***
Тэхён трёт глаза и пытается согнать пелену усталости с них. Только шесть часов прошло с тех пор, как вся эта чертовщина всплыла, а он уже чувствует себя максимально заебанным. И разочарованным. Те, кто знал о маме — Саын, как её врач и… Юнги. Единственный из тех, кто знал. Единственный, кто мог рассказать. Тэхён чувствует на кончике языка гребаную горечь, потому что он всё ещё не понимает, зачем Юнги это могло понадобиться. Зачем ему рассказывать? Чего он мог бы этим добиться? Тэхён нервно разминает шею, не замечая красивых улочек Парижа, пока таксист везет его к отелю. Ему нужно узнать, понять, поговорить. Потому что он не хочет думать о каком-то предательстве. Юнги бы не смог. Тэхён вспоминает последнее время и их вчерашнюю ночь, так что Тэхён вряд ли сможет сам себе признаться в том, что просто не хочет, чтобы Юнги был тем, кто всё слил в СМИ. Он знает, что если даже Юнги просто скажет «нет, это был не я», солгав и заставив таким образом поверить в его невиновность, бросая на амбразуру, возможно, ничего не понимающую Саын, то Тэхён ему поверит. И это напоминает Тэхёну его первые годы работы. Беспросветная наивность и крепкая вера в светлое будущее. Когда он верил и внимал слову каждого, кто как-то крутился возле Кима. Считал, что он полон идей и энтузиазма, и это обязательно оценят. Но спустя полгода Тэхён снял розовые очки и столкнулся с самой главной своей проблемой — расизм. Да, он не был так явно заметен в толерантной Америке, но Тэхён был этническим, да, рожденным в США и имеющим гражданство, но всё-таки он был корейцем. Азиатом, с не тем же разрезом глаз, как и большинство здесь. И это, как бы смешно не звучало, но было его главной причиной. Тэхён с тех времен твердо уяснил, что больше не стоит быть добрым работником, который участливо помогал каждому, кто обращался к нему за помощью. И у него это получилось: с тех пор, как он научился говорить «нет» и заставил других ценить его личное время, он поверил в себя и вынудил всех остальных закрыть глаза на чужое имя и другую расу, потому что Тэхён был лучше и талантливее каждого из этих «белых», которые изначально насмехались над ним. Их улыбка в глазах была лишь насмешкой, а повышенное внимательное участие всего лишь забавой во время их перерывов. И когда Тэхён вспоминал, с какой наивностью воспринимал их шутки за проявление дружбы, ему становилось тошно от себя из-за его тупости. Теперь происходило что-то похожее. Семилетняя выдержка превратила его в грубого и циничного начальника, а Мин Юнги пролез под красиво выстроенную стену и проделал мощную брешь в его крепости. Тэхён опять поддался гребаной наивности и вере в хорошее, влюбившись. Вот почему отец постоянно упоминал, что любовь не приносит в итоге ничего, кроме боли. «Ответь на сообщения, черт возьми, Тэхён» «Я всё ещё не понимаю, куда ты делся» «Тэхён, блять» «Я читал все новости, ты можешь взять трубку?» «Тэхён» «Позвони, как сможешь» «Пожалуйста» Юнги нервно вертит в руках телефон, поглядывая на время. Тэхён не собирался отвечать на его звонки, судя по девяти исходящим, несколькими голосовыми и кучей сообщений, которые остались без ответа для Юнги. Он вздрагивает от неожиданности, а потом вскакивает, когда слышит скрип двери. Хоть бы это был Тэх… — Тэхён? — несмотря на ожидание увидеть именно его, Юнги невольно удивляется вслух. — Ты ещё здесь? — Тэхён не смотрит на него, проходя дальше. Юнги непонимающе хмурится, оборачиваясь к Киму. — Прости? — Я спрашиваю, как это произошло? — Тэхён резко поворачивается к нему, глядя вызывающе в глаза. — Ты спрашиваешь об этом у меня, черт возьми? — Мин всё ещё не понимает, почему Тэхён задает такие вопросы и таким тоном ему. И это его порядком начинает раздражать. Он сам здесь на чертовых нервах, потому что его задевает всё это не меньше, чем Тэхёна. Нет, он, возможно, излишне драматизирует, но всё же. — Возможно, Юнги, — отзывается крайне саркастично Тэхён: — может это из-за того, что ты был единственным, знающим о состоянии моей матери? Юнги хмурит брови, а потом он понимает, что имеет в виду Тэхён. — Ты думаешь, что это сделал я? — бровь его непроизвольно взлетает вверх, и