My Chemical Romance — Summertime
«Прежде чем мы отыщем путь В темноте и выберемся из неприятностей, Ты можешь сбежать со мной В любое время, когда пожелаешь…»
— Арс, а твои родители когда придут? — спрашивает Рома, с расслабленной полуулыбкой смотря на то, как Арсений обхватывает губами фильтр сигареты и делает глубокую затяжку, слегка прикрывая глаза. Через пару секунд изо рта Арса вылетает прозрачная струя дыма, напуская на комнату едкий туман, который Андрусенко пытается развеять рукой. Неплохо, конечно, было бы открыть окно, чтобы выветрить из комнаты стойкий запах сигарет и дешёвого пива, но не один из парней не хочет поднимать свой зад с кровати. — Отец сказал, что поздно вернётся, а мама уехала к бабушке в деревню на неделю, так что не очкуй — времени у нас ещё полно, — отвечает Арсений после непродолжительной паузы и бросает на друга лукавый взгляд, в котором пляшут маленькие, игривые черти. — Ну тогда, пожалуй, выпью за твоё здоровье, — Рома берёт с кровати литровую бутылку пива, которая уже пуста наполовину, и, открутив от неё крышку, делает щедрый глоток. Слегка морщится от горьковатого вкуса и переводит взгляд на Арса, принимая из его пальцев тлеющую сигарету. — И, кстати, я не боюсь твоего отца, — добавляет Андрусенко и затягивается. — Ну да, конечно, — по-доброму усмехается Арсений и, отбирая у друга пиво, присасывается губами к горлышку бутылки. Арс уже немного пьян, но лицо Ромы в глазах всё ещё не расплывается, только лишь кажется каким-то по-особенному привекательным. Непорядок; подобные мысли не должны лезть в голову Арсения, но, чёрт возьми, они лезут и, похоже, их бесполезно выгонять поганой метлой. — Скворечно, — беззлобно огрызается в ответ Андрусенко и тушит окурок о маленькую тарелку, которая лежит на полу. Туда же он его и бросает. — И вообще, ты бы тоже очковал, если бы мой отец тебя ненавидел. — Так я и не отрицаю этого. Мне бы не хотелось получить пизды от твоего отца, он сильный и злой, — со смешком произносит Арс, расфокусированным взглядом разглядывая белые обои на потолке. — А хочешь я расскажу тебе маленький секрет? — заговорческим тоном произносит Рома; в его глазах искрятся задорные огоньки. — Хочу, — Арсений глупо улыбается, поворачиваясь лицом к другу. — У меня нет отца, дурачина. Только мать, но она тебя вроде как любит. — Да? Несколько секунд парни тупо друг на друга пялятся, а затем их одновременно пробирает на смех, скорее даже на сдавленное хихиканье. — Чувствую, нас уже накрыло, — выносит вердикт Арс и слегка напрягается, замечая, что глаза Андрусенко смотрят совсем не туда, куда следует. — У тебя очень красивые губы, — шепчет Рома и, замявшись на несколько секунд, заворажённо проводит по ним подушечками пальцев. Арсений вздрагивает, чувствуя приятное, но в тоже время пугающее покалывание внизу живота. — Такие мягкие. Можно я тебя поцелую? — в карих глазах Андрусенко не видно даже намёка на шутку или насмешку. В них плескается отчётливое желание, и Арс просто не может не заметить этого. Арсений не знает точно, хочется ему сейчас обматерить Рому или громко рассмеяться. Да, его забавляет данная ситуация, он даже не чувствует неловкости от того, что Андрусенко так пристально на него смотрит, практически пожирая глазами. Наверное, во всём виноват алкоголь, который затуманивает разум и стирает границы в голове, усложняя простое и облегчая сложное. И именно поэтому Арс сейчас вовсе не прочь засосаться с лучшим другом, который тайно пускает на него слюни и наивно полагает, что Арсений слеп и не замечает этого. Обычно, когда Арс ловит на себе далеко не дружеские взгляды Ромы, то чувствует себя до ужаса неловко, но сейчас всё по-другому. Арсению определённо не противно думать о поцелуе с Ромой, ведь у него пухлые, от природы красноватые губы цвета спелой клубники и, наверняка, они очень приятные на ощупь. Но он не станет их трогать и, тем более, целовать, потому что это, блять, неправильно, и Арсений пока ещё это понимает. Пока. Ведь пива в бутылке ещё достаточно, чтобы окончательно стереть грани приличия в своей голове. А, может быть, оно даже и не понадобится. — Это означает «да»? — Это означает «нет». — Почему? — Потому что я — не гей. — А тебя никто и не просит быть геем. Просто засоси