Грязь и чистота

      Следующим утром Арсений просыпается от привычной трели будильника и, даже не открывая глаз, отключает его и недовольно переворачивается на другой бок. Но, словно ощущая на себе чей-то пристальный взгляд, Арс всё же распахиват тяжёлые веки и сразу же встречается с зелёными глазами напротив, которые смотрят на него с такой нежностью, что аж блевать тянет. Арсений настолько не привык просыпаться с кем-то в одной кровати, что еле сдерживает себя от порыва схватить Антона за руку и бесцеремонно выставить за дверь, как и всех тех, с кем Арс трахался раньше.       Но вместо этого Арсений лишь морщится и медленно встаёт на ноги, чувствуя, что утреннее похмелье обошло его стороной. Даже спать внезапно перехотелось, как только он обнаружил в постеле своего вчерашнего гостя.       — Можно мне в душ? — неуверенно спрашивает Антон, когда Арсений открывает платяной шкаф с одеждой.       — Да. Это там, — Арс показывает рукой на ванную комнату и невольно задерживается взглядом на упругих ягодицах Антона, когда тот проходит мимо него.       Усмехаясь чему-то, Арсений достаёт из шкафа полотенце и, набросив его на плечо, направляется следом.       Заходя в ванную комнату, Арсений видит, что в душевой кабинке уже течёт вода, сквозь прозрачные стены которой виднеется высокий, худощавый силует.       Арс с трудом подавляет в себе желание присоединиться к Антону и, подходя к раковине, принимается за привычные, утренние процедуры.       Через несколько минут дверь душевой кабинки открывается, из неё выходит Антон, с волос и тела которого стекает вода, образуя на полу небольшую лужу. Помещение мгновенно заполняет цитрусовый аромат, и Арсений сразу догадывается, что Шастун использовал его любимый гель для душа.       — Арс, — Арсений невольно вздрагивает от того, с какой осторожностью Антон произносит его имя, — дай мне, пожалуйста, полотенце.       Арсений подходит к нему, стягивая со своего плеча полотенце. Шастун благодарно улыбается и уже тянет руку, чтобы взять нужную вещь, но вместо этого Арс сам накрывает полотенцем его плечи, чем приводит того в некую растерянность.       Арс начинает бережно вытирать Антона, постоянно касаясь пальцами его обнажённой кожи, отчего она мгновенно покрывается мурашками. Арсению доставляет практически садистское удовольствие наблюдать за тем, как Антон млеет от его прикосновений, как краснеют его щёки и подрагивают плечи. В его зелёных глазах отчётливо виднеется возбуждение, и Арсений чуть ли не первый раз в жизни хочет нарушить собственное правило: никогда не трахать одного и того же парня дважды, ведь Антон сейчас выглядит настолько невинно и развратно одновременно, к тому же, член до сих пор помнит, как тесно внутри этой девственной задницы.       Последний раз проведя полотенцем по нежной, пахнующей апельсином коже, Арсений поддаётся мимолётному желанию и медленно проводит кончиком носа по горячей щеке Антона, слыша в ответ судорожный вздох. Самодовольно усмехнувшись, Арс обхватывает ладонями осиную талию Шастуна и начинает нежно гладить пальцами чуть выступающие рёбра, замечая, что тот чуть ли не урчит от удовольствия.       Арсений ещё теснее прижимает к себе разгорячённое тело, чувствуя, как ему в бедро упирается что-то твёрдое. Дыхание Антона заметно учащается, а в глазах появляется судорожный блеск. Понимая, что тот уже готов, Арс совершает «контрольный выстрел»: нежно проводит влажными губами по его скуле и слегка прикусывает зубами чувствительную мочку уха, получая в ответ тихий стон.       Антон зажмуривает глаза и с замиранием сердца ожидает последующих действий от Арсения. И тот его изрядно удивляет.       — Сделай мне кофе, — томно шепчет он на ушко Антону и, накидывая ему на плечи полотенце, заходит в душевую кабинку.       Он не видит, но чувствует растерянный взгляд Антона и включает горячую воду. Прозрачные капли приятно обволакивают тело, и Арсений блаженно улыбается, опираясь спиной о стену кабинки. *~*~*~*       Когда Арс заходит на кухню, в одних боксерах и на ходу вытирая волосы полотенцем, Антон, уже полностью одетый, разливает по чашкам ароматный кофе.       — Надо же, — усмехается Арс, небрежно плюхаясь на стул и закидывая ногу на ногу. — Честно говоря, я думал, что ты не умеешь пользоваться кофеваркой.       — Ты очень многого обо мне не знаешь, — улыбается Антон, осторожно пододвигая к нему чашку с горячим напитком.       — Мне вполне достаточно и того, что я уже знаю.       Арсений сразу же делает небольшой глоток и морщится.       — Невкусный? — Антон с досадой прикусывает нижнюю губу, заметно расстроившись.       «Как это, блять, мило».       — Да нет, просто я всегда сахар добавляю, — с этими словами Арс тянется к коробке с «белым ядом», но внезапно замечает паспорт, лежащий неподалёку. И он явно принадлежит не ему. — Так, — он резко хватает документ со стола, тем самым привлекая внимание Антона.       — Эй, отдай, — уж больно резво тянется Шастун к своей законной вещи, вскакивая со стула и при этом чуть не пролив на себя горячий кофе.       — А чего ты так нервничаешь? — смеётся Арсений и отступает назад, открывая паспорт на нужной странице. — Я просто хочу узнать твой возраст.       Поняв, что рыпаться уже бесполезно, Антон садится обратно на стул и опускает стыдливый взгляд в чашку, нервно помешивая напиток чайной ложкой.       — Семнадцать? — Арс издаёт удивлённый свист и смотрит на Шастуна, как на главную ошибку в своей жизни. — Пиздец, я совратил малолетку. Куда только твои родители смотрят?       Арсений замечает, что при упоминании о родителях, Антон мгновенно меняется в лице, с досадой поджимая губы.       — Моим родителям на меня наплевать, — он горько усмехается. — Для них гораздо важнее выяснить отношения между собой, а про моё существование они даже не помнят.       Арсений в ответ тяжело вздыхает, садясь напротив Шастуна. Неожиданно он ловит себя на странной мысли, что ему не нравится смотреть на то, как Антон грустит. Солнечная улыбка идёт ему гораздо больше.       — Это, конечно, охуеть, как печально и всё такое, но ещё не повод для того, чтобы ложиться под первого встречного.       — Но ты не первый встречный, — Арс ловит на себе влюблённый взгляд Антона и с подозрением прищуривается, делая глоток из чашки. Он уже и не замечает, что так и не добавил в кофе сахара, как-то не до этого сейчас. — Ты лучший. И сегодняшняя ночь — это самое охуенное, что когда-либо случалось в моей грёбаной жизни.       Арсений чуть ли не давится кофе от такого откровенного заявления. Ему, конечно, часто приходится слышать комплименты в свой адрес, но из уст развратных, шлюховатых парней они звучат как-то иначе (как примитивная благодарность за охуенную ночь траха, а мальчишка сейчас практически признался ему в любви, и от этого невольно становится как-то не по себе).       Антон явно не из его жестокого мира, где не существует любви, и никто никому ничего не должен. Благодаря этому, у Арса складывается такое ощущение, будто он переспал с инопланетянином.       — Ну я надеюсь, ты понимаешь, что продолжения ночи не будет? — Арсений выпросительно выгибает правую бровь, внимательно смотря на Шастуна.       В глазах Антона застывают слёзы. Арс прекрасно это видит, но не подаёт виду, с лёгкой ухмылкой глотая остывший кофе. Он не станет жалеть этого сопливого мальчишку. Не дождётся.       — Конечно, понимаю. Я же не тупой, — Антон судорожно отводит взгляд, «внезапно заинтересовавшись» причудливой картиной на стене.       Арс молчит, неторопливо допивая свой кофе и с усмешкой отмечая в уме, что Антон так ни разу на него и не посмотрел.       «Обиделся? Это так по-детски».       В последний раз взглянув на неподвижного Антона, Арсений встаёт из-за стола и, зайдя в спальню, начинает одеваться.       Уже застёгивая рукав чёрной рубашки, Арс слышит негромкий хлопок входной двери и невольно прислушивается к кромешной тишине.       «Ушёл что ли?»       «Ну и чёрт с ним!» *~*~*~*       Антон стоит около подъезда тринадцатиэтажного дома и нервно курит сигарету, которую беспалевно стащил из куртки Арсения. Арс всё равно не обеднеет, а ему просто необходимо успокоить нервы, которые вот-вот лопнут, словно натянутая струна.       У Антона сейчас есть, как минимум, три причины для самоубийства: он совершенно не знает этого района, аккумулятор телефона находится на безнадёжном нуле, а сердце разбито вдребезги одним самовлюблённым красавчиком.       «Какой же я придурок, что сбежал. Что вот теперь делать? Возвращаться обратно — точно не вариант: подумает ещё, что я какая-то истеричка с ПМС».       Антон делает глубокую затяжку, чувствуя, как к глазам подступают предательские слёзы.       «Ведь прекрасно знал, что всё так получится, но всё равно, сука, так обидно. Пиздец».       Он громко хлюпает носом и зябко ёжится от осеннего ветра, пробирающегося под тонкую ткань кофты. Засунув ледяные руки в карманы, Антон оглядывается по сторонам в поисках автобусной остановки или станции метро, но ничего подобного не обнаруживает. Да даже если и обнаружил бы, денег в карманах у него всё равно ни гроша. Убегая вчера из дома, он явно не рассчитывал на такое бурное развитие событий. Видимо, придётся идти пешком. До клуба, у которого он вчера стоял, вроде не так далеко. По крайней мере, вчера они доехали до дома Арса примерно за десять минут, не больше.       