Больше, чем вечность

      — Смелее, — приободрил Тэгун, нетерпеливо ёрзая на месте. Плеть, обвивающая его шею, от этого вновь ожила. Она чуть сильнее передавила горло, делая дыхание старшего хриплым и отрывистым. — Поверь, я не меньше твоего желаю, чтобы всё закончилось максимально благополучно и приятно для нас обоих.       — Мне очень хочется верить в это, — кивнул Санхёк, продолжая стягивать с себя одежду. Пальцы тряслись, а от того каждое движение требовало чуть больше времени, чем прежде, но Хан не собирался бросать затею на полпути до осуществления лишь из-за собственной лёгкой нервозности. — Но, учти, ещё одна попытка укусить, и я вынужден буду вернуться к Хакёну за кляпом.       — Меня, конечно же, это безумно пугает, — с деланным ужасом признался Тэгун. Игривое настроение накрывало его вперемешку с азартом. Ещё бы! Первый парень за столько времени смог предложить что-то интересное, а точнее — себя. Это было куда лучше прошлых робких признаний в любви, просьб о дружбе и жертвенных попыток отдаться. Такому всаднику хотелось немножечко помочь, например, приподнять бёдра, чтобы тот без труда мог стянуть вниз штаны и продолжить начатое. Да что уж там — Тэгун бы с радостью согласился помочь и со многим другим, лишь бы только Хан видел, как радует его такое буквальное восприятие роли всадника. Он даже хотел сообщить об этом напрямую без намёков, но Санхёк в этот момент дотронулся до его члена языком.       Мимолётное влажное касание заставило Тэгуна подкинуть вверх бёдра. Он выдал себя томным стоном и запоздало прикусил губу. Санхёку очевидно понравилась такая реакция, потому что он, вдохновлённый, продолжил своё занятие с большим рвением. Смачивая крупную головку слюной и по возможности принимая в себя член на всю длину, Хан старался выглядеть как можно более раскрепощённо, даже если подобные ласки в его подростковой жизни случались достаточно редко. Но судя по почти жалобным всхлипам, переходящим в животное рычание, он всё делал правильно— Тэгун сходил с ума от желания, бился в плену крепких пут, неизменно удерживающих его в заданном положении, и, кажется, понемногу обращался.       Оторвавшись от своего занятия и быстро стирая с губ слюну, Санхёк мог завороженно разглядывать всё те же очаровательные лазурные сети вен, злые чёрные глаза и когти, которые царапали стену и верёвку, но не могли навредить ни тому, ни другому. Последнее окончательно бодрило. Получалось Хакён действительно не соврал, и неприметная с виду безделица могла превратить одного опасного дракона во вполне себе смирного щенка на привязи. Усмехнувшись этому открытию Санхёк поднялся с колен и не раздумывая ни секунды уселся на чужие бёдра. Вначале лишь провоцируя, проходясь по возбуждённому органу ягодицами, а после нарочно приподнимаясь и рукой помогая себе насадиться.       И, конечно, при наличии какого-нибудь масла поблизости всё было бы куда более приятно и менее болезненно, но тратить время ещё и на поиск чего-то подходящего по консистенции было совершенно немыслимо. Поэтому Санхёку приходилось ограничиваться слюной и собственным энтузиазмом, частично перекрывающим боль. Надо же, думал он про себя отстранёно, стараясь не концентрироваться на распирающем нутро жаре, столько людей не знали, как не оказаться съеденным при связи с высшими существами, а он взял и разгадал эту тайну. Теперь оставалось надеется, что превращение произойдёт не так скоро, как рисовала воспалённая тысячами сказок фантазия. Внезапно оказаться на члене немаленького представителя драконьих категорически не хотелось. И очевидно переживший первую волну сладостного безумия, Тэгун улавливал эту мысль. Он смеялся над чужими представлениями о скором будущем и отрицательно мотал головой.       — Нет, такого точно не произойдёт. Не бойся, мелкий, и двигайся уже, — прошептал он так, что слова едва можно было разобрать. Но Хан ощущал их каждой клеточной тела.       — Я не мелкий! — зашипел он, под стать своему непокорному наставнику, и сжал его в себе так, что Тэгун стонал уже болезненно, вскидывал бёдра, разделяя неприятные ощущения с всадником и… кажется, помогал таким образом расслабиться обоим. Санхёк покорно приподнялся и опустился, привыкая к ощущениям и подбирая подходящий темп для движения.       Это было смущающе. Хотелось отвести взгляд в сторону, но спрятаться от Тэгуна было невозможно. Он улавливал каждое движение и каждую эмоцию, руководил процессом, даже если был обездвижен. Он будто бы заполнял собой всё пространство комнаты и в тоже время вгрызался в мысли Санхёка. И тот стонал, ощущая себя наполненным во всех смыслах. Что-то абсолютно невероятное происходило с его телом и сознанием. Оно тяжелело, поддаваясь неописуемой усталости, и в тоже время будто бы обретало невесомость. Хан двигался всё быстрее, уже без опаски сжимая под ладонями напряжённые плечи старшего мужчины, и не ощущал себя себе же принадлежащим. Он ластился к Тэгуну, будто бы не клыки старшего сейчас лязгали так близко к его шее, покрытой бисеринками пота. Последние слизывал не по-человечески длинный раздвоенный язык, заставляющий Санхёка кончить лишь от мысли о поцелуе.       Но будто бы этого всего было мало, Хан потянулся к концу верёвки, которая у стены оканчивалась кокетливым бантиком. Распутывая незамысловатое плетение, он продолжал двигаться, доводя до исступления и Тэгуна. И тот даже не сразу понимал, что путы ослабли, а осознавая это — терялся. Человек освобождал его до того, как опасность по настоящему миновала, он ещё был не в себе, и этот зверь, вгрызающийся в сердце, всё ещё имел над телом драконорождённого немалую власть. И именно эта хищная сущность срывалась с места, прижимая Санхёка к стене и вколачиваясь в его обмякшее тело. Тот стонал отрывисто, скорее от боли в содранных лопатках, нежели от удовольствия, но всё-таки улыбался так ободряюще-нежно, что Тэгун не мог остановиться до самого конца, желая взять всё то, что ему было дозволено сейчас.       Когда горячая сперма заполнила истерзанное страстным соитием нутро, Санхёк всё-таки не выдержал и отключился. Он должен был испытывать страх, будучи таким беспомощным рядом с чудовищем, но почему-то испуг не спешил накрывать его. Зато была глубокая безмятежность, которая укутывала его со всех сторон тёплым мягчайшим одеялом, приказывая спать. И, пожалуй, Санхёк ни о чём не жалел в тот миг.                     Ему снились небеса. Такие близкие, что можно было протянуть руку вверх и под кончиками пальцев ощутить мягкость облаков. Чуть прохладные и пышные, они ощущались под пальцами мехом диковинного зверя — сожми его в руке и тот покорится, прильнёт послушно и никуда не сбежит от восторженных возгласов, не побоится этого обладания. Вот только к чему нежное и покорное, когда к этой выси поднимает существо иное — более мощное и опасное, завораживающее своей силой. Опустив руку вниз можно было ощутить его горячие чешуйки — гладкие и серебром поблёскивающие под солнцем. Хан погладил их и томно выдохнул, чувствуя, как эта драгоценная броня плавится под касаниями, стекает меж пальцев, чтобы обнажить бархатную молочную кожу.       — Тэгун, — выдохнул он и улыбнулся, не открывая глаз. Мужчина навис над ним. Наверняка обеспокоенный и, быть может, прислушивающийся к его дыханию. Хан же решил пошалить, потому что был уверен, что именно так можно максимально быстро показать свою готовность к продолжению. Он чуть сдвинул руку вправо чтобы легонько ущипнуть мужчину за сосок и наткнулся пальцами на прохладу металлического колечка.       Реальность накрывала вместе со смущением, потому что под приоткрытые веки вползали воспоминания: откровенный Хонбин, коллекция управляющего, желанный Тэгун, срывающийся и доводящий его до экстаза своей нечеловеческой сущностью. А теперь ещё и Хакён, нависающий над ним и, видимо, меняющий очередной пахнущий травами компресс.       — Не рекомендую тебе распускать руки, — небрежно отозвался он, продолжая управляться с Санхёком как с макетом, на котором можно отточить некоторые приёмы врачевания. — Тэгун, конечно, сейчас далеко, но это не значит, что он не почувствует. Тем более теперь.       — Где он? — Хан попытался встать, но тонкопалая рука Хакёна как оказалось обладала невиданной мощью. Старший мужчина не приложил особых усилий и вроде бы небрежно толкнул Санхёка в грудь, но тот моментально оказался впечатан с свою постель.       Хану показалось, что ответ ему не дают слишком уж долго и происходящее начало обрастать тонким слоем тревоги. Он сам попытался обратиться к мысленному радару и обнаружить Тэгуна, но отклик остался без ответа. Даже никакого намёка о местоположении драконорожденного, не говоря уже о конкретных картинках и ощущениях. От этого становилось ещё тревожней. Цепляясь неожиданно костлявой рукой за предплечье Хакёна, младший даже забыл что именно собирался спросить. Отдёрнув пальцы прочь, как от огня, он уставился на собственные кисти, вытягивая их перед собой — тонкие и когтистые.       — Это пройдёт, — поспешно заверил Хакён, разыскивая что-то в массивной сумке, стоящей на табурете неподалёку от кровати. — И, да, это нормально. И пока ты тут не впал в истерику, скажу, что Тэгун ушел на охоту. Я его отправил, потому что он и так возле тебя три дня сидел и не отходил никуда.       — Три дня?! — Санхёк с изумлением прикусил непослушный язык — больно. Зубы во рту ощущались как-то слишком… остро, да и сам язык. Хан потрогал его пальцами и окончательно потерял дар речи: раздвоенный конец покорно лизнул пальцы.       — Это было сейчас очень пошло, — чуть приподняв бровь выдал опешивший на мгновения Хакён, а после отвёл взгляд, кажется, смутившись. — Не делай так. Бурная личная жизнь только у тебя сейчас, знаешь ли, так что… не трави душу! И вообще. Это что-то вроде… отравления. И оно пройдёт. Наверное. Сперма дракона — это тебе не шутки! Ты вообще представляешь, сколько фанатиков, охотящихся за этим реагентом я регулярно выгоняю из наших лесов? Лучше бы скармливал их кому следует, честно слово!       — Где Тэгун? — Санхёк старался лежать неподвижно чтобы случайно не обнаружить ещё какое-нибудь новшество в собственном теле. Информации опять было слишком много и непонятно, что выбивало из колеи больше: потерянные где-то в беспамятстве три дня или же тот факт, что он обрёл некоторые явно нечеловеческие особенности.       — Охотится он, говорю же, — отмахнулся Хакён, смешивая какую-то настойку. — В лесу где-то, может быть у гор, там много всякой дичи обитает, а ему ведь не нравится стряпня нанятых мной кухарок. Ему подавай всё сырое, свежее… Так. Видимо, ты был не в курсе, да?       Санхёк кивнул несколько раз, подавляя рвотные позывы, потому что да, вот теперь всё вставало на свои места. И этот привкус крови в поцелуях — он не мерещился. И это вряд ли бы смутило Санхёка, представляй он зубастого ящера, но ведь речь шла о человеческом облике.       — Он так и не превратился, да? — с сожалением выдал Хан, заранее зная ответ. И Хакён кивнул, сочувственно глядя на своего подопечного. — Я что-то не правильно сделал? Но ведь в отчётах говорилось…       — Те данные, что ты читал — верны. Вот только для каждой пары идеальная комбинация может чуть отличаться от чужого варианта. Никто не говорит о стопроцентной уникальности и о необходимости сочетаний редких событий и всё-таки, ты ведь сам понимаешь, что всё было бы слишком просто, если бы он обратился уже сейчас. Да?       Санхёк кивнул, ощущая как прохладная тряпица, пропитанная травяным настоем, чуть сползла со лба на глаза.       — Но, хочу тебя заверить, что вы на правильном пути, — Хакён заботливо поправил компресс и улыбнулся. — В конце концов, тебя ещё не сожрали и даже не попытались откусить всяческие жизненно важные органы…       — А с Хонбином что? — нет, Санхёк абсолютно точно не собирался играть в умалчивание там, где знать правду было крайне необходимо хотя бы для того, чтобы сделать некоторые выводы для себя. И увеличить тем самым шансы на выживание. Возможно.       — Понятия не имею откуда ты знаешь о том, что тебя касаться не должно… — подчёркнуто строго начал Хакён, видимо, решая до какой же степени честным ему стоит быть с мальчишкой, и всё-таки сдался. — Ничего с ним. Пара укусов средней тяжести, глубокие царапины. Он находится под наблюдением опытных знахарок и своего дракона, так что всё в порядке. Ему не привыкать.       От последней фразы лицо Санхёка, должно быть, исказила злобная гримаса. Потому что старший мужчина настороженно отшатнулся в сторону, будто бы ожидая нападения, но расслабился спустя какое-то время, примирительно замечая:       — Их здесь никто не держит, поверь. Это выбор Хонбина и других таких же счастливчиков, при желании, эм… учеников, я бы разослал их всех по домам, но они ведь сами не желают того, веря в лучший исход.       — А Тэгун сказал, что неудачников — съедают.       — Тэгуну вообще лишь бы запугать новичков. Двух своих всадников он умудрился отвадить до того, как они даже день здесь нормально прожили. А про съедение... Ну, да, такое случается, но чаще это происходит с теми, кто не захотел своевременно покидать драконью обитель, даже зная, что ему здесь ничего не светит. Тут, знаешь ли гормоны у всех шкалят, и нервы, и вообще… засиделся я что-то у тебя, а меня ждут дела и ужин тоже ждёт. Так что лежи, отдыхай. Вставать я тебе не рекомендую, правда.       Продолжая выдавать всяческие однообразные рекомендации, Хакён спешно собрал свои вещи, предназначенные для лечения нерадивых всадников, а после кинул на сумку аккуратно свёрнутую верёвку. Последнее он делал с некоторым сомнением, что даже забавляло Санхёка.       — Забирай её, да, — наконец, сжалился он, давая отмашку всё ещё когтистой рукой. — Видимо это не тот путь, который подходит в нашем случае.       — Но иногда ведь и так можно… если очень уж захочется…       — Нет. Кстати, меня так каждый раз выкидывать из реальности будет или это единичный случай в духе потери девственности? — Санхёк нахмурился, потому что вопрос был жизненно важным для него, а Хакён звонко захохотал, находя такое сравнение более чем забавным. Ему потребовалось время, чтобы вернуть прежнюю серьёзность и не выдать в ответ что-то особенно пошлое.       — Обычно такое случается не часто, потому что события повторившиеся два-три раза уже принято фиксировать в соответствующих рукописях, но я подобного не помню. Так что можешь не переживать на этот счёт.       Санхёк кивнул, прощаясь и соглашаясь. Конечно, зачем ему переживать на счёт какого-то продолжительного обморока, если у него есть темы куда более интересные для рассуждений. Например, собственная частичная мутация. Он ещё раз придавил один из кончиков языка подушечками пальцев и изумился его подвижности. Изумительное ощущение. Интересно, подумал он, успел ли привыкнуть к этому сам Тэгун? Ему-то наверняка чаще приходилось ощущать на себе подобное частичное обращение. Эти мысли пахли ревностью и были солоноватыми на вкус. И только спустя пару мгновений Хан понял, что причина этого послевкусия более реальна — он всё-таки прикусил язык. Непривычно, но определённо достаточно удобно и… дальше фантазию уносило в определённом ключе. Ему определённо требовался Тэгун рядом, чтобы проверить некоторые интересные идеи на практике. Хотя для начала Хан не отказался бы даже от зеркала.       