меня. По-дружески. С языком. Арсений смеётся, несколько смущённо закрывая лицо ладонями. Интересно, Рома хоть сам до конца осознаёт, что говорит? Нет, он конечно никогда не был скромен в выражениях, но такое слишком даже для него. Успокоив свой приступ смеха, Арс снова поворачивается лицом к Роме, который, в свою очередь, растягивает губы в невинной улыбке, однако, Арсений знает, что за извращенец скрывается за ней. — Андрусенко, тебе нельзя пить. Под воздействием алкоголя все твои скрытые желания вырываются наружу, и от этого страдают ни в чём неповинные люди. Такие как я. — Ты боишься, что я тебя изнасилую? — выпаливает Рома и, видя, как вытягивается лицо его друга, прыскает со смеху. — Очень смешно, — язвит в ответ Арсений, бросив на Андрусенко уничтожающий взгляд. Однако, тот его даже не замечает, всё также пошло хихикая. — Да хватит уже ржать, извращенец, — вопреки сказанным словам, губы Арса сами по себе растягиваются в улыбке. — Дай мне лучше сигу — курить хочу, не могу. — Обойдёшься, — Рома улыбается, забавно морща нос. — У меня последняя осталась. Тем более, мы курили пять минут назад. — Точнее сказать, ты курил. Я всего четыре тяги сделал. — Не мои проблемы, — а Андрусенко, оказывается, ещё та сучка. — Хотя… — глаза Ромы смотрят на Арса с хитрым прищуром. — Что? — Арсению не нравится взгляд друга, он явно не предвещает ничего хорошего. — Я дам тебе сигу, если ты меня поцелуешь. Ну да, конечно. Что ещё ожидать от этого пидора, как в прямом так и переносном значении? — Отъебись, — смеясь, фыркает Арс и перкатывается на спину, уже смирясь с тем, что покурить ему сегодня не удастся. Он не собирается целовать Рому. Он — не гей. — Что? Струсил? — доносится до ушей Арсения насмешливый голос друга. — Я так и знал, что тебе слабо. Вместо ответа Арс показывает Андрусенко свой идеальный средний палец. — Сыкло. Арсений издаёт какой-то непонятный рык и, поворачиваясь лицом к Роме, заглядывает ему прямо в глаза. — Думаешь? — Уверен. — Ну всё, заебал, — Арс резко наваливается своим телом на Андрусенко, хватая его запястья и припечатывая их к кровати. А Рома и не пытается вырваться из его хватки, неосознанно облизывая свои блядские губы. Так, мать его, сексуально, что низ живота Арсения начинает приятно тянуть. — Сейчас я тебе покажу, какое я сыкло. — Ну давай. Действуй, — в глазах Ромы горят озорные огоньки. Во всём виноват алкоголь. Определённо он. Издав судорожный вздох, Арс резко впивается в губы своего лучшего друга, а тот мгновенно отвечает, тихо простонав в поцелуй. Да, этой сучке определённо нравится, но и Арсению тоже, что немного не входит в его планы. Он думал просто проучить Рому и отобрать у него эту грёбаную сигарету, но, похоже, никотин — это не единственное, в чём он в данный момент нуждается. Воспользовавшись тем, что Арс ослабляет хватку на его запястьях, Рома обнимает Арсения за шею и притягивает ближе к себе, пытаясь углубить поцелуй, настойчиво проталкивая свой язык в чужой рот. Арс медлит, думая, стоит ли поддаться другу или послать его куда подальше. Думая. Нет, это слово определённо неподходящее, ведь думает в данный момент Арсений явно не мозгами. Всё же не решаясь позволить Роме углубить поцелуй, Арс отстраняется от друга и смотрит на него немигающим взглядом, пока тот ерошит своими ладонями его волосы, слегка оттягивая их. — Моё мнение о тебе поменялось в лучшую сторону, — хрипло произносит Рома, пожирая Арсения взглядом и соблазнительно кусая губы, буквально впиваясь в них своими острыми зубами, как бы намекая Арсу, что ему мало, хочется ещё. — Мне просто очень хочется курить, — ехидничает в ответ Арсений, но с Ромы не слезает, словно ожидая чего-то. — Ну да, конечно. Не проходит и двух секунд, как Андрусенко резко притягивает Арса к себе за шею и настойчиво его целует. Это происходит снова, уже более смело и страстно. И Арсений, видимо, только «за», раз не пытается сопротивляться, забираясь ладонями под чёрную футболку Ромы, оглаживая его худое, горячее тело, которое предательски выгибается под ним, моля о большем. Арс не понимает, что творит. Ему чертовски хорошо, а о другом он сейчас просто не думает. Он слишком пьян и возбуждён для этого. Внезапный хлопок входной двери, который буквально оглушает друзей, заставляет их