Когда Антон уже собирается уходить, железная дверь с писком открывается, и из неё выходит Арсений, на ходу поправляя воротник своего чёрного пальто. Их взгляды на секунду встречаются, но Антон сразу же опускает глаза, делая вид, что усердно пытается включить свой разряженный телефон.       «Ну ты и придурок, Шастун!»       Антон не видит, но чувствует, как Арс усмехается, и вздыхает, снова поднимая взгляд. Однако, Арсений на него уже и не смотрит, направляясь к своей иномарке.       «Он бросит меня здесь одного?» — озадаченно прожигает Антон его спину, чувствуя, как в сердце начинает неприятно покалывать.       «Ну и вали!» — он смотрит вслед уходящему Арсению и всеми силами пытается подавить в себе приступ слёз, параллельно ругая себя за излишнюю чувствительность.       Арс в это время уже открывает дверь автомобиля, но внезапно оборачивается, бросая на Антона тяжёлый взгляд.       — Тебе что особое приглашение нужно? Или ты решил меня с работы подождать?       Антон в ответ обиженно смотрит на Арса и, подумав несколько секунд, всё же плетётся к машине, еле передвигая ногами. Предательская улыбка так и норовит тронуть уголки его губ, но он удачно скрывает её, опустив глаза в землю.       — А можно как-нибудь побыстрее? — Арсений уже сидит на водительском кресле, нетерпеливо поглядывая на дорогущие часы на руке. — Не хватало мне ещё из-за тебя на работу опоздать.       Антон в ответ что-то неразборчиво бурчит, но всё же ускоряется, плюхаясь на сиденье рядом. Сейчас он выглядит, как обиженный ребёнок, которому в магазине не купили игрушку. Но, по сути, причин обижаться на Арсения у него просто нет.       Отводя взгляд к окну, Антон непроизвольно втягивает носом аромат мускуса и сигарет. Этот ебучий запах, от которого ноги начинают предательски подкашиваться, а низ живота — приятно тянуть.       — Пристегнись, — слышит Шастун строгий голос и шумно закатывает глаза.       «Как скажешь, папочка».       Антон молится, чтобы эта поездка не заканчивалась никогда, из-под опущенных ресниц рассматривая идеальный профиль Арсения, его жилистую шею и красивые руки, сжимающие кожаный руль.       — Хватит на меня так пялится. Я же смущаюсь, — насмешливо улыбается Арс, и Антон быстро отворачивается к окну, чувствуя, как горят его уши.       «Да что ты знаешь о смущении?»       Вид за окном не вызывает никакого интереса, чего не сказать о сексуальном водителе рядом. К тому же, дом Антона уже близко, а расставаться с Арсением Шастуну не хочется совершенно. Но сам Арс явно не разделяет его чувств, ему ведь так хорошо и в одиночестве.       А хорошо ли?       За своими мыслями Антон даже не замечает, как автомобиль останавливается около обшарпанной девятиэтажки. Не в силах сдвинуться с места, Шастун с тоской смотрит на знакомую детскую площадку, завядшую клумбу с цветами…       «Как же не хочется сюда возвращаться!»       — Ну и? Долго ты ещё собираешься здесь сидеть? — из транса Антона выводит ворчливый голос Арса. Вздрогнув, Шастун переводит на Арсения нервный взгляд. — Время, между прочим, не резиновое.       — Да, прости… я просто задумался, — со вздохом шепчет в ответ Антон и неохотно тянется к ремню безопасности, отчаянно мечтая, чтобы его заело.       Но, конечно же, он легко поддаётся с первого раза.       «Дурацкий ремень. Испортил мой гениальный план».       — Ну… пока? — с надеждой в голосе мямлит Антон, чувствуя, как бешено колотится собственное сердце.       Антону так хочется… хочется страстно поцеловать Арса, зарыться пальцами в его густые волосы, ощутить мягкость губ, жар прикосновений…       «Ну же! Скажи, что мы ещё увидимся».       Но Арсений молчит, то и дело поглядывая на время.       — Прощай, — слышит Шастун, уже выходя из машины и, зажмурившись, агрессивно хлопает дверью автомобиля.       Арс наверняка сейчас недоволен, что его «малышке» сделали больно. А боль Антона его не интересует. Да даже если и интересует, Шастун всё равно об этом никогда не узнает.       Антон ещё долго стоит на месте, провожая автомобиль тоскливым взглядом. Холодный ветер настойчиво пробирается под ткань тонкой кофты, заставляя тело дрожать.       «Вот и сказочке конец. Добро пожаловать в реальный мир». *~*~*~*       Антон лежит на кровати в своей комнате и бездумно пялится в потолок. За стенкой раздаётся привычная (нет) ругань родителей. Раздражённо вздохнув, Шастун берёт с тумбочки плеер и затыкает уши наушниками, предварительно врубив музыку на полную громкость.

