В тихом омуте...ну вы сами знаете

— Мне очень жаль Вашего дедушку, — искренне сочувствует мне Надежда Владимировна, женщина, которая снимает бабушкину квартиру за двадцать три тысячи в месяц. — Спасибо, — киваю, разглядывая красивое, но изнеможённое женское лицо. — Извините, что я так резко появилась на Вашем пороге и… — Ничего страшного, Алёна, — перебивает меня Надежда, заправляя прядь коротких каштановых волос за оттопыренные ушки, — давайте, перейдем на «ты», пожалуйста, а то чувствую себя взрослой тётей. Я улыбаюсь, пожимая плечами: — Было бы хорошо. Мой взгляд вот уже битые полчаса бродит по знакомой кухне, здесь совершенно ничего не изменилось с последнего раза: все та же небольшая люстра на потолке, бежевая кухонная стенка, особенностью которой были интересные витражные вставки, просторный стол у окошка, на котором по-прежнему лежала скатерть с изображением цветущих маков, даже воздух был таким же. — Может, хочешь чаю? — Поджимает губы Надежда, сверля меня взглядом зелёных глаз. Будто бы желая в них найти ответы на все вопросы. — Есть зелёный жасминовый, мятный, с апельсином… Честно говоря, эта женщина вызвала у меня лишь положительные эмоции и сожаление. За пару часов я немного узнала об этой семье: во-первых, они были бедны и жили на маленькую зарплату Надежды, которая работает медсестрой в местной поликлинике, во-вторых, отец бросил семейство и ушел к другой женщине пару лет назад и совсем не заботится о дочери. Я никак не могла представить, как мужчина может бросить свою женщину и собственного ребенка, это ведь ужасное предательство. Но, как я уже поняла, есть большая разница между тем, кто предает: ты или тебя. В первом случае ты чаще всего игнорируешь тот факт, что подвёл кого-то или просто стараешься позабыть об этом как можно скорее. Во втором случае ты очень долго помнишь, злишься и ненавидишь человека за то, что он с тобой сделал. Странно, да? Человек бывает настолько эгоистичным, что видит только те неприятности, которые ему якобы доставляют люди и обстоятельства, но сам не замечает своих оплошностей перед другими людьми. — Знаешь, Алёна, просто столько проблем, — тихо шепчет Надежда, разглядывая тонкие пальцы своих рук, — я совершенно не знаю, что мне делать. Когда муж бросил меня, я думала, что это худший момент в моей жизни, но сейчас понимаю, что ошибалась. Мне так жаль, что я не в состоянии понять эту женщину, потому как все мои мысли сконцентрированы на воспоминаниях. Помню, как именно на этой кухне сидела впервые, рассказывая об Инессе бабушке и дедушке. Тогда дед спросил, почему мама бросила их и никогда не навещала, и тогда я не нашла правильного ответа. Но особенно мне запомнился последний вечер в этой квартире, когда рюкзак стоял в коридоре рядом с пакетами, заполненными бабушкиными гостинцами. «Дедушка сидел на потрепанном временем диване, внимательно вчитываясь в строки какой-то научной статьи в газете. Я стояла в дверном проеме, обнимая себя руками, и смотрела на седовласого мужчину со спущенными на нос черными очками. За какую-то неделю и он, и бабушка, и эта квартира стали для меня чем-то особенным. Я думала, а возможно ли за такое время обрести дом, когда ты родилась и выросла в совершенно другом месте и в окружении других людей. И поняла, что да, это возможно. Пора бы давно понять, что время ничем не управляет, хотя все люди убеждены в обратном. Не бывает так, что «время лечит» или «время разум даёт», оно просто идёт и все. Как и каждый процесс, время выносит уроки, но никак не приговоры. — Дедуль, нам пора, — искренне улыбаюсь, присаживаясь к мужчине. — Не хочется мне тебя отпускать, — он взглянул на меня светлыми глазами из-под коротких ресничек и ласково улыбнулся, — ты же моя родная внучка, как я могу с тобой расстаться? Мои щеки зачесались, как от аллергии на тополиный пух, сыплющийся поздней весной с верхушек великанов, а уголки губ невольно ползли все выше и выше. Дедушка приобнял меня за плечи, утыкаясь носом в плечо. — Это ненадолго. Я закончу учебу в Петербурге и летом сразу обратно к вам, — уверенно проговорила я. — И приеду не одна, а с Марго. Она будет очень рада увидеть тебя и бабушку. — Мы тоже очень хотим с ней встретиться, — дедушка поднял голову с моего плеча и начал заинтересованно разглядывать моё лицо. Знаете, так обычно делают близкие люди после долгой разлуки, когда хотят вспомнить черты лица или перед ней, когда хотят запомнить их на продолжительное время. И в этом взгляде серых глаз было столько доброты, ласки и любви, что на моих