отскочить друг от друга как от огня. Они встречаются непонимающими, испуганными взглядами, и в этой судорожной тишине можно услышать загнанное биение их сердец. — Блять! — уж слишком громко вскрикивает Арс, до которого, наконец, доходит суть происходящего, и пытается судорожно спрятать улики в виде тарелки с окурками и полупустой бытылки пива. Однако, спрятать успевает только бутылку. — Что здесь, мать твою, происходит? — в проёме комнаты появляется сердитый отец; его брови нахмурены, а руки угрожающе сложены на груди. — Здрастье, — несмело произносит Рома, сглатывая ком в горле. Мужчина пронзает его крайне подозрительным взглядом, отчего Андрусенко весь съёживается, становясь похожим на испуганного котёнка. — Вон из моей квартиры! — грозно указывает отец Арса на дверь, и Рома, бросив на друга неловкий взгляд, пулей вылетает из прокуренной комнаты. Недовольно зыркнув на отца, Арсений движется с места, собираясь пойти за Андрусенко, но мужчина зло хватает его за руку и толкает вглубь комнаты. — А с тобой мы ещё не договорили! Глаза Арсения невольно опускаются в пол, но вовсе не от стыда. Ему просто не хочется смотреть на отца, этот человек вызывает в нём слишком негативные эмоции. — Что ты за притон здесь устроил, пока меня не было? Совсем уже страх потерял? Арс молчит, до боли закусив губу. Ему нечего сказать в своё оправдание, он знает, что виноват, но извиняться перед отцом всё равно не собирается. — Мало того что накурился, набухался, так ещё и гомосека сюда этого притащил! Чем вы интересно тут занимались? — Трахались! — вскрикивает Арсений, с досадой поджимая губы. — Не заметно что ли? Арс не ожидает, что после этих слов его лицо обожжёт хлёсткая пощёчина. Подняв голову и ошарашенно посмотрев на отца, он замечает в его глазах замешательство. Отец раньше никогда не бил его. Он читал ему бесконечные морали, словестно унижал, пронзал его долгими, осуждающими взглядами, но руку на него не поднимал, это было не в его правилах. А теперь Арсений стоит как вкопанный, потирает ладонью горящую щёку и не может поверить, что отец действительно ударил его только что. — Неужели тебя так задело то, что я могу быть геем? — тихо говорит Арс, чувствуя, как в душе что-то ноет, тянет и неприятно сжимается. — Если бы я был им, ты бы от меня отказался? Отец молчит, учащённо дыша и сжимая кулаки. — Ответь мне! — С этого дня ты под домашним арестом. Неделю, — ледяным тоном заявляет мужчина и оставляет Арсения одного, так и не ответив на его вопрос. — Да пошёл ты! — Арс со всей дури хлопает дверью и, с досадой ударяя по ней кулаком, чувствует, как руку пронзает острой болью. — Ненавижу тебя. Громкий свист, раздающийся где-то на улице, заставляет Арсения вздрогнуть и, подойдя к окну, распахнуть его настежь. Забравшись коленями на подоконник, Арс видит Рому, который энергично машет ему рукой. — Ну как? Отец тебя не убил? — спрашивает Андрусенко, поднимая глаза вверх и щурясь от вечернего, июльского солнца. — Ну как видишь, я жив, — грустно усмехается Арсений. — Только теперь я всю неделю под домашним арестом. — Бля, это паршиво, — лицо Ромы мгновенно принимает разочарованный вид. — Я ведь говорил, не стоило было к тебе идти. Выпить мы бы могли и за гаражами. — Я же, блять, не знал, что он раньше времени припрётся. — Эх, ну ладно… Я пошёл тогда. — Куда ты пошёл? — уж больно резко произносит Арс, вводя Рому в некоторое замешательство. — Домой, — отвечает он, как-то неуклюже разведя руками в стороны. — Ты же не спустишься ко мне по канату. Услышав последнюю фразу, Арсений замирает; его глаза загораются необоснованным, почти детским восторгом. — А это идея! Я сейчас свяжу все простыни, которые у меня есть, и спущусь к тебе. Круто я придумал? — Совсем сдурел? — Рома смотрит на Арса, как на сумасшедшего, крутя пальцем у виска. — Это опасно. — И этот человек называет МЕНЯ сыклом, — губы Арсения растягиваются в дерзкой усмешке. — Я же, блять, не за себя боюсь, дурак. А если ты упадёшь и что-нибудь себе сломаешь? Головой хоть иногда думай. Упираясь руками о подоконник, Арсений смотрит вниз, оценивая ситуацию. В приципе, второй этаж — это не так уж и высоко. Даже если он и сорвётся, то, максимум, сломает себе позвоночник. Подумаешь! Действительно, блять. Что в этом