнила я, набирая воздух в лёгкие. — О! Алёна, наконец-то! — Громко воскликнула Маша, как только увидела меня, и активно замахала рукой. — Я уж испугалась, что ты забыла или вообще не захотела ехать. Я хотела сказать, что действительно не хочу ехать, но почувствовала на своём лице холодный взгляд ледяных глаз и быстро обняла подругу, чтобы хоть как-то спрятать покрасневшие щеки. Безумно раздражает, что мое тело реагирует на Соколовского без моего на то желания. Я невольно начинаю вспоминать теплоту его шеи, аккуратный пупок и накаченный пресс, на котором я выводила пальцами незамысловатые узоры каждый вечер, когда задерживалась у него. — Привет. — Шепчу ей в ухо. — Девушка, Вы в одиннадцатый вагон? — Недовольно спрашивает проводница: это была женщина лет сорока пяти с объемной прической, подведёнными ярко-синим карандашом глазами и разрумяненными щечками. Мне подумалось, что эта дама явилась на перрон прямиком из цирка. — Именно. — Я кивнула. — Вот, возьмите документы. Женщина убрала за ухо выбившуюся из пучка прядь каштановых волос и усталым взглядом уткнулась в мой паспорт: — Тринадцатое место, проходите. — Гриневская, поторапливайся, все уже заждались. — Послышался мужской голос, от которого у меня всегда пробегали мурашки, и этот раз не исключение. Меня будто бы пробил озноб. — Лучше никогда ничего ни от кого не ждать, иначе Вас непременно ждёт разочарование. — Цокнула языком я, задевая плечом мужчину. Разумеется, я не стала извиняться перед ним за это.***
Первые пару часов поездки показались мне мучительно долгими, скучными и чертовски душными. В октябре в поездах уже начинают включать отопление, хотя на улице температура около десяти градусов тепла, и потому духота стояла ужасная. Несмотря на открытые окна, практически выпитую двухлитровую бутылку воды и влажные салфетки под рукой, я была еле жива. К этим неудачным обстоятельствам прибавлялось то, что Маша захотела поменяться с Евгением Александровичем местами, мол, на его нижней койке в конце вагона ей лучше дышится, а мужчина же должен уступить девушке. Не знаю, хотел он или нет, но все-таки уступил и приземлился прямо на нижней кровати подо мной. Неприятное накрахмаленное постельное белье будто бы обжигало кожу, от него пахло чём-то затхлым, да и к тому же оно было сырым от моего пота. В одно мгновение я подумала, что готова душу продать за несколько минут под струями холодного душа и кувшин ледяной воды, но затем вернулась в реальность. За то время, пока мы едем, Евгений Александрович не сказал мне ни слова, и из-за этого я переживала ещё больше, вследствие чего по лбу начали стекать капли горячего пота, а ладони увлажняться все сильнее. Я не вытерпела. Мне нужно было срочно в туалет, чтобы смыть с себя всю эту соленую жидкость и грязь. Когда я спустилась с верхней полки, Евгений Александрович уже лежал в белой майке и спортивных серых штанах, читая очередную книгу. Я мазнула по его идеальному лицу, подумав о том, что каждая проходящая мимо него девчонка наверняка вспыхнет от одного лишь его взгляда, а затем быстрым шагом пошла в уборную. Холодная вода действительно отрезвила. Теперь одна лишь мысль о возвращении в душный вагон и на ту гребанную койку с грязным постельным бельём казалась мне кошмаром. Я чувствовала, как усиленно бьется мое сердце. Перед глазами стояла обложка той книги, которую Соколовский читал, но я никак не могла вспомнить её название или хотя бы автора. Я больно прикусила губу, вновь набирая в ладони холодную воду. Вернувшись через десять минут, ничего не изменилось: учитель все так же читал, будто бы ему было совершенно плевать на чуть ли не тридцатиградусную жару в поезде. Я тяжело вздохнула, опираясь руками о полку и поняла, что не могу больше находиться в этой плотной футболке. Стянув с себя её и оставшись лишь в одном спортивном топе, я реально почувствовала себя лучше и свободнее. Я взглянула на Евгения Александровича, желая увидеть его