System Of A Down — Lonely Day

«Such a lonely day And it’s mine The most loneliest day of my life Such a lonely day Should be banned It’s a day that I can’t stand…»

      Антон устал. Устал молча глотать обиду, каждый день видеть, как родители выясняют между собой отношения, абсолютно не обращая внимания на родного сына. Даже несколько минут назад, когда Шастун зашёл на кухню, они даже не поинтересовались о том, где он шлялся всю ночь.       «Завтракать будешь?» — спросила мать, смотря на Антона глазами, полными безразличия.       А чего он, собственно, ожидал? Что она начнёт кричать, что звонила ему всю ночь, переживала, и теперь он будет месяц сидеть под домашним арестом? Ага, конечно. Дождёшься от неё. Увы, но её волнуют лишь собственные проблемы.       Отец и вовсе считает Антона за пустое место и разговаривает с ним только тогда, когда находится в хорошем настроении или, наоборот, в плохом. И тогда он орёт на Шастуна так сильно, что стены трясутся. И неважно за дело Антон получает или нет.       Антон часто моргает, отгоняя непрошеные слёзы и переводит взгляд на плакат с собакой, которая смотрит на него так любяще и преданно, хотя это всего лишь ебучий клочок фотобумаги.       «Почему мои родители так не могут?»       Одна единственная слеза всё же стекает по бледной щеке, и Шастун быстро смахивает её ладонью, словно стыдясь перед самим собой за эту безобидную слабость.       Антон невольно вспоминает своё детство: как громко ревел и разбрасывал по полу игрушку, тем самым пытаясь привлечь к себе внимание родителей. Но за это он получил лишь лёгкий шлепок по заднице и осуждающий взгляд матери, которая крутилась перед зеркалом, примеряя уже десятое по счёту платье. Потом родители уехали на очередную «важную» встречу, оставив Антона с няней, которая вместо того, чтобы играть с ним, только и делала, что пялилась в телевизор и трещала с кем-то по телефону.       И так каждый грёбаный день.       Всю жизнь родителям было не до сына, для них на первом месте стояла карьера. Как Антон случайно узнал позже (отец рассказал ему по пьяни): он не был желанным ребёнком. Мать не хотела его рожать, она была слишком молода для семьи: в девятнадцать лет ещё ветер в голове гуляет. Но потом она всё же передумала, так как врачи сказали, что аборт может повести за собой необратимые последствия.       Родители поженились, но жизнь их так и осталась прежней, так как ребёнка они скинули на воспитание няням. Чужим тётям, которым было, по сути, абсолютно на него наплевать.       Нет, конечно, Антона одевали, хорошо кормили, покупали игрушки. По сути, у него было всё, кроме одной крайне важной вещи: родительской любви. Она не измеряется подарками, тут всё гораздо глубже.       Единственной отрадой для Антона была его родная бабушка, которая забирала его в деревню на лето и иногда приезжала к нему в Питер из Воронежа. Но скоро не стало и её. Как раз в то трудное время, когда у Шастуна только наступил переходный возраст, в период которого окружающий мир воспринимается намного болезненней и острее. К тому же, Антон с самого рождения отличался излишней чувствительностью.       После смерти самого близкого в жизни человека, Антон окончательно замкнулся в себе, начал прогуливать уроки, курить, даже пытался принимать лёгкие наркотики, но, к счастью, вовремя одумался. И даже тогда родители предпочитали его просто игнорировать, делая вид, будто не слышат ежедневный плач за стеной, не замечают красных глаз сына и не ощущают запах сигарет, пропитавший собой всю комнату.       Счастливое детство так и осталось несбывшейся мечтой Антона. В возрасте тринадцати лет он и вовсе перестал в них верить, никогда не загадывая заветного желания под бой курантов. Какой в этом толк, если оно всё равно никогда не сбудется?       И сейчас, нервно качая ногой в такт очередной песне о боли и одиночестве, Антон чувствует, что стремительно начинает закипать, словно чайник. Ну почему в его жизни всё так сложно? Почему те люди, от которых он ждёт любви, относятся к нему, как к пустому месту?       Сначала родители, теперь этот Арсений, который принципиально не заводит отношений. А дальше что? Неужели он всю свою жизнь будет чувствовать себя ненужным и одиноким?       Так часто бывает, когда копишь в себе негативные эмоции, и в один прекрасный момент они взрываются, словно бомба замедленного действия. И взрываются они, благодаря какому-то переломному моменту, как и случилось у Антона. Сразу становится как-то плевать на мир, на свои поступки и их последствия. Хочется лишь одного: совершить какой-нибудь опрометчивый поступок, освободиться, выплеснуть свой гнев.       И Антон уже знает, каким образом это сделает. Он ведь хочет обратить на себя внимание родителей? И уже даже не важно, что именно они будут к нему чувствовать: любовь или злость, жалость или ненависть.       Это называется беспросветное отчаяние.       