такого страшного? Пустяки. «Падение будет довольно мягким. Думаю, что я как раз упаду вот в эти охуенные кусты. Отлично». Абсолютно не слушая уговоры Ромы о том, чтобы он бросил нахуй эту затею, Арсений от греха подальше запирает комнату и, вспоминая все голливудские фильмы, которые смотрел, принимается за дело. Сначала стаскивает с кровати простыню и, подумав немного, освобождает от одеяла и пододеяльник. Затем открывает шкаф с чистым бельём, в котором насчитывает две простыни и один пододеяльник. Связывает всё вместе и с досадой понимает, что этого мало. Нужно ещё хотя бы одну простынь… Тут до Арса доходит, что на самой верхней полке лежит ещё новое, запакованное постельное бельё, которое бабушка подарила ему на двадцать третье февраля. В тот день подарок ему категорически не понравился, ведь он хотел новые джинсы, но сейчас Арсений безумно рад тому факту, что бабушка никогда его не слушает и покупает только то, что считает нужным. Через несколько минут Арс уже привязывает самодельный канат к батарее, изо всех сил пытаясь сделать узел потуже. Аж покраснел весь от стараний. — Я где-то слышал, что узлы нужно намочить водой, иначе они могут развязаться, — под окном всё также мнётся Рома и, честно говоря, Арсения уже начинает раздражать его плаксивый тон. Что, блять, с ним может случиться? Говорят, что пьяные боли не ощущают, и Арс хочет проверить это на собственной шкуре. Правда, когда отец ударил его, он всё же почувствовал лёгкое жжение. И обиду. Но не боль; больно ему не было точно. — Да? Ну и как ты себе это, блять, представляешь? Отец точно меня запалит. Рома в ответ беспомощно вздыхает, смотря на Арса такими глазами, будто он, как минимум, собирается спрыгнуть с высотки башни, а не слезть по простыням с грёбаного второго этажа, как это делает каждый второй подросток, когда родители не отпускают его на вечеринку. — Да не бойся ты. Всё будет заебись, — улыбается Арсений и тут до него доходит одна важная вещь: кроссовки. Все его кроссовки находятся в коридоре, а выходить из комнаты ему сейчас не желательно: если отец что-нибудь заподозрит, то ему точно настанет пиздец. «Ну… у меня есть только один вариант», — Арс обречённо вздыхает и открывает шкаф с одеждой, на нижней полке которой лежит коробка с новыми кедами. И за них он тоже должен сказать «спасибо» своей бабушке. Это ведь она подарила ему девчачьи кеды: белые, с красными цветочками. Видимо, она всю жизнь хотела внучку, а не внука. Арсений всерьёз думал, что они так и пролежат в этом шкафу до его смерти, но нет, ведь жизнь — непредсказуемая сука. «Надо будет их потом Роме отдать, — думает Арс, нехотя напяливая кеды на ноги. — Как раз в его стиле». Тяжело вздохнув, Арсений аккуратно отпирает дверь в своей комнате и подходит к окну. Рома смотрит на него всё также испуганно, а сердце в груди почему-то начинает биться чаще. «Так, я не сыкло. Мне не страшно. Я справлюсь», — успокаивает сам себя Арсений, спуская «верёвку» вниз. Конец «верёвки» находится чуть ниже первого этажа, и это очень хорошо. Арс знает, что мальчишка, который живёт этажом ниже, очень часто сбегает из дома с помощью окна и остаётся при этом абсолютно невредимым. Так чем он, блять, хуже? Даже наоборот, он сильнее и выносливее. По физкультуре у него твёрдая пятёрка, так что бояться абсолютно нечего. С этими мыслями Арсений забирается на подоконник, осторожно поворачивается спиной к матерящемуся Роме и, хватась руками за простынь, начинает медленно спускаться. Оказывается, спускаться по простыне со второго этажа — не такое лёгкое занятие, как может показаться на первый взгляд. Арс чувствует ужасную слабость в руках и в теле, а сердце в груди бьётся так сильно и тревожно, что, кажется, его стук слышно за целый квартал. Но Арсений не сдаётся, вцепившись в «канат» мёртвой хваткой и медленно двигаясь вниз, заранее готовясь к тому, что один из узлов может развязаться в любой момент. Наверное, со стороны он выглядит очень нелепо, но, к счастью, его окно выходит на относительно безлюдную местность, поэтому волноваться о том, что подумают о нём люди, не приходится. Да и, в любом случае, мозг Арса сейчас думает сугубо о том, как бы побыстрее и без видимых последствий ступить ногами на твёрдую поверхность. — Так… не