Пустой

Гин проснулся из-за неудобства: Шинджи, как и он сам, был достаточно костлявым, и лежать на его ключице было больно. Каким образом его голова оказалась на груди вайзарда-арранкара, Гин предпочел не думать. Он перекатился в сторону, раскинувшись свободнее: сегодня собрания не планировалось, можно было не спешить. Шинджи что-то пробормотал во сне. За ночь он запутался в собственных волосах и теперь казался застрявшим в золотом коконе, словно какая-нибудь бабочка, набирающаяся сил перед первым полетом. Будет ли этот полет долгим? Приведет ли к чему-нибудь? Шинджи и сам не знал, что его вынудили отрастить яркие крылья для того, чтобы однажды смять их единственным движением руки. Подозревал, конечно. Отчаянно пытался понять свою роль в планах капитана Айзена, ярился и метался, поскольку ничего хорошего ему в любом случае не готовили. Болтал с арранкарами, чтобы не сойти с ума от одиночества и неопределенности. К Гину вот привязался. Ичимару очень хотелось бы испытывать симпатию в ответ. И все-таки, когда время придет, любые отношения перестанут иметь значение. И отношения, и целый мир, который уже сейчас начинал казаться чем-то нереальным, созданным для других существ. Не для Гина. Окажется ли он созданным для Айзена? Гин, наверное, был бы не против увидеть, получится ли у его капитана стать богом, занять наконец небо. Даже жаль, что ему придется приложить все силы, чтобы до подобного не дошло. Гин помнил, как его маленькой Рангику пришлось мучаться, оказавшись без части души. Гин не был героем, скорее наоборот, он являлся чем-то противоположным, скрывающимся в тенях, куда опасаются заглядывать примитивные разумы, жалящим исподтишка и наверняка, находящим удовольствие в отзвуках страха в чужих взглядах. И даже Гин не мог допустить, чтобы любая душа оказалась под угрозой быть вывернутой наизнанку по одной лишь прихоти сумасшедшего бога. Позже Айзен собственнолично навестил Ичимару в его кабинете. - Все ли идет по плану? – спросил Гин, не поднимая головы. Удушающую духовную силу, ощущающуюся даже под маскировкой, не заметить было невозможно. - В пределах нормы. Как наша гостья? - Плачет, но бежать не пытается, - усмехнулся Гин. – Ичиго Куросаки обучается владению маской – можете посмотреть. - Твоя вина в том, что он имеет возможность этим заниматься, - с мягким укором заметил Соске. – Мне было бы выгоднее, если бы его занпакто-пустой вышел из-под контроля. - Но разве я уже не поплатился? Мне было больно, капитан Айзен, - протянул Гин обиженно, наблюдая за Соске из-под полуопущенных ресниц. – Неужели вы продолжаете злиться? - Конечно же нет, Гин, - успокаивающе произнес Айзен, - мне пришлось пересмотреть некоторые моменты в будущем, только и всего. Сейчас мне интересно другое – ты обрел манеру проводить ночи в комнате капитана Хирако. - А, да, - легко согласился Ичимару. – Оказывается, я вызываю у него теплые чувства. Как не помочь нашему бедному капитану? Или же вы против? - Ничуть, - улыбнулся Айзен уголками губ. Задумчиво уставившись в пустоту, он казался почти что искренним, завораживающим. Словно опять вернулся в прошлое, где приходилось играть роль благонадежного капитана, добродушного и мягкого – сколько душ разбились, попавшись на эту ложь. Доброта Соске была не большим, чем отблеском солнца на стекле, ярким, даже ослепительным, но насквозь фальшивым. Возможно, потому Соске приблизил к себе Ичимару – тот был полон фальши не меньше и с удовольствием втянулся в преступную деятельность будущего бога. Все здешние арранкары также идут за солнцем, не подозревая, насколько отличается их подделка от того, что сияет на настоящем небе. Айзен умеет убеждать, и даже Гину иногда казалось, что подделка – лучше. Но в такие моменты достаточно было вспомнить изящную женскую фигурку, замершую у окна с недопитой пиалой сакэ, и рыжие волосы ее казались пламенем, огнем, что на краткий миг выжигает все ненастоящее. Позволяет собраться с силами и вспомнить, что же он должен делать. Гин усмехнулся самому себе, провожая Айзена взглядом. В последнее время ему представляется еще одно существо, в котором отражалось его собственное одиночество. Шинджи во всем этом фальшивом мире тоже был настоящим. Останется ли таковым после, если выживет?