он зло смотрит на Тэхёна. — Если ты считаешь, что я разболтал всем СМИ о твоей матери, то ты серьезно облажался, — Юнги чувствует внутри вскипающую лаву ярости и обиды, потому что вот вам, пожалуйста, пиздец во всей красе. — Блять… — Ты был единственным, кто знал о ней, — напоминает язвительно Тэхён, но Юнги его уже не слушает. — Зачем мне это делать? Ты думал об этом, блять? — Юнги закипает, в два широких шага приближаясь к Тэхёну, а потом останавливается. — Это было бы тебе выгодно, разве нет? — Ким не успевает закончить, как ему в скулу прилетает удар кулаком. Тэхён хватается за щеку, а Юнги прожигает того взглядом, полным обиды и ярости, прежде чем бросить язвительное «ты просто гребаный придурок» и уйти. Тэхёну начинает и правда казаться, что он облажался. Юнги ожидаемо пышет яростью, влетая в свой номер. Блядский Ким Тэхён. Это не то, чего ожидал Юнги, когда размышлял об этой ситуации. Он думал, что они поговорят, всё решится спокойно и по-человечески. Что он просто поможет с этим, блять. Юнги пусто пялится в стенку напротив, прежде чем на него накатывает осознание. Кто слил информацию. Неделю назад Юнги говорил с… Блять. Мин судорожно ищет в контактах Энсел, матерясь сквозь зубы и уже даже начиная жалеть о том, что ударил Тэхёна. Хотя он заслужил. — Алло? — на той стороне Дженни звучит весьма усталой. — Дженни, привет, — Юнги старается говорить нейтрально. — Кажется, все таблоиды сходят с ума из-за прекрасной возможности покопаться в грязном бельишке Тэхёна, да? — спрашивает Дженни без энтузиазма. — Какого черта…? — Юнги до последнего сомневался. — Это была ты. — Что я? Продала информацию таблоидам? Разумеется, — та соглашается легко. — Кто ещё? — Какого хера, Дженни? — Мин со злостью сжимает трубку, выдыхая сквозь зубы. — Не могу поверить. Я, блять, случайно проболтался тебе не для того, чтобы ты понесла эту информацию в массы, — Юнги даже не пытается звучать тактичным. К черту деликатность, когда Юнги буквально теряет Тэхёна. — А что тут такого? — пожимает легкомысленно плечами Дженни. — Это даже весело, Тэхён отмалчивается, а не как обычно болт…. — Ты ебанутая сука, — обозленно произносит Юнги: — тебе это кажется веселым? Просто пиздец. — Слушай, Юнги… — Начнем с того, что, блять, это нихуя не весело, потому что ты раскрыла личный секрет Тэхёна, а во-вторых обвиняют теперь в сплетнях меня, потому что… — Все же знают, что ты с ним трахаешься, зачем тебе распространяться о его тайнах, — хмыкает Дженни. — Бля-я-ять, — Юнги стонет сквозь зубы, искренне желая придушить равнодушную Дженни. — Заткнись и просто жди, когда я вернусь, чтобы свернуть тебе шею, блять, — он бросает трубку, чуть ли не со злостью швыряя телефон в стену, но вовремя останавливается.***
Кажется, возникший не вовремя скандал должен был пошатнуть настроение всей команды, но, слава Богам, этого не произошло. Их показы уже прошли, а неделя закрывалась, и Тэхён вылетел первым рейсом в Нью-Йорк, оставив подчиненных на самих себя. Честно говоря, его это интересовало меньше всего прямо сейчас. Он звонил Саын и матери, разговоры с которой становились всё короче и тише, потому что Саын ввела конкретное ограничение на наличие телефона в руках пациентки, а голос матери был всё слабее. Тэхён вспоминает это и опять злится. Он лишь надеется, что Саын сделала как надо и эти отвратительные проныры не пролезут к матери, чтобы поглазеть и поснимать. Он даже думать не хочет о том, как это на ней отразится. Саднящая скула напоминала о ссоре с Юнги, и это тоже угнетало, потому что перед глазами разозленное лицо Мина и его обидные слова. Тэхён должен был разобраться. Он согласен, что погорячился и вообще стоило выслушать Юнги, но тогда, в тот момент, Ким был чуть ли не на грани позорной истерики, так что он считает это достойным оправданием. Ладно, когда он встретится с матерью и решит все проблемы с этими сайтами и газетенками, он поговорит с Юнги. Юнги возвращается в Нью-Йорк и буквально сразу же к работе. Откуда-то все узнали, что Юнги встречается с Тэхёном, и, кажется, каждый слышал их ссору, поэтому Мин только умудрялся оттираться от любопытных взглядов новичков и шуток остального отдела. Честно говоря, всю последнюю неделю ему было не смешно вообще. Тэхён появлялся в офисе с утра до вечера так же, даже не пытаясь контролировать процесс съёмок и созданий луков, потому что Миранда, после того, как Тэхён уволил трех фотографов и четырех дизайнеров за какую-то ерунду, попросила того пока не появляться на площадках. Пусть занимается у себя в тиши в кабинете, она сама решит вопросы с организацией. Так что Юнги практически не видел того и, наверное, это даже к лучшему.***