торопись, расслабься… ногами так сильно не размахивай, — Рома с умным видом раздаёт ему указания, чем неимоверно бесит Арса. Ему то легко говорить, чувствуя под ногами почву и не находясь в состоянии, граничащим с потерей сознания. Кажется, от таких сильных эмоциональных потрясений из организма Арсения выветрился весь алкоголь, и теперь в его голове судорожно вертятся несколько вопросов: «Какого чёрта здесь происходит?» и «Почему я такой грёбаный кретин?» И вот когда Арс уже свисает где-то посередине первого этажа, случается вполне предвиденное. Самый последний узел резко обрывается и с истошным «блять!» Арсений падает в кусты, в которые, в принципе, и ожидал грохнуться заранее. Правда посадка оказывается не такой мягкой, как он предполагал. Раздаётся характерный треск веток и отборный мат из уст Арса, который в данный момент валяется в кустах в позе морской звезды. Очень злой морской звезды. — Эй, ты как? Живой? — обеспокоенно спрашивает Рома, протягивая руку Арсению. Ну вот что у него за дурацкая привычка постоянно спрашивать, живой ли Арс? Неужели, блять, не видно? Болезненно поморщившись, Арсений хватается за руку друга и поднимается на ноги. Нет, эти кусты явно не для его изнеженного тела: они такие колючие и жёсткие… — Ничего себе не сломал? — Да нет, вроде, — Арс осторожно шевелит ногами, руками, проверяет, не болит ли позвоночник, но ничего серьёзного не обнаруживает. Только несколько царапин на руках и локоть, разодранный в кровь. Легко отделался. — Ну ты и псих, конечно, — наконец, выдохнув с облегчением, усмехается Рома. — Не ожидал от тебя такого. Арсений уже было открывает рот, чтобы сказать что-нибудь колкое в ответ, как слышит разъярённый голос своего отца: — Что ты творишь, сучёныш?! А ну-ка живо домой! — Валим, — Арс хватает Андрусенко за локоть, и они, как подорванные, срываются с места. Арс бежит вперёд, слыша, что голос отца становится всё тише и отдалённее, но останавливаться пока не собирается. Он ощущает свободу; он чувствует, как она наполняет его грудную клетку, и от этого его бег только ускоряется. Никто не имеет права запирать его в клетке. Даже родной отец. Тем более, он. *~*~*~* Арс и Рома валяются на траве в излюбленном месте. Этим местом они называют берёзовую поляну, под кронами которых можно с лёгкостью спрятаться от посторонних глаз. А ещё с этого места отлично видно закат, как он переливается цветами радуги, а затем постепенно гаснет. Лицо и волосы Арсения приятно обдувает прохладный ветер, по телу пробегается стая мурашек, и Арс улыбается, слегка прикрывая глаза. Ему так спокойно сейчас, но рано или поздно придётся вернуться домой, и лишь одна мысль об этом заставляет сердце тревожно сжиматься в груди. — Мне кажется, я ненавижу своего отца, — неожиданно произносит Арсений, заставляя Рому перевести на него не удивлённый, но грустный взгляд. — Он относится ко мне как к какой-то вещи, думает, что я во всём ему обязан… хочет, чтобы я стал его копией, но я совсем другой, понимаешь? И у меня тоже есть своё мнение, но почему-то он никогда к нему не прислушивается. Словно я — не его сын, а пустое место. Мама ему во всём потакает, но я же чувствую… чувствую, что она не согласна с его мнением, но она так боится его потерять, что… — Арс сам себя прерывает и устремляет взгляд вдаль. Сейчас его не радует даже красивый закат; он чувствует странную пустоту внутри от собственных слов, произнесённых с такой досадой. — Если ты не хочешь идти домой, то можешь переночевать у меня, — ладонь Ромы осторожно ложится на плечо Арсения. Арс сдавленно улыбается: похоже, этот вариант для него сейчас самый оптимальный. — А твоя мама не будет против? — Думаю, что нет. Во-первых, она очень хорошо к тебе относится, а во-вторых, сегодня весь день показывают её любимый сериал, поэтому она не замечает ничего вокруг. Мне кажется, она даже не заметит, что я пришёл не один. А если и заметит, то точно не выгонит тебя на улицу, не переживай. — Ну… тогда ладно, — Арсений неуверенно пожимает плечами. — Я действительно не хочу сегодня идти домой. Надеюсь, что отец не помчится меня искать, иначе мне снова придётся смываться на улицу с помощью окна, только теперь уже твоего. — Боюсь, что не получится: у меня пятый этаж — ты в лепёшку расшибёшься, — Рома