На губах Антона застывает нервная улыбка. Ему хочется плакать. Ему хочется и смеяться. Но сильнее всего ему хочется признаться родителям в том, что он так тщательно скрывал все эти годы. Желание мазохиста, не иначе.       Но всё же поддавшись ему, Антон отбрасывает плеер и вскакивает с кровати, решительно направляясь на кухню.       Уже всё равно, что будет дальше. Потому что хуже быть уже просто не может (?).       На кухне неприятно пахнет горелым, и Антон невольно морщит нос, смотря на родителей, которые сидят за столом и всё так же разговаривают на повышенных тонах, изредко прерываясь на завтрак.       — Мам, пап, а вы не хотите у меня спросить, где я шлялся всю ночь? — скорее всего, что другим подросткам (с нормальной семьёй) этот вопрос покажется ничем иным, как самоубийством, но Антон уже и так мёртв. Морально. Но, кажется, не против умереть ещё и физически.       — У Димки, наверное. Где ещё то? — равнодушно пожимает плечами мать, смотря на сына с удивлением.       «Неожиданный вопрос, не правда ли?»       — А вот и не угадала, — усмехается в ответ Антон, складывая руки на груди. — Хотите знать, где я был на самом деле? В гей-клубе.       Шастун еле сдерживается, чтобы не замеяться в голос, видя, как шокированно вытягиваются лица его родителей.       — Да что ты такое несёшь, гадёныш? — рычит отец, вскакивая со стула. О да, для него геи — это больная тема. Впрочем, как и для всех ярых гомофобов. — Внимания захотел?       «Ты даже не представляешь, КАК!»       — Нет, папочка, подожди: это ещё далеко не вся история, — губы Антона расплываются в издевательской улыбке, граничащей с улыбкой психически нездорового человека. — Там я встретился с одним мужчиной, который намного старше меня. И знаешь что? Он меня трахнул!       Антон невольно делает шаг назад, видя то, как лицо отца краснеет от ярости, а выцветшие глаза зло смотрят на него в упор.       — Ну и что? Так и будешь молчать?       Буквально через секунду щёку Антона обжигает звонкая пощёчина, от которой ему с трудом удаётся устоять на ногах. Накрывая повреждённый участок ладонью, Шастун кривит губы в болезненной усмешке и переводит на отца потемневший взгляд.       — Маленький, неблагодарный педик! — слышит Антон и чувствует, как его сердце окончательно разбивается на части, словно стеклянная ваза.       — Да. И теперь тебе придётся жить с этим.       Не помня самого себя от злости, Антон влетает в свою комнату и, бросая на пол дорожную сумку, начинает спешно вываливать из шкафов вещи. Абсолютно все, без разбора.       «Заебало. Как же меня всё заебало!»       Глаза болезненно щиплет от слёз, а руки дрожат, словно в лихорадке. Единственное, чего хочется Антону в данный момент — съебаться отсюда куда подальше.       — Антон, куда ты собрался? — удивлённо спрашивает мать, появлясь в проходе.       — Поживу пока у Димы, — даже не смотря на неё, небрежно бросает Антон. — Здесь мне явно не рады.       — Это неправда, Антош! Если ты на отца обиделся, то он не со зла, пойми! Просто твоё признание повергло его в шок, ты же прекрасно знаешь, как он относится к геям!       — Да мне плевать! — в сердцах вскрикивает Антон, всхлипывая от предательских слёз, стекающих по щекам. — Я не хочу больше жить с вами! Вы мне противны!       — Да что ты такое говоришь? После того, что мы для тебя сделали?       — Да что?! Что, блять, вы для меня сделали? — Антон смотрит прямо в глаза матери, полные недоумения. Либо она просто хорошая актриса, либо действительно не вдупляет. — Благополучно забыли о моём существовании? Спасибо, конечно, но я не об этом мечтал!       Антон резко застёгивает сумку, чудом не вырвав молнию к чёртовой матери.       — Я тебя никуда не пущу, слышишь? — с надрывом кричит мать, перегораживая Шастуну проход. — Ты хоть у Димы спросил, пустит он тебя к себе жить или нет? У него ведь не хоромы, разместиться особо негде. К тому же, он наверняка живёт не один, а с девушкой!       «С парнем» — мысленно перебивает её Антон, но вслух произнести этого не осмеливается. В конце концов, это не его тайна, и подставлять единственного человека, которому он дорог, Шастун не собирается.       — Ты подумал о том, что будешь причинять им неудобства?       — В тесноте, да не в обиде, — криво улыбается Антон и пытается обойти мать, но та стойко стоит на своём месте, не собираясь отступать. — Отойди, мам. Зачем я тебе нужен? Без меня вам будет только легче друг друга ненавидеть.       — Антош, ты просто не в себе.       — И это ещё один повод, чтобы от меня избавиться. Дай мне просто уйти. Пожалуйста, — Антон делает очередную попытку, но снова тщетно.       — Господи, да пусти ты его, — вмешивается в перепалку отец, грубо отстраняя женщину за плечи. — Пусть валит, куда хочет. Я не собираюсь жить в одном доме с пидором.       Эти слова отзываются режущей болью в сердце, мгновенно срывая внутри все предохранители.       — Боишься, что я изнасилую тебя ночью, грёбаный ты гомофоб? — шипит Антон, смотря отцу прямо в глаза и невольно пятится в сторону, видя, как тот уже наводит руку для удара. Шастун беспомощно зажмуривает глаза и выставляет руки вперёд в защитном жесте.       Но в последний момент мужчина меняет своё решение и больно сдавливает Антону горло, грубо припечатывая его спиной к стене. Шастун широко распахивает глаза и судорожно шевелит губами, задыхаясь.       — Пошёл. Нахуй. Из. Моего. Дома, — рычит его отец, выделяя каждое слово, и через несколько секунд нехотя убирает руки, отпуская сына.       Ещё с минуту Антон пытается прийти в себя, жадно глотая ртом воздух и потирая горящую шею. А затем хватает сумку, дрожащими руками напяливает на ноги кроссовки и выбегает в подъезд, слыша за дверью крики родителей.       «Ругайтесь на здоровье. Больше я вас не потревожу». *~*~*~*       Из квартиры сто тридцать пять вкусно пахнет блинами и свежесваренным кофе. Быстро стерев с лица остатки слёз, Антон со вздохом жмёт на дверной замок и через несколько секунд дверь перед ним распахивается, являя его взору невысокого мужчину в очках.       — Привет, Дим, — Антон шмыгает носом, уныло смотря на сонного, нихрена непонимающего брата. — Я из дома ушёл. Можно у тебя пока пожить?       Несколько секунд Дима смотрит на него удивлённо, но вовремя успевает опомниться, жестом приглашая Шастуна в коридор.       — Проходи, — шумно вздыхает Позов, забирая из руки брата сумку и ставя её на пол. — Сейчас всё расскажешь.       «Вот этого мне как раз и не хочется».       Переступая порог кухни, Антон замечает у плиты какого-то невысокого мужика с забавным хвостиком на голове. Он смотрит на Шастуна с некоторым недоверием, вслепую переворачивая блин на сковородке, отчего та издаёт характерное шипение.       — А это ещё что за долговязая швабра? — нахмурившись, спрашивает «хвостатый» у, зашедшего на кухню, Димы. — Я начинаю ревновать.       — Я не швабра, — несколько обиженно отвечает Шастун, приземляясь на стул. — Я Антон. А ты, видимо, Серёжа, да? Димка про тебя много мне рассказывал.       «А точнее про твоего эгоиста-друга, который всё время влезает в ваши отношения».       — Антон — мой двоюродный брат, — поясняет Позов, деловито поправляя очки. — И он пока поживёт с нами. Ты ведь не против?       — Конечно, против, — фырчит в ответ Серёжа, перекладывая готовый блин на тарелку и сразу же заливая в сковороду новое тесто. — У нас только одна двуспальная кровать. Где он спать то будет? Точно не с нами.       — У нас есть раскладушка, поспит пока на ней. Тем более, это ведь на время, — замечая на себе странный взгляд брата, Дима уже перестаёт быть уверенным в своих словах. — На время ведь? — переспрашивает он у Антона.       Тот неопределённо пожимает плечами, опуская взгляд.       — Судя по его реакции, он решил здесь прописаться навечно, — недовольно бурчит Серёжа.       — Не навечно, — мямлит в ответ Антон. — Пока не накоплю денег, чтобы снять себе отдельную квартиру.       — Ну здорово, блять, — мда уж, Матвиенко — та ещё вредина, ничего не скажешь.       — Все настолько серьёзно? — Дима бросает на брата обеспокоенный взгляд.       — Я признался им, Дим, — коротко и ясно. Позов тяжело вздыхает, проводя ладонями по лицу. — Теперь отец меня ненавидит.       — Ну и зачем ты это сделал? Тебе мало проблем?       — Да потому что я заебался так жить, понимаешь? Не вернусь туда больше никогда в жизни… особенно после того, как отец сначала ударил меня, а потом чуть не задушил.       — Ты всё правильно сделал, — неожиданно встревает в разговор Серёжа, ставя на стол тарелку со стопкой блинов. Кому-кому, а уж ему это ситуация очень знакома. Наверное, поэтому мнение Матвиенко так быстро изменилось в противоположную сторону. Антона он понимает. — Так уж и быть, разрешу тебе здесь остаться.       — Эй, ну это как бы моя квартира, — начинает смешно возмущаться Дима. — И я в ней хозяин.       — Ага, ну тогда и ебись сам с собой, — с улыбкой отвечает Серёжа, и Антон прыскает со смеху, закрывая лицо ладонью.       «Этот мужик начинает мне нравится».       — Придурок, — толкает Дима в бок своего бойфренда, слегка покраснев.       — Слушай, у тебя синяк что ли на скуле? — хмурится Матвиенко, внимательно вглядываясь в лицо Антона.       — Где?       — Да вот, — Серёжа тянется к лицу Антона и нажимает пальцем на повреждённый участок.       — Ай, — морщится Антон, остраняясь. — Больно.       — Это отец тебя так? — хмуро спрашивает Дима.       — Похоже, что да, — усмехается в ответ Шастун и спешит перевести тему: — У кого какие планы сегодня на вечер? Предлагаю сходить в кино. У меня оталось немного карманных денег, могу за всех заплатить.       — На квартиру лучше себе копи, — Серёжа издаёт сдавленный смешок. — Будешь так деньгами разбрасываться, точно никогда от нас не съедешь.       «Нет, он всё ещё меня бесит».       — А это неплохая идея, кстати, — улыбается Дима, обнимая Матвиенко за плечи.       — Разорить Антона?       — Да нет же. Всем вместе сходить в кино. Как раз на этой неделе вышел один классный ужастик…       — Нет, только не ужасы, — отрицательно мотает головой Антон, но находясь в состоянии весьма воодушевлённом. Всё лучше, чем пару минут назад. — Я же там сдохну, отвечаю.       — Ну вы вдвоём идите, а у меня на этот вечер другие планы, — скромненько улыбается Серёжа, чувствуя на себе недовольный взгляд Позова.       — И эти планы как-то связаны с Поповым, да? — Дима демонстративно убирает руку с плеч Матвиенко и хмурится. — Почему этот хмырь постоянно встаёт между нами? У него что нет других друзей, кроме тебя? Хотя можешь не отвечать, всё и так очевидно.       — Слушай, в этот раз ему действительно нужна дружеская поддержка. Он переживает из-за того, что бывшая жена запрещает ему видеться с маленькой дочкой.       — У него ещё и семья была? — не без сарказма замечает Позов. — Странно… с его то характером и жизненными принципами. Как его угораздило то? Да ещё и на женщине… да ещё и жениться…       — Так, хватит, — без лишних взглядов понятно, что Матвиенко задевает данная тема, но он стойко держится, пытаясь, чтобы их перепалка не перетекла в настоящий скандал, как это обычно бывает. — Чтобы ты не говорил, он мой друг. И я знаю его гораздо лучше, чем ты, чтобы бросаться подобными словами! Он не настолько плох, как ты думаешь, поверь.       — Ладно, тогда я еду с тобой, — вздыхает Дима, прекрасно понимая, что с Серёжей спорить не то что бесполезно, это ещё и опасно для их отношений.       — Я тогда тоже, — подаёт голос Антон, всё это время наблюдавший за их «семейной» перепалкой.       В голове невольно всплывает Арсений. Дима рассказывал, что друг Серёжи — гей, и это значит, что они, скорее всего, поедут именно в гей-клуб.       «Может мне повезёт, и я встречу там Арса?»       — С ума сошёл? — все надежды Антона мгновенно рушит строгий голос брата. — Мал ты ещё по таким заведениям ходить. Тем более, это не обычный клуб, а для геев. Там всё гораздо хуже.       «Знаю, бывал там. Точнее не прямо там, а около. Но, в принципе, разница небольшая».       — Ну Дииим, — начинает ныть Антон, смотря на Позова глазами, как у кота из «Шрека». — Я же здесь сдохну один со скуки. Или на люстре от горя повешусь. Тебе это надо?       Но, видимо, на Позова подобные уловки совершенно не действуют.       — Если хочешь, можешь позвать друзей, я не против. Но в клуб ты с нами не пойдёшь и точка. Там же одни извращенцы.       — А чего ты сам тогда туда ходишь? — бурчит в ответ Антон, прожигая брата обиженным взглядом.       — Я — это другое дело.       — Ну ты и зануда у меня, конечно, — в привычной манере вступает в разговор Серёжа, шумно закатывая глаза. — Ну что такого случится, если Антон поедет с нами? Он же не собирается там бухать и трахаться с кем попало.       — Нет, не собираюсь, — Антон еле сдерживает свои губы, которые так и норовят расплыться в лукавой улыбке.       «Только если с Арсом, но он ведь не «кто попало», если я уже с ним трахался».       — Да вы что сговорились? Повторю ещё раз для особо одарённых: Антон никуда не пойдёт. К тому же, ему ещё нет восемнадцати, его просто-напросто не пустят в клуб.       — Господи, да ты не знаешь что ли эту систему? — снова встревает в разговор Серёжа, достойно выдержав уничтожающий взгляд своего бойфренда. — Тысяча рублей, и тебя пропустят даже в рай. К тому же, сегодня на входе стоит мой знакомый охранник, с ним вообще проблем быть не должно.       — Господи, Матвиенко, зачем ты это делаешь? Кто тебя за язык то тянет?       — Дима, ну пожалуйста, — снова начинает ныть Антон, решая добить своего брата окончательно. — Ты же не хочешь вернуться вечером домой и обнаружить на своём полу мой хладный труп?       — Я вот не хочу, — поддерживает его Матвиенко.       Дима медленно переводит взгляд с одного на другого и со стоном падает головой себе на руки.       — Да делайте вы, что хотите. Заебали. Но если Антон вляпается в какие-нибудь неприятности, отвечать за это будете оба. Я с вас три шкуры спущу, понятно?       Антон радостно улыбается, переводя благодарный взгляд на самодовольного Серёжу.       «Мы всё-таки с ним поладим. Неплохой мужик, кстати говоря».       — Будешь должен мне, Антошка.       Шастун в ответ по-доброму показывает Матвиенко язык.       — Так, сейчас ты завтракаешь и идёшь в школу, — обращается к Антону Дима, снова принимая нормальное положение. — И никакие «но» не принимаются… — добавляет он тоном, не терпящим возражений.       — Но сейчас уже третий урок закончится!       — Значит, как раз успеешь на два последних,  — Позов ловит на себе жалобный взгляд брата и злорадно усмехается. — Это тебе в наказание. Чтобы жизнь мёдом не казалась.       — Месть удалась, — ворчит Антон и переводит на Серёжу взгляд, полный надежды, но тот отрицательно мотает головой, мол, я тебе не Аладин и не золотая рыбка, решай свои проблемы сам.       «Я в тебе опять разочарован, Сергей». *~*~*~*       Через несколько часов Антон и его лучшая подруга — Ира уже сидят на скамейке в парке, благополучно прогуливая ненавистную алгебру. Шастун уже успел рассказать ей про «эпический пиздец» в своей жизни, и теперь между ними царит молчание, которое, однако, никому не мешает.       Ира шумно жуёт чипсы и без стеснения рассматривает прохожих, каждые несколько секунд переводя взгляд на курящего Антона.       Курящий Антон — это всегда красиво, хоть она и за здоровый образ жизни (ага, а сама жрёт чипсы, которые едва не вредней никотина). Женская логика. Но, сами посудите, как можно не заглядеться на длинные, окольцованные пальцы, обхватывающие фильтр сигареты, на струйки клубящегося дыма, вылетающего из приоткрытого рта и выразительный взгляд, задумчиво смотрящий куда-то вдаль?       — И вы теперь встречаетесь? — с долей дружеской (?) ревности спрашивает Кузнецова, решая возобновить разговор о загадочном Арсении. Ей хочется узнать что-то более существенней томных вздохов и фраз наподобие «он так охуенно целуется» или «я, кажется, втрескался в него по уши».       — Ага, конечно, — усмехается в ответ Антон, делая очередную затяжку. — Для него это был просто секс, и он прозрачно дал мне это понять.       — Вот урод, — выносит свой вердикт Ира, искренне обидевшись за лучшего друга.       «Вот я бы никогда так не поступила».       — Это не он — урод. Это я — слишком наивный. На что я расчитывал, трахаясь с ним? Что он наутро сделает мне предложение? Нет, Ир. Мне просто захотелось приятно провести ночь. Но просто, как видишь, не получилось.       — Ну и в чём тогда заключается твоя наивность?       — Да потому что, даже убеждая себя, что ни на что не надеялся, я всё равно на что-то надеялся, — повышает голос Антон, туша окурок о скамейку.       Кузнецова напрягает извилины, чтобы до конца понять смысл данной фразы, но это слишком сложно для её мозгов, которые, кажется, начинают дымиться.       «И кто-то ещё плохо отзывался о женской логике? Логика парней — не лучше. Хотя Антон — это ведь не совсем парень? Или…»       — Ему хоть сколько лет?       — Не знаю. Но намного меня старше. Лет на десять или даже больше.       — Ну ты даёшь, — улыбается Ира, по-дружески пихая Шастуна в бок. — На старикашек потянуло?       — Да иди ты, — отмахивается от неё Антон, как от надоедливой мухи. — Если бы ты видела его, то так бы не говорила. К тому же, он богатый. Если богатый, значит у него хорошая работа, если у него хорошая работа, значит он умный… чем не идеальный мужчина, скажи? Уж получше всяких недоразвитых малолеток.       Ира в ответ лишь неопределённо пожимает плечами, запихивая в рот очередную партию чипсов.       — Разве тебе самой не хочется встречаться с парнем, который старше тебя? Чтобы он отвозил тебя в школу на машине, вёл с тобой взрослые разговоры, дарил тебе дорогие подарки, а не пирожки из столовой?       — Короче, как шлюхе.       — Нет.       — Да.       — Нет.       — Да.       — Да иди ты.       — Нет, Тош, мне так не хочется. Мне хочется прогулок по парку, невинных поцелуев и ромашек с поляны.       «Желательно, от тебя».       — К тому же, твой ненаглядный Арсений кинул тебя, как шлюху, если ты не забыл. И он явно не собирается вести с тобой взрослые беседы, дарить подарки и отвозить в школу на машине. Он лучше найдёт себе для этих целей кого-нибудь постарше, поопытней и поумнее. Извини, если обидела.       Классика жанра. Сначала рубить правду матку, а потом смягчить это коротким «извини, если чё» или улыбчивым смайликом.       Антон сразу же замолкает и отводит взгляд, а Ира мысленно бьёт себя чем-то тяжёлым по башке.       — Ты всё-таки обиделся?       «Конечно, обиделся. Блядь, Кузнецова, кто тебя за язык то тянул?»       — Ну, суслик мой, не обижайся, — жалобно скулит Ира, самовольно укладывая голову на костлявое плечо друга. Однако, сейчас оно кажется ей мягче любой подушки.       — Суслик? — морщится в ответ Антон, но предательская улыбка всё же трогает уголки его губ. — Это что-то новенькое.       — Просто признай, что этот… ну как его?       — Арсений, — недовольно закатывает глаза Шастун, словно не запомнить имя его трахателя — высшее преступление.        — Не твоего поля ягода, — продолжает свою мысль Ира, а через секунду уже успокаивающе гладит друга по светлым волосам, боясь, что он опять задумает обижаться.       Но Антон даже и не думает делать этого, прикрывая глаза и греясь под редкими лучами солнца, становясь похожим на самого настоящего кота. Забавного, милого кота.       — Ты домой то возвращаться собираешься?       — Нет.       — А как же…       — Нет и ещё раз нет. Что именно тебе не понятно в этом слове?       — Какой же ты всё-таки вредный.       Но Ире это даже нравится. Честно говоря, ей нравится в нём всё: от забавно торчащих ушей до длинных, изящных пальцев со множеством колец, и далее по списку. Только она не может понять одного: это дружеская любовь или та, о которой так часто пишут в книжках?