глаза, но все его внимание было сконцентрировано на тексте. «Оно и лучше». Я крепко держалась за поручень когда забиралась на верхнюю полку, но этого не хватило, чтобы удержаться в равновесии при резком торможении поезда. Из легких в одно мгновение выбился весь кислород, но я даже не смогла испуганно крикнуть. Зажмурившись, ожидала удара, но его не последовало. — Поймал, — прошептал Женя над моим ухом. Его холодные крепкие руки обвили мою талию, мягкие подушечки пальцев будто бы пустили ток по всему моему телу, и я вздрогнула. Соколовский тяжело дышал мне в ухо, словно за три секунды до моего падения пробежал кросс. Мне стало холодно, как если бы мне наконец-то позволили залезть в душ. — Отпусти, пожалуйста, — тихо говорю, невольно крепче сжимая пальцами его плечо. Я чувствовала пальцами его холодную мягкую кожу. Мне мгновенно вспомнилось, как прошлой зимой я с силой сжимала эти самые плечи, и на глазах выступили слезы. Он смотрел прямо на меня, словно пытаясь разглядеть что-то, и все так же крепко прижимал меня к себе. — Женя, ну же, отпусти. Он поставил меня на пол, отвёл взгляд и быстро вновь оказался на своей кровати. Я обняла себя руками, пытаясь унять дрожь, а затем просто ушла в конец вагона к Маше. Я не могу видеть Соколовского.***
Мы прибыли в Москву в одиннадцать вечера. Было настолько темно и туманно, что люди, шедшие впереди, пропадали из виду практически сразу, как только удалялись от нас на десять-двадцать метров. Но меня абсолютно не волновала ни темнота, ни туман. Я была слишком поглощена воспоминаниями: в последний раз я была на этом перроне в свой последний день с дедушкой. Его баритонный голос зазвучал у меня в голове, словно проигрываемый на виниловой пластинке, а затем я услышала свой голос, обещающий вернуться. Никогда не говорите, что вернётесь, потому что это нельзя гарантировать, а если нельзя гарантировать — то это ложь. Мои щёки стали сырыми, а нос покраснел, я видела это в окнах поезда. — Лёль, — Машин звонкий голосок был маяком среди этой тьмы, я вновь нашла группу глазами и поспешила их догнать. — Все нормально? — Разумеется. — А во сколько у нас мероприятие, Евгений Александрович? — Заинтересованно спросил шедший рядом с учителем Пархоменко — парень с прилизанными каштановыми волосами, скользким взглядом серых глаз и большим носом. Соколовский шёл впереди всей группы: по его сутулой спине было видно, что он устал, тёмные волосы в приглушённом желтом свете фонарей казались мне рыжеватыми, чуть ли не бронзовыми. — В двенадцать дня, Порхоменко, а до того момента мы все будем отдыхать в отеле. Никаких ночных приключений, ребята. — Строго ответил учитель, даже не поворачивая головы к смеющемуся Пархоменко и его дружкам — Иванову Петру и Норченко Дане. — С чего Вы вообще взяли, что будут какие-то приключения? — Театрально фыркнул Порхоменко, проводя пальцами по волосам, а затем вновь вернул своё внимание приятелям. — Это не имеет значения, потому что поездка сугубо учебная, и я несу ответственность за ваши жизни. Никто не отделяется от группы. Мы приехали за наградой и только. — Отчеканил Соколовский, напрягаясь. Я подумала, что было бы хорошо прочесть его мысли и узнать — По тону, которым он разговаривал с Порхоменко, по его твёрдым и уверенным действиям и по серьёзному взгляду можно было понять, что сама поездка не приносит ему ничего, кроме головной боли. В час ночи в холле гостиной Евгений Александрович пожелал всем спокойной ночи и ушёл в свой номер, но через полчаса вся группа собралась в комнате Пархоменко. — Слушай, какого черта мы там забыли? — Недовольно ворчу я, вырывая своё предплечье из крепкой хватки подруги. — Нам же было сказано — поездка сугубо учебная. Некрасова раскраснелась из-за нахлынувшего возбуждения и предвкушения приключений. В её изумрудных глазах загорался авантюристский огонёк: — А я думала, что ты уже не та серьёзная Алёна, которая беспрекословно подчиняется всем. Я