***

- Хочу тебя, - выдохнул Хирако вечером, завалившись уже не в кабинет, а в личные комнаты Гина. Глаза его были звериными, голодными, дикими, реяцу нервно пульсировала, то утихая, то вырываясь наружу, лихорадочно, болезненно. Понимал ли Шинджи, как он выглядит? Вряд ли, так стараясь контролировать своего пустого, он совершенно не замечал, что постепенно они становятся одним целым. Шинджи был заманчив. Возбуждающ. - Вы так и будете вламываться ко мне без стука? – тем не менее, протянул Гин спокойно. Из горла Шинджи вырвался странный сдавленный рык, он в один прыжок оказался рядом, нависая над Ичимару и заставляя его плотнее придвинуться к спинке кресла, в котором шинигами еще минуту назад пытался отдохнуть. Гин почувствовал неуместный азарт, словно это он настиг добычу, а не оказался в ловушке, и так оно, по сути, и было: Шинджи судорожно втягивал чужой запах, сжимал побелевшие пальцы и казался совершенно сошедшим с ума. - Как я устал, Ичимару, - Хирако наконец сумел сконцентрироваться на лице Гина, что стоило ему определенных усилий. – Бороться с тварью внутри, бороться с чертовыми арранкарами, которых Айзен посылает, чтобы проверить пределы прочности моей тушки, думать, как бороться с Айзеном, и выйдет ли это вообще. Я всего лишь хочу сражаться вместе с ребятами против этого мудака, а не становиться единственной смесью полноценного шинигами и полноценного пустого. Было в его голосе что-то надломленное, бесконечно тоскливое, и Гину даже на краткое мгновение захотелось изменить себе, оставить планы кому-нибудь еще и бок о бок с Шинджи столкнуться с будущим – для этого достаточно произнести всего два слова, но в следующий момент Хирако навалился на него всем весом, уткнулся носом куда-то за шею, между кожей и белым воротником. Гин расслабился, поддаваясь, зарылся пальцами в золотистые волосы, думая о коконах и бабочках. - Хотите взять меня прямо здесь, капитан Хирако? – прошептал-промурлыкал он, заставляя Шинджи опомниться и смущенно вскинуть голову. Гин же искренне забавлялся, ему хотелось посмотреть, как далеко они смогут и посмеют зайти. – У меня есть куда более удобная кровать. - Мне плевать, кто кого и в каком месте, - признал Хирако и повторил: - Хочу тебя. Затем помедлил, словно собираясь с мыслями, и тихо добавил: - Он тоже хочет. Мой пустой. Хочет сожрать, и с этой тягой справиться почти невозможно. Но я поступлю так, как считаю нужным сам. - Тогда мне повезло, что со мной говорите еще вы сами, а не ваш пустой, - хмыкнул Гин. – Пошли. То, что вы считаете нужным, вполне меня устраивает. Только сначала в душ – у меня был долгий день, а вы опять с кем-то сражались. - Со Старком, - буркнул Шинджи. – Это была жалкая битва: ему было лень драться, мне просто хотелось умереть. Продолжая ворчать, Хирако послушно поплелся за Гином. Кажется, в этот момент он пошел бы за ним куда угодно, и не только в спальню со смежной ванной, но и прыгать с крыши Лас Ночес, - а может, и сразу с занпакто наголо на Айзена. Или же попросту с голыми руками – у Шинджи ведь больше не было занпакто. Шинсо во внутреннем мире испуганно дернулась от подобных мыслей, свернулась кольцами: она, хитрая и опасная, боялась лишь общего для всех занпакто кошмара – умереть раньше своего шинигами. Умирать следовало лишь вдвоем, в последнем отчаянном рывке, и неважно, ради чего совершаемом, главное – успеть вцепиться в горло. Гин подумал, что Шинджи, наверное, совсем отвратно, лишенному духа меча, разделившему собственную голову с пустым. И даже вновь испытал то странное желание, посетившее его раньше: прояснить все сейчас, вместе решить, что делать дальше. Но Шинджи, вышедший из душа, ясно дал понять – время для разговоров не сейчас. Гин улыбнулся, не желая играть по чужим правилам, жадно обвел взглядом тело Хирако. Интересно, каким он был до окончательной пустофикации? И имеет ли это сейчас значение? Шинджи и таким Гина полностью устраивал. Шинигами потянул Шинджи в кровать, в процессе подминая его под себя и оказываясь сверху. - Простите, капитан, - насмешливо прошептал Гин, глядя прямо в желтые звериные глаза. – Я так часто бывал вами обездвижен, что просто обязан реабилитироваться. - Валяй, - разрешил Шинджи, ему действительно было плевать на условности, хотелось лишь наконец перейти к действию. Гин обманчиво-мягко поцеловал Хирако, касаясь пальцами кожи возле обломка маски и сразу же слыша удивленный стон. У арранкаров остатки маски всегда отличались изрядной чувствительностью, Шинджи арранкаром не был, но, видимо, анатомией обладал схожей. Гин не мог отказать себе в удовольствии проверить, что еще у Шинджи общего с арранкарами, а что осталось от шинигами. Он провел языком между ключицами – там, где красовалась небольшая дыра, - и с удовлетворением почувствовал, как ему в спину вцепляются чужие пальцы со слегка выпущенными когтями – наверняка останутся царапины, но это, право, такая мелочь. Шинджи был чутким и отзывчивым, его прикосновения отдавали прохладой, но безумие пустого и желание, светящиеся в глазах, согревали куда лучше телесного тепла. - Боитесь, что меня могила ждет, а сами куда лезете, капитан Хирако? – улыбнулся Гин грустно. Шинджи его не слышал – он тяжело дышал, раскинувшись на кровати в тщетной попытке прийти в себя. - Мудак ты, Гин, - сообщил он наконец, восстановив дыхание. – Кто бы мог подумать, что мы столкнемся вот так? Гин бы не мог. Гину этого и не требовалось. Все их знакомство с Шинджи – краткий эпизод на его пути. Но ему нравилось чувствовать чужую кожу под одеялом, слушать чужое дыхание, самую малость отгоняющее тяжелую, вязкую тишину Лас Ночес.