Пренебрегая советом Хакёна, он поднялся с постели, обшаривая комнату в поисках каких-либо подходящих отражающих поверхностей. События закрутились так быстро, что прежде у него не было возможности озаботиться подобными мелочами, а теперь поиск затруднялся охватывающей обнажённое тело прохладой. И, может дело, было в настойках, которые так старательно втирал ему в кожу управляющий, но холод накрывал комнату вместе со стремительно наступающими сумерками. День клонился к закату и Хан наконец осознал, что его слабость, которая мешала ему даже шерстяную рубашку натянуть нормально, вызвана не какими-то магическими воздействиями, а банальным голодом. Он, чёрт возьми, провалялся где-то между реальностью и царством грёз три дня, и за это время его тело никто не додумался подпитать хоть чем-то. Возможно Хакён и местные нянечки знали альтернативные способы поддержания сил в организме, но урчащий желудок был с ними явно не согласен.       Возмущённый этим открытием, парень порядком приободрился и даже зашагал к двери как был: в длинной рубашке, едва скрывающей ягодицы, и в вязаных шерстяных носках, заботливо уложенных матушкой к остальным его пожиткам. Вот только распахнуть упомянутую ему не дали. У местных обитателей вообще наблюдалась тяга к тому, чтобы опережать его на шаг. Вот и теперь, он хотел толкнуть деревянную створку, но вместо этого упёрся рукой в широкую грудь. Последняя принадлежала Тэгуну, вздымалась часто, как он быстрой пробежки, да и сам Тэгун выглядел так, словно боялся не успеть. Растрёпанный чуть встревоженный, он затолкал мальчишку обратно вглубь комнаты и шагнул следом.       И только теперь до Санхёка дошло, что он вновь упустил момент, когда внутреннее «я абсолютно один» сменилось на «я чувствую своего дракона». Это происходило так же естественно, как случались вдохи и выдохи. Они просто были и всё. И Тэгун вновь был. Незаменимый как дыхание, и ожидаемый, даже когда, вот так, резко возвращался назад. В голове Санхёка быстро проносились картинки, где был лес, грань — та самая линия, которую преодолевал Хакён, когда вёл его сюда. Охота. Тэгун в его мыслях выслеживал крупных зверей так, что искусный охотник мог бы позавидовать его мастерству. А ещё помимо красочных изображений перед Хёком проносились чужие эмоции: растерянность, страх и боязнь быть отвергнутым теперь, когда Хан узнал ещё чуть больше правды. Это могло бы быть даже трогательно, если бы Санхёк всё ещё не был так голоден. Он сомневался в силе собственных мыслеформ, а потому с неохотой переключался на простую речь.       — Всё в порядке, правда. Мне жаль, если я заставил тебя беспокоиться, — не раздумывая ни мгновения, Санхёк переместил руку с чужой груди на шею, обвивая её и притягивая мужчину чуть ближе, так, что теперь они соприкасались лбами. Загнанное дыхание Тэгуна вновь пахло кровью. — Я ни о чём не жалею и добьюсь своего, даже если на это потребуется времени больше, чем может вместить в себя вечность. И в тоже время я готов пообещать, что тебе не придётся ждать так долго. А теперь, прости, мне срочно нужно уйти, чтобы не умереть от голода.       — К слову сказать, это одна из причин по которым я спешил, — неловко кашлянув признался Тэгун, продолжая удерживать за спиной нечто наподобие мешка или рюкзака. При этом даже видя любопытство младшего, мужчина не спешил показывать то, что он принёс с собой. — И я думаю, что ты уже в курсе на счёт своего вида, так что… не рекомендую тебе идти вниз и пугать тех, кто собрался поужинать в тишине и спокойствии. Лучше сходи в купальню и уборную, как собирался, а после возвращайся сюда.       Санхёк смутился. Всё-таки в этой связи были определённые минусы. Тэгун чувствовал его с л и ш к о м хорошо, даже в тех моментах и потребностях, о которых никому не принято было рассказывать вот так запросто. Ну, по крайней мере, Санхёк так делать точно не привык, а потому быстро опускал голову, в надежде спрятать заалевшие скулы и хватал с полки первое попавшееся полотенце.       — Можно подумать в купальне я никого не напугаю, — ворчал он только потому, что всё ещё ощущал не себе чужой пристальный взгляд, который изучал его как снаружи, так и внутри.       — В ближайшей — нет. Она ведь для меня и Воншика отведена, так что…       Санхёк скрылся за дверью прежде, чем дослушал предложение до конца. Ну, конечно же, это многое объясняло. Вряд ли кто-то посмел бы по собственной воле посетить предназначенные для братьев покои. Очень уж веяло от них обоих опасностью. Санхёк ведь старался прочувствовать других драконорожденных и даже вычленял их среди обитателей замка, вот только ни один из них не напоминал лезвие бритвы так же сильно, как делали это Воншик и Тэгун. Для таких наверняка требовались особенные всадники — упорные, как Санхёк, или же преданные, как Хонбин. Хан между тем отметил, что последнего в этой части коридоров тоже не встретил ни разу за непродолжительное время своего пребывания в замке. И почему-то сознание упрямо твердило о том, что виной тому Воншик, чрезмерно холодный и не считающий должным держать человека возле себя постоянно. От этого становилось как-то горько — за солнечного Хонбина в особенности. И на этой волне даже мысли, очевидно поданные Тэгуном, не казались возмутительными. Ну, был он в его мыслях и что? Зато не выгонял спать в другую часть замка, насытившись общением. Он, в отличие от своего брата, очевидно, был настроен куда более серьёзно. И это не могло не радовать.                     А к моменту, когда Санхёк привёл себя в порядок, его ждал в комнате маленький сюрприз, который ещё раз подтверждал мысли о чужой заботе. Ну, и что, что Тэгун не принял его с распростёртыми объятиями сразу и попытался запугать? Зато теперь он накрывал перед ним шикарный стол прямо в их общей спальне. Столовые приборы из серебра, хрустальные бокалы с вином и… несколько широких блюдец, наполненных кусками окровавленного сырого мяса.       — Знаешь, у меня было время поразмыслить над произошедшим, — ворковал Тэгун, как ни в чём не бывало галантно отодвигая стул для своего всадника и помогая тому расправить на коленях льняную салфетку. — И я пришел к выводу, что мы во многом похожи. Особенно теперь. Язык уже себе успел прикусить? То-то же… Это, знаешь ли, меньшая из бед.       — А большая? — Хан послушно приподнял свой бокал, чтобы Тэгун звякнул по нему своим собственным. Делая глоток побольше, он всё никак не мог сосредоточится — взгляд его блуждал между кусочками мяса и воодушевлённым хёном.       — Большая беда заключается в том, что этот зверь в тебе… он ведь был там и до нашего… так скажем, знакомства. Был там, просто спал. И я не говорю, что ты обязательно сразу драконорожденный, но то, что кто-то из предков твоих предков водил связи с Древними — очень даже может быть. И это… неплохо. Капелька крови высших существ в семейном древе — повод для гордости, даже если связь случайна и произошла, допустим, на стороне и совсем не по любви. Суть не в этом. А в том, что большая беда заключается в том, что Зверь есть. Он разбужен. И он тоже бывает голоден. Поэтому… ешь.       Последние слова звучали уже не так непринуждённо. Тэгун напрягся, очевидно ожидая сопротивления, готовясь к долгому спору и, возможно, насильственному скармливанию дичи всаднику, но Санхёк на его предложение лишь кивнул и попросил передать ему соль. Тэгун подчинился, с некоторой рассеянностью наблюдая за тем, как доставшийся ему мальчишка придирчиво осматривает куски и выбирает филе, без прослоек жира и белёсых жилок. С видом аристократа отрезая небольшой кусочек нежнейшей грудинки, Хан поинтересовался о происхождении пойманной Тэгуном дичи. И тот охотно пояснил, что принёс своему всаднику на выбор мясо кабана, пойманного в одной из ближайших рощ, горного зайца и изумрудную белку из соседнего иномирья, которую, между тем, Санхёк уже старательно пробовал на вкус. Признав, что белка, несомненно хороша, он отрезал ещё один кусочек, вгоняя Тэгуна в полнейшее недоумение.       