нахмурилась, сглотнула сладкую слюну, и быстро пошагала по направлению к нужной двери. Позади послышалось довольное хмыкание подруги. По истечении пятнадцати минут ребята выбрали клуб, заказали такси и разбежались по комнатам, чтобы привести себя в порядок. Я не думала с собой что-то делать. Мне вообще не хотелось куда-то ехать, с кем-то разговаривать и тем более слушать громкую музыку в незнакомом клубе. Это было худшей авантюрой из всех, на которые я когда либо соглашалась, но внезапно желание всегда оставаться одной пропало, и ничего не оставалось делать, кроме как идти в ночной клуб с одноклассниками. — Ты собираешься идти в джинсах? — Прервала мои размышления подруга, поправляя чёрную кожаную юбку. Я кивнула. Некрасова развернулась ко мне лицом, покачала головой и быстро устремилась к небольшому платяному шкафу. Через несколько секунд она выудила оттуда чёрное платье, все усыпанное пайетками. — Ты взяла с собой на награждение это? — Насмешливо фыркнула я. — Нет, конечно. Поход в клуб был спланирован Пархоменко ещё в Питере, — в ответ рассмеялась подруга, кидая на односпальную кровать красивую одежду. — Ало, гараж, одевайся давай. Света ждёт у себя. Я сомнительно прищурилась, пытаясь прислушаться ко внутреннему голосу, нашёптывающему мне никуда не идти. Рука машинально потянулась к отцовской цепочке на шее, которую он подарил сразу после переезда в Нью-Йорк. Набрав в легкие побольше воздуха, я схватила платье и прошмыгнула в ванную комнату.***
Когда первая порция мартини разлилась жаром по моему телу, я с удовольствием танцевала в толпе пьяной и веселой молодежи. В моей памяти клуб вспоминался как место с распиханным в каждом углу неоновыми софитами, громкой музыкой и безудержным хохотом людей, но этот клуб был другим — в темно-красном освещении я видела практически все, что мне и нравилось. Я танцевала одна, ни к кому не прижимаясь, когда как Машка и Света Шилова — ещё одна моя одноклассница — давным-давно забылись в объятиях незнакомых парней. Мне было противно смотреть на них, но очередная порция алкоголя избавила меня от этого чувства. — Я хочу познакомиться с тобой. — Прямо над ухом послышался громкий мужской голос. В следующую секунду передо мной появился молодой парень с по видимому очень светлыми волосами, потому как в свете ламп они казались ярко-красными. Узкие, но глубоко посаженные глаза были обрамлены редкими ресницами и густыми бровями. Темные губы были изогнуты в довольной улыбке. — Я не знакомлюсь. — Выкрикиваю ему в лицо, разворачиваюсь на носках и медленным шагом направляюсь к барной стойке. Взгляд бегает с бутылки на бутылки, пока руки вытаскивают купюры из маленьких карманов платья. — Воды, пожалуйста. — Эй, крошка, — на мою талию приземлилась тяжёлая мужская рука, а шершавые подушечки пальцев другой руки шустро коснулись моего предплечья. — Хочешь, закажу тебе что-нибудь. Бармен, виски с колой девушке, я плачу. Я заправила волнистую прядь волос за ухо, напряжённо сжимаясь. Мне просто необходимо было стать ещё меньше, чем я есть. — Меня зовут Максим, а тебя? — Его голос хрипит. Или мне так кажется из-за громыхающей ритмичной музыки. — Ну же, не молчи. — Мой взгляд находит родинку на его обнаженной шее и по всему телу невольно проносится табун мурашек. — Я же сказала, что не знакомлюсь. — Решительно сказала я, не поднимая глаза на его лицо. Где-то внутри меня закрался страх, но он очень твёрдо блокировался алкоголем. Я почувствовала нехватку кислорода. В голову пришла идея, как можно отвязаться от этого незнакомца. — А вообще, сейчас придёт мой парень, с ним и познакомишься. С его губ слетел громкий пошлый смешок: — Ты не умеешь врать, милая. Да хватит тебе ломаться, обещаю, что тебе понравится. Я поморщилась от внезапно подступившего рвотного позыва, настолько его слова были грязными и противными. Сердце бухало где-то посередине глотки. — Отвали от меня. — Не выдержала я, ловко разворачиваясь в