издаёт сдавленный смешок. После этих слов между друзьями повисает молчание, которое вовсе не напрягает, а даже наоборот — успокаивает. Над головой щебечут птицы, ветер качает кроны деревьев и листья, которые срываются с них, путаются в густых волосах Арса. — Кстати, ты заслужил, — Арсений переводит непонимающий взгляд на Рому и замечает в его руке сигарету. Грёбаную. Сигарету. Губы Андрусенко растягиваются в лукавой улыбке. Арс тупо смотрит на него несколько секунд, а затем его пробирает на какой-то нервный смех. Теперь уже очередь Ромы недоумённо на него пялиться. Пиздец. Он действительно заслужил эту грёбаную сигарету. И он, сука, выкурит её с гордостью.<b>*~*~*~*<b>
Первое, что чувствует Антон, когда просыпается — это лёгкая головная боль и сухость во рту. Недовольно простонав и протерев ладонями глаза, Шастун принимает сидячее положение и осматривается. Антон определённо точно находится в спальне Арса и, более того, он сидит на его кровати в одних боксерах. И всё бы ничего, но Шастун совершенно не помнит как здесь оказался. Из кухни доносится шипение сковородки, шум посуды и знакомые, приглушённые голоса, а Антон неторопливо вспоминает события вчерашнего вечера. Перед глазами сразу возникает Арсений: недовольный, раздражённый, хватающий его за руку и говорящий ему обидные вещи. От этих воспоминаний сердце в груди неприятно сжимается. «Я же собирался уйти от Арса вчера ночью. Так какого чёрта я всё ещё здесь?» Чтобы выяснить это, Антон поднимается на ноги и босиком шлёпает на кухню, где замечает довольно странную картину: Арс стоит за плитой в одних трусах и жарит яичницу (за всё время, что Шастун живёт здесь, он ни разу не видел, чтобы Арсений что-нибудь готовил; кроме кофе, естественно, но это не считается), а Серёжа сидит за столом в образе умирающего человека, каждые несколько секунд отпивая из стакана воду. В помещении стоит «восхитительный» запах перегара, и Антон недовольно морщит нос, садясь напротив Матвиенко, который в данный момент смотрит на него абсолютно отсутствующим взглядом, словно Шастуна здесь и нет вовсе. — О, ещё один проснулся, — тоном строгого папочки произносит Арс, ставя на стол сковородку с только что пожаренной яичницей. Признаться честно, выглядит она довольно аппетитно, да и пахнет так вкусно, что у Антона начинает предательски урчать в животе. — Что вчера было? — слегка охрипшим голосом спрашивает Шастун и, отбирая у Матвиенко стакан с водой, залпом осушает его до дна. Издав облегчённый вздох, он переводит взгляд на усмехающегося Арсения. — Как я оказался в твоей спальне? — Ну… на самом деле, всё очень банально: ты вырубился в моей машине и мне пришлось тащить тебя до дома на руках, потому что разбудить тебя было нереально. Кстати, ты гораздо легче Матвиенко: его мне тоже пришлось тащить самому, — Арс бросает недовольный взгляд на Серёжу, который уныло ковыряется вилкой в яичнице, будто бы это блюдо — самое отвратное, что он ел в своей жизни. — Ну и чё ты не жрёшь? Я зря что ли полчаса корячился у этой плиты? Матвиенко с лицом мученика подцепляет вилкой кусочек помидора и кладёт его себе в рот с таким выражением лица, словно его только что заставили съесть таракана. — Фу… ну что это за дерьмо? — ноет Серёжа, демонстративно отодвигая от себя сковородку. — Если не умеешь готовить — не берись. — Я сейчас эту яичницу знаешь куда тебе засуну? Оперев ладонью щёку, Антон наблюдает за мини-перепалкой друзей, однако его мысли сейчас находятся далеко не здесь. Они вертятся вокруг одного единственного человека и совершенно не трудно догадаться, кто именно им является. Как же Антона бесит тот факт, что он вчера вырубился в машине Арса. Наверное, только с ним может произойти такое. Ведь он уже подробно придумал, что будет говорить Арсу, во всех мелочах представил свой уход и недоумённое лицо Арсения, когда он, несмотря на все его уговоры, соберёт свои вещи и уйдёт с гордо поднятой головой, громко хлопнув дверью напоследок. И что в итоге? А в итоге он, блять, отрубился и теперь чувствует себя ужасно подавлено. Такое иногда бывает, когда до дрожи в коленях хочешь что-то сделать, но из-за какого-то абсолютно нелепого случая все твои планы рушатся, словно карточный домик. Заснуть в машине человека, с которым хотел