собственных глазах начали наворачиваться слезы. Честно говоря, на протяжении всей недели я ревела бессчётное количество раз. По разным поводам. Чаще всего это было, конечно, связано с воссоединением семьи и разных трогательных моментов, но также и из-за Жени. Бабушка и дедушка знали о последнем совсем немного: только то, что между нами возникли непримиримые разногласия. — Алёнка, пошли живей со мной. — Дедушка позвал меня, поднимаясь с дивана. Я торопливо вскочила на ноги и поспешила за высоким мужчиной куда-то по темному коридору. На секунду мне показалось, что я попала домой и сейчас иду по тому самому коридору, которого так боялась в детстве, но затем дедушка открыл дверь со вставленным в неё красивым витражным стеклом и волнение пропало. Я оказалась в небольшой комнатушке, обставленной обычной старой мебелью, которая освещалась красивой старинной люстрой. Можно было сразу сказать, что раньше это был чей-то кабинет, а теперь комната используется как кладовая. Мой взгляд цеплялся за разные предметы по типу картонных коробок или потускневших картин на стене, но то и дело возвращался к возвышавшимся книжным стеллажам в углу. — Что ты делаешь? — Спрашиваю у дедушки, копающегося в выдвижном ящике рабочего стола. — И вообще, что это за место? Потрясающе! Дедушка кашляет от пыли, вытаскивает откуда-то бархатную коробочку бордового цвета и уверенно протягивает её мне: — Эти сережки принадлежали моей маме. Знаешь, а ведь вы с ней похожи, как две капли воды. Изумительное сходство. Ловко снимаю крышечку и сглатываю солёную слюну. Серебряные сережки были совсем небольшие, но главным их элементом было вкрапление, как мне показалось, маленьких кусочков изумруда. Я прикусываю нижнюю губу, возвращая в дедушкины ладони коробочку с украшением: — Ты считаешь, что я могу их принять? Дедушка, пожалуйста, прибереги их. Например, для Маргариты, она любит носить сережки, а таким будет особенно рада, я уверена. Дедушка смотрит на меня с недоумением: — Возьми их, Алёна. — Кирилл, Лёля, нам пора выходить! — Взволнованно кричит из другого конца коридора бабушка. Я качаю головой, сжимая в руках дедушкины тонкие шершавые пальцы: — Отдашь их в следующий раз. Нужно идти, не то опоздаем на поезд. Дедушка смотрит на меня ещё пару секунд, затем разворачивается к рабочему столу и прячет коробочку с драгоценностями в скрипящий ящик. Пользуясь моментом, я подскакиваю к книжному стеллажу и быстро пробегаюсь взглядом по корешкам старых книг. В ноздри ударяет любимый запах бумаги и некой затхлости, а ладошки потеют. Нет никакого в мире занятия, которое я любила бы больше чтения правильных книг. Таких должно было оказаться на этих полках предостаточно и как жаль, что мне приходится уезжать». — Вот то, о чём я говорила, — Надежда Владимировна ставит передо мной небольшую картонную коробку и улыбается грустной улыбкой, — ещё раз повторюсь, мне очень жаль твоего дедушку, надеюсь, здесь будет что-то полезное для тебя. Где-то внутри меня расплывается непонятное приятное чувство, будто я только что получила что-то очень важное и сокровенное: — Спасибо. Это очень важно для меня. Смотрю на коробку и не осмеливаюсь открыть: страх увидеть то, что внутри, гораздо сильнее всего прочего. Чего я боюсь? Там не может лежать ничего, кроме обещанных сережек. Видимо, дедушка припас их к моему приезду, но умер раньше. Я предполагала именно так, но почему-то и это меня пугало. — Не откроешь? — Поинтересовалась женщина, вновь заправляя за уши короткие тёмные волосы. — Думаю, что пока не время, — отмахиваюсь, разглядывая узор на кухонной плитке. — Ошибаешься. Я пойду проверю Лизу, а ты соберись с духом и посмотри, что там внутри. — Надежда Владимировна вновь грустно улыбается и уходит по коридору в ближайшую комнату, которая раньше была спальней дедушки и бабушки. Руки дрожат, когда я снимаю крышку с коробки. Внутри было всего три предмета — те самые сережки в бархатной шкатулке, маленький ключик и свернутый пополам листок бумаги. «Твои сережки и твои книги». Я недоуменно хмурилась до тех пор, пока не поняла, что имел ввиду дедушка. Медленно поднявшись с жесткого стула, я поспешила по коридору к той самой двери, которая вела в старый кабинет с несколькими книжными стеллажами и запыленной мебелью. Повернув ключ в замочной скважине три раза, я очутилась в тёмном помещении. Я быстро включила свет и оказалась перед «моими книгами». Так, сжимая в руках коробочку с сережками, я стояла перед своей давней любовью и чувствовала зарождающуюся глубоко внутри надежду.