Хан же держался как мог, поддерживал светскую беседу, судорожно вспоминая все уроки, полученные когда-то от своих воспитателей. Тогда он терпеть не мог подобные занятия, но теперь силился держать осанку ровно, не опускал локти на стол и своевременно вытирал кровавые потёки с губ лишь бы только не сорваться. И дело было вовсе не в том, что от приготовленного для него лакомства рот полнился привкусом железа и смерти — ему не становилось дурно от мыслей о неприготовленной дичи. Дело было в другом. Абсолютно. Делая ещё один краткий глоток вина и мысленно считая до десяти, Санхёк старался унять бешено стучащее сердце и всё-таки отпускал то существо внутри.       Отставляя прочь наверняка дорогое изделие из хрусталя и более небрежно откидывая серебряную вилку, он тянулся за новым куском руками, запихивал его в рот целиком, пачкаясь, но не обращая на это абсолютно никакого внимания. Ещё и ещё. Он не прекращал жевать и тянуться за новой порцией, уже не разыгрывая из себя прилежного мальчика. В конце концов Тэгун был прав, что бы не жило в нём и как бы оно там не оказалось — это было не важно. Куда важней было то, что Нечто, именуемое Зверем, было голодно, оно нуждалось в пище как никогда сильно. И как же Санхёк был благодарен Тэгуну, который понял всё прежде, чем смог разобраться тот же Хакён. Он бы обязательно сказал спасибо уже сейчас, но… говорить с набитым ртом всё ещё было некультурно.       — А я уже успел подумать, что ошибся, — с заметным облегчением признался Тэгун, очевидно, более довольный таким поведением всадника, нежели его прежней сдержанностью. — Всё правильно. Нет ничего ужасного в том, чтобы признавать себя настоящего. Можно быть тысячу раз примерным сыном своих родителей, но не добиться ничего, а можно смириться со своими демонами и подчинить их себе во благо, верно? Ещё добавки?       Санхёк кивнул, тем самым выражая согласие сразу по двум пунктам. Это после он намеревался выяснять у Тэгуна как тот так быстро понял в чём дело, а пока его куда больше интересовал кабан из местных богатых на живность рощ. Челюсть с непривычки болела, но Санхёк всё равно желал поесть ещё немного, чтобы окончательно убедиться, что ему понравилось и это не наваждение, навеянное голодом и лёгким хмелем. Вот только Тэгун очевидно думал иначе, спустя какое-то время отодвигая от младшего блюдо с притягательными кусочками. Тот возмущённо вскидывал брови, но терпеливо ждал объяснений.       — Для первого раза достаточно, — примирительным тоном объявил Тэгун, легонько шлёпая ладонью по протянутым к мясу пальцам. — Во-первых, потому что это действительно первый раз и человеческий организм должен переварить новую для него пищу в малом количестве. Во-вторых, твои внешние особенности уже исчезли, поэтому сколь крайние меры для возвращения прежнего облика больше не нужны. А в-третьих… ты слишком сексуально выглядишь сейчас. Я боюсь не сдержаться.       Замерший на месте Санхёк не противился, когда его губы промокнули салфеткой. А после тряпица была отброшена, и губ касались уже иначе — чарующе медленно мягко, заставляя приоткрывать рот и вбирать в его влажный жар тонкие пальцы. Санхёк посасывал их, чуть прикусывал и наслаждался чужой очевидной похотью. Тэгун не лукавил — ему действительно хотелось такого Санхёка: решительного и ничуть не напуганного происходящим.       — Мне нравится, когда ты такой, горячий, — промурлыкал Хан, кружа по подушечкам пальцев языком и только после отстраняясь. Он ощущал себя прекрасно, очевидно не так, как мог бы простой человек, вкусивший запретных блюд. По венам вместе с кровью разливалась сила и Хан был уверен, что готов дать Тэгуну даже больше, чем в прошлый раз, не прибегая к помощи магических пут и прочих уловок. Обходя стол и оказываясь напротив старшего мужчины, он игриво улыбался. — И так только ты переживал свои порывы прежде, когда нужного всадника так и не случалось?       И вопрос этот вряд ли действительно нуждался в ответе. Он скорее был из разряда тех, наводящих на мысли, что вот оно — лучшее именно сейчас перед тобой, бери и радуйся. И Тэгун бы с радостью брал всё причитающееся ему сполна, вот только в голове против его воли рождался ответ на искомое мальчишкой. И тот замирал, потому что видел всё в своих мыслях. Обнаженные тела. Страстное соитие. И искаженные гримасами сладострастия лица: Тэгуна и Воншика.       — Но он же… — Санхёк отшатнулся прежде, чем его бы успели перехватить за запястье. Нет. Он, конечно же, предполагал, что мир драконорожденных может быть ему непонятен, но чтобы до такой степени… Бросая неуверенный взгляд в сторону старшего, он наталкивался на смущение и то как нельзя лучше подтверждало, что подобное поведение не является нормой даже для представителей высших рас.       — Людские тела такие хрупкие. Их нельзя использовать постоянно по своему усмотрению, их опасно касаться и не бояться сломать при этом, — спешно принялся тараторить Тэгун, явно оправдывая себя и брата, связь с которым у него была явно не той, о которой принято распространяться хоть где-то. — Это было всего лишь несколько раз и давно, но… ты просто пойми, что этот способ куда лучше, чем тот, который заставляет уничтожать неповинных людей.       — А как же Хонбин? Разве его сейчас твой братец не ломает своими играми? — Санхёк едва не глох от собственного громоподобнго голоса, хотя на деле слова его звучали еле слышным шепотом. Иное дело мысли, которые оглушали и его самого и пристыженного Тэгуна.       — Нет! У них другое, я ведь сразу, как этого мальчишку увидел понял, что Хакён опять ошибся, но не промазал полностью. Это его человек, понимаешь? Он для Воншика, я уверен. Чувствую это. Ты только… не кричи так.       Тэгун кивнул на стену, и только теперь до Санхёка дошло, что за каменной преградой ощущается ещё кто-то. Причём, этот кто-то был не один. И если аура первого почти наверняка принадлежала Воншику, то вторую Санхёк как старался, а прочувствовать толком не мог. На помощь пришел всё тот же Тэгун.       — Он к себе Хонбина забрал. Переживает на счёт своей неконтролируемой грубости, хочет сам его выхаживать, а это ведь верный знак к чему-то большему. И…       — Хонбин не знает?       — Нет, скорей всего.       — И Хакён тоже?       — И он… Санхёк, это всё не так важно, потому что это лишь потребности тела и только. Драконье оно наполовину или лишь на каплю, или полностью человеческое — это не важно! — вспылил Тэгун и Санхёк быстро закивал. Что-то он действительно несколько перегнул палку, разыгрывая тут ревность и — надо же! — испытывая её на самом деле. И пусть для ревности был повод, но он оставался исключительно в прошлом, а сейчас Тэгун был рядом с ним и желал исключительно его и этого было достаточно, чтобы робко улыбнуться и шагнуть навстречу, открывая объятия для кровожадного монстра, который порой мог быть вполне себе человечным.       — Я хотел бы тебя в себе прямо сейчас, но эта еда и алкоголь…       — Хочется спать, верно? — Тэгун с опаской покосился на собственную руку, укладываемую на плечо младшего. Острые когти на руке моментально удлинились, но исчезли, стоило только мужчине сморгнуть это наваждение. Нет, он обещал себе, что на этот раз выдержит не сорвётся и сохранит того, кто может подарить ему новую жизнь. Но на словах всё было просто, а на деле прижимать к себе доверчивого и хрупкого Санхёка было сущим мучением, потому что хотелось сжать его сильнее, сдавить в объятиях до хруста в костях, лишь бы только ощутить, что вот оно — рядом, и никто не отберёт. — Тебе нужно прилечь.       — Да, — пролепетал Санхёк совсем уж сонно, но не подумал отлипать от чужого плеча. — Ты только рядом ложись. А то здесь спать ещё холоднее, чем в библиотеке. А ты горячий. И мягкий.       Горячий и мягкий. Где-то в соседней комнате хохотал над нечаянно подслушанным Воншик, но также спешно замолкал, прислушиваясь к сбитому дыханию Хонбина — тому наверняка снились кошмары, и чтобы прогнать их до конца требовалось немало времени. Тэгуну же куда больше нужны были силы для того, чтобы остаться спокойно лежать возле жмущегося к нему Санхёка и не сорваться.       Обоих братьев ожидала непростая и как никогда длинная ночь.