— Добрый день, вы к кому? — Юнги аж вздрагивает от голоса девушки, задавшей ему вопрос. Он быстро озирается, проверяя помещение на наличие нежелательного лица. — Мне нужен врач…она онколог, О Саын, — произносит Юнги, нервно отводя взгляд. Идея прийти к матери Тэхёна ему уже не кажется хорошей, но Саын сама его об этом попросила, так что Мин просто делает то, что ему предложили. Он просто надеется, что это ничего не испортит. Как обычно. Медсестра делает весьма нейтральное лицо, провожая Юнги к лифту, и потом отводит взгляд. Юнги чувствует себя ещё некомфортнее. Саын встречает его у одной из палат, мягко улыбаясь. Юнги немного облегченно вздыхает, ведь девушка явно не настроена обвинять в чем-то Юнги. И пока он идет по отделению с ней, разглядывая белый халат, в который Саын была облачена, он вдруг думает — насколько тяжело ей быть онкологом? Почему она вообще выбрала эту специальность, где вся твоя суть заключается в том, чтобы даже не до конца гарантировать спасение человека? Юнги мысленно содрогается, когда слышит чей-то громкий и надрывный плач, а через пару секунд они сворачивают за угол, и Юнги видит женщину, которую обнимает какой-то мужчина, и он понимает, что те только что потеряли кого-то из родных. И Юнги, будучи не особо сентиментальным и эмоциональным в принципе, чувствует, как щиплет в уголках глаз. Он даже представлять себе не хочет, каково это — терять близких. — Будешь заходить? — Саын останавливается, а Юнги из-за своих мыслей чуть не врезается в неё. Тот медленно поворачивает голову, глядя через небольшое окошко в палату. Одиночная палата со светлыми стенами и сочащейся безнадежностью в одном исхудавшем тонком тельце, подключенном к нескольким десяткам проводов, поддерживающих в нем силы. — Я…да, — после немой паузы говорит Юнги, и Саын неторопливо открывает дверь. — Тэхён убьет нас, я думаю, — говорит О, пропуская вперед себя Мина. Тот кивает, не отводя взгляда от бледной тоненькой женщины, лежащей на кровати. — Могу вас оставить, только буду прямо за дверью. Прошу только, сильно не беспокой её и не тревожь. Сынван, это друг вашего сына, — она подходит первой к кровати, улыбаясь беспокойно безмятежному лицу женщины: — вы не против? Я про него рассказывала. Это Юнги, — лицо женщины просветляется, и та медленно моргает, высказывая согласие. Саын поворачивается к Юнги, а потом обходит его, выходя за дверь. Юнги присаживается на стул, вглядываясь в теплого цвета карие глаза, в которых угадывался взгляд Тэхёна, и это ещё больнее проезжается по сердцу Юнги острым лезвием. — Здравствуйте, я… — Юнги, я помню, — Сынван говорит с таким же корейским акцентом, как и Юнги, и голос у нее бесконечно мягкий, совершенно не такой, как у Тэхёна. — Тэхён рассказывал о тебе, — продолжает она медленно, так, словно ей тяжело складывать буквы в слова. Юнги пытается игнорировать это сосущее чувство под лопаткой. — Я рада, что смогла увидеть тебя, так было бы обидно умереть, не увидев причину счастья собственного сына, согласись, — произносит тяжело Сынван, однако сама интонация звучит несколько счастливо, и это ещё сильнее заставляет Юнги давиться своими вздохами. — Конечно, можно было бы ещё увидеть и вашу свадьбу, боюсь, только это совсем уж несбыточное желание. Юнги не смеет поднять взгляда. Ему становится вдруг стыдно за ту ссору и его удар, он думает о том, что же такого рассказал о нём Тэхён, раз его мать рассуждает так. — Ну, что вы…мы не… — Юнги мешкается, он не готов опровергать эти слова женщины, на лице которой отображается слабая улыбка: — не собираемся пока… — Мин беспомощно замолкает, ловя игривую искру, мелькнувшую во взгляде