***

Надежда Владимировна предложила мне остаться на одну ночь, чтобы исследовать тот заброшенный кабинет и просто попрощаться с квартирой бабушки и дедушки. Я согласилась и была очень рада времяпрепровождению с Лизой: мы гуляли несколько раз на детской площадке, я водила её в торговый центр и кормила сладкой ватой. Её звонкий смех веселил меня и заставлял улыбаться. Один день изменил мой настрой, и я почувствовала себя маленькой девочкой без проблем. На следующее утро я должна была уехать. Как бы ни было странно осознавать, но мне было больно оставлять Лизу. Эта малышка завладела огромной частью моего сердца и сейчас, когда я с щиплющимися глазами завязываю шнурки на ботинках, я ощущаю больное покалывание в сердце. «Мама говорит, что красивые девочки не должны плакать, иначе вся их красота пропадёт». — Ты уже уходишь? — Лиза схватила меня за руку, когда я обувалась. Я присела на корточки, улыбаясь маленькой девочке с растрепанными светлыми волосами и заплаканными карими глазами. — Да, к сожалению, мне нужно идти, — киваю, рассматривая нежный румянец на щечках Лизы, — понимаешь, меня ждут мои родные. Малышка качает головой, делает насколько шагов назад и усаживается на небольшой деревянный комод: — Алён, почему моя мама не умеет сдерживать обещания? В коридоре появляется раскрасневшаяся Надежда Владимировна: она явно была чем-то раздражена. Я хмурюсь, пытаясь угадать причину детских слез в глазах матери. — Месяц назад мама пообещала купить мне ту куклу, которую я тебе показывала вчера вечером, но так и не выполнила обещание, — бурчала Лиза, обнимая себя маленькими ручками. Я сглотнула, смотря на Надежду: её лицо выражало обеспокоенность и разочарование. Вероятно, она была зла на саму себя, потому что не могла позволить купить дочери дорогой подарок. — Лиза, ты не должна обижаться на маму из-за этого, — подхожу к ней и кладу руки на хрупкие плечи, — понимаешь, иногда обстоятельства не позволяют взрослым делать что-то. Твоя мама работает и обеспечивает тебя всем, чем может. — Смысл тогда обещать? — Она поднимает на меня зареванные глаза и поджимает губы. — Это же несправедливо. Почему у моих друзей есть все, что они захотят, а у меня нет ничего? — У тебя есть мама, которая готова ради тебя на все, — уверенно проговариваю я, сжимая детскую ручку в своей ладони, — не все мамы такие заботливые, как твоя, она тебя очень сильно любит, честное слово. Стоящая в углу Надежда шмыгнула носом. — Пожалуйста, заботься о ней, — шепчу ей на ушко и улыбаюсь. Лиза облизывает пересохшие губы: — Тебе точно надо ехать? Киваю. — Я буду скучать по тебе. Жду обратно! Снова киваю, поднимаюсь с корточек и быстро отхожу к входной двери. Мой взгляд скользит к растроганному лицу Надежды Владимировны, которая уже что-то говорит стоящей перед ней Лизе. Мои слова о том, что Надежда очень хорошая мама были чистой правдой. Эта женщина заслуживает большего, чем имеет. Когда я покупала ту куклу, которая очень понравилась Лизе, мне было необычно приятно и тепло. Я написала несколько слов на стикере, который приклеила к упаковке с игрушкой: «Надежда, скажи Лизе, что это от тебя. Мне было очень приятно познакомиться с тобой и с твоей прелестной дочкой. Этот день вернул мне веру, надежду и любовь. Спасибо и до встречи, скоро вернусь за книгами. Алёна Гриневская». Поставив коробку перед входной дверью с номером 305, я нажала несколько раз на звонок и метнулась к лестнице. Только переведя дыхание на улице, я почувствовала счастье. Обычное такое, человеческое…