порвать по прибытию домой, достаточно нелепый случай для такого человека, как Шастун? В трезвом, уже немного остывшем состоянии, расстаться с Арсением будет гораздо труднее, но сделать Антон это всё равно должен. Ведь он явно не из тех людей, которые готовы любить человека и при этом не требовать от него взаимных чувств. Ну не сможет он жить с Арсом и спокойно терпеть его наплевательское отношение к себе. Шастун всё равно будет устраивать скандалы и сцены ревности, даже понимая о том, что Арсений свободный человек и ничего ему не должен. По-другому Антон не может и, конечно же, это только его вина. Он — собственник до мозга костей, а Арс похож на кота, который гуляет сам по себе и не знает такого слова, как преданность. Уходить. Определённо нужно уходить, пока Антон ещё не слишком сильно привязался к Арсу, пока есть возможность забыть его и начать жизнь с чистого листа. Безумно глупо верить в то, что Арсений изменится ради него. Ради малолетнего, глупого мальчишки, который достаёт его своей дурацкой, никому не нужной любовью. Нелегко признавать это, но Арс ему не по зубам. Арс никому не по зубам. От мрачных мыслей Антона отвлекает кусочек хлебного мякиша, который прилетает ему прямо в лицо. Вздрогнув, он переводит на Серёжу недовольный взгляд. — Лицо попроще сделай, — усмехается Матвиенко, — такое ощущение, что ты четырёхзначные числа в уме умножаешь. — Нормальное у меня лицо. На своё сначала полюбуйся, а потом мне что-то говори. — Дети, не ссорьтесь, — несколько ехидно улыбается Арс и ставит на стол чашку с ароматным кофе. — Если ты ещё и кофе пить не станешь, я тебя точно убью, — обращается он к Серёже, а затем пододвигает к Антону сковородку с яичницой. — Хочешь? — Я не голоден, — сам не зная зачем, говорит Шастун, но его живот, чувствуя приближение еды, начинает предательски урчать на всю кухню, вызывая у Арса сдавленный смешок. — Слышу я, как ты не голоден. Бери вилку и ешь давай. Зря я что ли готовил этот кулинарный шедевр? Страдальчески вздохнув, Антон принимается уныло поглощать завтрак. Яичница получилась действительно вкусной, однако, Шастун не спешит озвучить свои мысли. Ему не хочется тешить и без того раздутое самолюбие Арса. — Но только не думай, что мы с Арсом будем навещать тебя в больнице, когда ты сляжешь с отравлением, — Серёжа был бы не Серёжей, если бы не съяхидничал на счёт стряпни лучшего друга. — Матвиенко, завали хлебало, а то воняет, — беззлобно произносит Арсений и переводит взгляд на настенные часы. — Блять… ты вообще в курсе, что мы уже опаздываем на работу? — Не мы, а ты, — деловым тоном заявляет на это Серёжа, шумно отхлёбывая из чашки кофе. — Лично я сегодня никуда не собираюсь. — С хуя ли? — фыркает Арс, возмущённо складывая руки на груди. — Ты что не видишь, в каком я нахожусь состоянии? — Матвиенко смотрит на Арсения, как на врага народа. — Я же там сдохну. — Ничего страшного, — Арс растягивает губы в своей фирменной ухмылочке. — Я лично прослежу за тем, чтобы все сотрудники сбросились на твои похороны. — Блять, Арс, я серьёзно, — Серёжа бросает на друга абсолютно убитый взгляд, но Арсений и бровью не ведёт, продолжая ухмыляться. — Я сейчас явно не в том состоянии, чтобы с радостным ебалом тащится на работу. В конце концов, ты заместитель директора или дерьмо на палке? — Арс уже открывает рот, чтобы ответить что-нибудь колкое, но не успевает вставить и слова; из его груди вырывается обречённый вздох.— Прикроешь меня. Тем более, что главного сегодня не будет, за него — ты, так что проблем возникнуть не должно. — Ну да, кроме тех, что нужно оформлять эскизы для рекламы контактных линз, а арт-директор загулял и не хочет идти на работу. — Уверен, что мои ребята прекрасно справятся и одни. — А может тебя тогда вообще стоит уволить? Зачем ты нужен, если твои подопечные справляются и без тебя? — Слушай, не еби мне мозг, — скулит Серёжа, недовольно морщась, — иначе я сейчас сблювану его прямо на стол. Ты этого добиваешься? Смерив Матвиенко тяжёлым взглядом, Арсений вздыхает и сразу же находит себе новую жертву в виде Антона, который с абсолютно отсутствующим взглядом ковыряется вилкой в остатках яичницы. — Я так понимаю, ты тоже сегодня никуда не собираешься? — устало спрашивает Арс, но в ответ — полный игнор