Сынван. — Я уже прожила достаточно лет для того, чтобы решить, насколько серьезен мой сын, — говорит Ким доверительно. — Его даже успехи коллекций, созданных им самим, не делали таким счастливым, как ты, Юнги. У Юнги опять начинает щипать в уголках глаз, потому что ему всё тяжелее дышать и осознавать, что этот человек, лежащий перед ним, отсчитывает дни до своей смерти, потому что ему невыносимо больно зависеть от проводов и миллионов растворов, которые уже не помогают. — И…вы не против? — спрашивает по-детски Юнги, потому что это всё, на что он сейчас способен. — Против чего же? — тихий, грудной смех разливается по палате, а потом Сынван заходится в кашле, и Юнги пугается, уже готовый звать Саын, но та протягивает робко свою иссохшую руку к его, и он берет её за руку, несильно сжимая. — Против счастья своего сына? Ты замечательный человек, Юнги, так говорит Тэхён, а этого мне достаточно для того, чтобы любить тебя так же. Тэхён правда говорил о нём такое? У Юнги перехватывает дыхание, и он чуть поглаживает большим пальцем такую маленькую ручку Сынван, пока та вновь медленно заговаривает, словно подбирая слова: — Мой муж женился во второй раз спустя год после моей госпитализации, а сын развелся со своей первой женой, когда я была ещё дома. И я помню Сану, Тэхён всегда был влюбчивым, и я надеялась, что его любовь к ней угаснет достаточно быстро, но он сказал, что хочет жениться на ней, и я долго сопротивлялась этому. Потому что эта девушка мне не казалась лучшей кандидатурой для моего сына. И когда они развелись, я чувствовала себя виноватой. Я не хочу, чтобы мой сын сомневался в своем выборе только из-за моих предубеждений. А когда он говорил о тебе, я даже не хотела думать о том, чтобы что-то возразить ему. Потому что я никогда не могла себе вообразить, что мой сын способен быть настолько влюбленным. Возможно, я просто забыла об его рассказах о Сане или ком-то ещё, но я надеюсь, что ты сделаешь его счастливым, Юнги. Юнги уже даже не пытается скрыть слезы, потому что дрожащий и слабый голос Сынван проходится ножом по оголенным нервам и давит на грудную клетку, мешая дышать. — Видимо, все мы на грани смерти становимся такими сентиментальными, — Сынван улыбается на то, как Юнги запрокидывает голову, пытаясь остановить слезы. — Тэхён сильно изменился за то время, когда стал начальником. Он может быть грубым, да, но если он тебя любит, поверь мне, это будет его главной слабостью. Не знаю, хорошо это или нет, но любовь превращает его в очень мягкого человека, поэтому Тэхён остерегается этого. Поэтому прошу заботься о нём также, как он будет делать это для тебя. И не забывай всё-таки напоминать иногда о своей значимости. Кажется, ты уже это делал совершенно недавно, — Юнги неловко кусает губу, вспоминая ссадину на лице Тэхёна от его кулака. — Он порой забывается, считая, что все вокруг его подчиненные. Я буду спокойна, зная, что есть человек, который позаботится о моём единственном ребенке, — добавляет женщина, чуть сжимая ладонь Юнги. — Я была бы рада, будь ты этим человеком. Юнги прочищает горло, прежде чем выдавить из себя: — Я постараюсь. Он не знает, как он собирается выполнять обещание. Но он хочет сделать это.***
И когда он вечером, погруженный в свои мысли и всё ещё думающий о теплом взгляде Сынван, возвращается домой, он не ожидает увидеть на пороге своей квартиры Тэхёна. — Привет? — спрашивает тот, выглядя побитым щенком. Юнги подмечает маленький синяк на скуле. — Привет, — кивает он, пропуская мужчину в квартиру. — Что-то случилось? Тэхён медленно кивает, поворачиваясь к Юнги. И выглядит он настолько подавленным, что Мин ощущает опять неприятную тяжесть внизу живота. Что вообще происходило с Тэхёном всю эту неделю? Что ещё могло случиться? Почему вообще Тэхён должен всё это преодолевать, блять? — Прости, — шепчет тихо Тэхён, внезапно опускаясь на колени перед Юнги. Юнги, явно не ожидающий подобного развития событий, ошарашено смотрит на Тэхёна. — Тэхён, что… — Прости, Юнги, пожалуйста… — Да за что, блять? — Юнги кладёт руки на плечи Тэхёна, чтобы поднять того, но тот тяжело выдыхает, как ударом прибивая Юнги к полу: — Я изменил тебе.