противоположную сторону. Ноги подкашивались, перед глазами все расплывалось нечеткой картинкой. Только сейчас на меня накатило сожаление о том, что я не осталась в номере отеля. Я вышла в тёмный переулок через первую попавшуюся дверь, вдыхая свежий октябрьский воздух, но он совершенно не отрезвил меня. Наоборот. Меня будто бы потянуло в сон, но внутри все бушевало ураганом. Прижавшись к каменной стене спиной, я вдыхала воздух как выброшенная на сушу рыба. В глазах стояли слезы. Пальцы трогали злосчастный кулон на шее. — Куда же ты делась? — Из той двери вышел пьяной походкой знакомый парень. Я тряхнула головой, пытаясь взять себя в руки, но тело отказывалось меня слушать. Будто бы сонный паралич напал на меня. Через несколько секунд предпринял попытку напасть и Максим: он приблизился ко мне на непозволительно близкое расстояние и уже хотел приобнять меня, как я резко развернулась и рванула куда-то в сторону. В моей голове постепенно прояснялось, но все кости в теле ныли от усталости. Я прислонялась руками к стене, пытаясь найти в них опору. — Такая красивая. — Почти ласково прошептал мне на ухо парень, разворачивая меня к себе лицом. Его пальцы заскользили по моим раскрасневшимся щекам. Я отстранилась, изо всех сил толкая парня ладонями в грудь. Но это было бессмысленно, потому что Максим был ростом около метра девяноста и весом в восемьдесят килограмм точно. Рядом с ним я казалась жалкой серой мышкой. — Отпусти меня сейчас же. — Я сделала голос как можно серьезней. — То, что ты делаешь — уголовно наказуемо. — Хмыкнула, устремляя взгляд прямо в его ярко-голубые глаза, пылающие похотью. — Вона как, — расхохотался Максим, — а ты, оказывается, в таком состоянии умудряешься умничать. Боюсь представить, насколько ты надоедлива обычным днём. Я сморщилась, сильнее вжимаясь спиной в каменную стену. На глазах вновь появились слезы. Мне стало страшно. Хотелось кричать во всю глотку одно имя, которое я запрещала себе произносить на протяжении полугода. — Соколовский. — Только лишь проговорила я, морщась от боли в запястьях: парень сильно сжимал мои руки, пытаясь удержать рядом с собой. В голове что-то зажужжало. Это было невыносимо. Где-то в животе все туже завязывался узел. — Алёна! — Выкрикнул знакомый голос. Я почувствовала, как надежда на спасение пронзила мое сердце. Это был Вова Морозов: он оттащил от меня наглого подонка, отчего тот приземлился лицом прямо на асфальт. Я осела на землю, обнимая колени руками. — Ты в порядке? — Морозов подскочил ко мне, проверяя нет ли на мне следов ушибов и прочего. Максимум, что он мог обнаружить — это покрасневшие запястья. Я было подняла взгляд на молодого человека сестры, как пьяный незнакомец вцепился в его плечи, отшвырнув к стене, и я вновь уткнулась носом в руку. Между парнями завязалась ужасная драка: мне казалось, что я слышала хруст костей и их тяжёлое дыхание в своей голове. Все происходящее казалось мне кошмарным сновидением или плохой театральной постановкой. Я начала глубоко дышать, свежий воздух постепенно наполнял мои лёгкие и я начала видеть мир чётче. Руками я опёрлась на стену и поднялась на ноги. — Отвяжись от него! Хватит! — Я заколотила по спине Максима, который стоял рядом с обессилившим Морозовым, еле удерживающимся на ногах. Что ж, сравнивать этих двоих было тоже бессмысленно — незнакомец был явно сильнее кого-либо из всех моих знакомых. Вова уже не мог постоять за меня, несмотря на все имевшееся у него желание. — Я свободен, красотка, — улыбнулся окровавленными губами парень, приближаясь ко мне. — Ты уже даже подготовилась, — его взгляд нашёл порванный край моего платья. Я обняла себя руками, более трезво смотря на вещи. Что делать, я не знала. Как отбиться от этого урода? Сейчас туман перед моими глазами рассеялся, но было слишком поздно. Глаза обожгло от слез. Внезапно сзади открылась дверь, и в свете одного фонарного столба я разглядела родную мужскую фигуру. — Женя.