и всё тот же отсутствующий вид, словно Шастун сейчас находится в каком-то своём мире. — Понятно, — несколько раздражённо выносит вердикт Арсений и уходит. Будет он ещё тратить свои нервы на двух этих засранцев! Антон вздрагивает и переводит на усмехающегося Серёжу непонимающий взгляд. — Он что-то сказал? — Эй, планета вызывает Антона Шастуна! — насмешливо улыбаясь, Матвиенко щёлкает пальцами перед лицом Антона. — Арс спрашивал тебя, пойдёшь ли ты сегодня в школу? Шастун отрицательно мотает головой, запихивая в рот оставшийся кусок яичницы. — Эх, безответственный ты человек, Шастун, — Серёжа откидывается на мягкую спинку стула и лениво потягивается. — На себя посмотри, — фыркает Антон с забитым ртом, отчего содержимое его рта едва не вываливается наружу. — Кстати, чё ты так вчера набухался? — Тебя ебёт? — лицо Матвиенко мгновенно меняется, становясь темнее тучи. — С Димой поссорился? — не обратив внимания на выпад Серёжи, спрашивает Шастун. — Не смей произносить вслух его имя. — Значит, поссорились. — Да, блять, поссорились, — за какую-то жалкую секунду Серёжа вспыхивает, словно спичка. — И не надо так на меня смотреть: в этот раз я нихуя не виноват. Ты знал, что у твоего брата огромные проблемы с доверием? Он контролирует каждый мой шаг, и это просто до ужаса бесит. Антон грустно вздыхает, осознавая, что его мысли снова возвращаются к Арсению. Матвиенко продолжает что-то недовольно вещать, но Шастун его не слушает; его голова сейчас забита совершенно другим. Если даже у Серёжи с Димой, которые любят друг друга, всё рушится, то что будет с ним и Арсом? Есть ли у них хоть какой-то шанс на счастливое совместное будущее? Да нет, блять, у них никакого шанса! Потому что они даже не встречаются, потому что Арс — грёбаный циник, который не верит в любовь. И Антон больше не намерен унижаться. Если Арсений не способен дать ему хоть капельку любви, он не будет её выпрашивать. Он слишком гордый для этого. Сжав ни в чём неповинную вилку до боли в пальцах, Антон швыряет её на стол и ловит на себе удивлённый взгляд Серёжи. — Ты чего? Промолчав в ответ, Шастун несколько неуклюже вскакивает из-за стола; недопитый кофе в чашке едва не расплёскивается по бежевой скатерти, но даже если он бы и расплескался, Антон всё равно бы этого не заметил. «Просто подойду и поставлю ему ультиматум: «либо мы вместе, либо я ухожу навсегда». И неважно, что, скорее всего, он выберет второе. Значит, не судьба, ничего с этим не поделать». Антон буквально врывается в комнату Арса, полный решимости. Сейчас он точно ему скажет. Он не струсит, он полностью готов к отрицательному ответу. — Ты что-то хотел? — спрашивает Арсений, торопливо застёгивая пуговицы на рукавах своей белой рубашки. — Да, — вся решительность почему-то резко куда-то пропадает; голос начинает дрожать. — Мне нужно серьёзно с тобой поговорить. — Мне сейчас немного не до разговоров, — Арс стягивает с вешалки в шкафу тёмно-синий пиджак. — Я опаздываю на работу. — Но это важно, — в голосе Антона слышатся плаксивые нотки. Нужно сказать сейчас, иначе пропадёт весь настрой. — В общем… — Антон, не сейчас, — перебивает его Арсений тоном, не терпящим возражений, и Шастун сразу же замолкает, надуваясь, словно мыльный пузырь. Да какое у них с Арсом может быть будущее, если он даже выслушать его не хочет? — Вечером поговорим, хорошо? — Арсений берёт со стула свой кожаный портфель и, наконец, поворачивается лицом к Антону. Всё это время Шастун разговаривал не с ним, а с его спиной. «Нет, блять, не хорошо! Ты бесишь меня, ясно?» — Ладно, вали, — ворчит Антон, удивлённо уворачиваясь от поцелуя, которым уже собирался одарить его Арс. С чего вдруг такие нежности? Это, так скажем, непривычно. — Ну… не больно и хотелось, — Арсений как-то растерянно пожимает плечами и выходит из комнаты, оставляя Шастуна в одиночестве. Несколько секунд Антон тупо пялится в стену перед собой, а затем тяжело вздыхает и плюхается на кровать. Шастун устало закрывает лицо руками, думая о том, какой же он грёбаный неудачник, если даже не может сказать Арсу одну ебучую фразу. Чтобы произнести её, требуется пара секунд, не больше, но он и этого не смог, ведь Арс, блять, так сильно опаздывал. Конечно. Опять всё проебал. Теперь придётся ждать до вечера.