Сердце свыкнется, хуй поймет

      Слава не любил ругать себя. Но ругал сильно, с чувством и с осуждением, когда пришёл домой поздним вечером в одну из самых холодных суббот октября. Потому что вспылил, даже не разобравшись в истинных мотивах Мирона Яновича. Потому что обещал отцу вести себя прилично. Потому что такой вот Славочка Машнов — агрессивный, ядовитый, но не глупый. Острый на язык и быстрый на расправу, наивный и отходчивый. Отправляющий в три часа ночи своему адвокату sms’ки с просьбой понять и простить юродивого подзащитного. И искренне радующийся лаконичному «извинения принимаются», пришедшему в ответ буквально через пару минут.       И ведь юноша определенно почувствовал себя лучше, когда в догонку к предыдущему сообщению получил «спокойной ночи, Вячеслав Валерьевич». И когда сам, недолго раздумывая над ответом, набрал слишком опостылевшее «Слава вообще-то. Просил вроде как, ну».       Тогда же социальная бабочка внутри юноши начала взмахивать своими крылышками так сильно, что подростку хотелось ударить себя по солнечному сплетению, где, ему казалось, и теплилось это отчаянное стремление к общению. Но Слава не успел заглушить назойливое насекомое у себя под рёбрами, слишком поздно осознав, что его рука уже была занята поиском нужного номера среди немногочисленных контактов.       В тот момент Слава не смог бы ответить даже самому себе, что рокотало громче: тёплый шуршащий звук, издаваемый крыльями этой наглой и наивной бабочки или удары его собственного сердца, напоминавшие юноше оглушительные раскаты грома. Но, когда номер уже был набран, Слава понял: громче всего раздавались противные и до безобразия долгие гудки.       И тогда вся эта какофония звуков, слившись в единую волнующую композицию, сбила Славу с толку так сильно, что он едва ли не упустил момент, когда на том конце провода раздалось, казалось бы, такое привычное, но уже невосполнимо далекое: — Алоха додикам!

—xxx—

      Несмотря на то, что домой Мирон вернулся довольно рано, в «1703» друзья решили не ехать. Ведь, как подытожил Ваня в телефонном разговоре с Ресторатором, не имеет смысла усложнять своё существование, когда мозги так адово кипят, а «1703» может приехать к ним сам. Правда, ограниченным коллективом, но не менее приятным.       В тот же вечер Евстигнеев, расплывшийся от алкоголя и от вида четырёх горячих девушек, мимолётом бросил Тимарцеву «Ты крут, Сано» и поспешил увести очаровательных барышень в гостиную. Приведший же их мужчина разделся, скинул все вещи в прихожей и отправился вглубь квартиры.       — Привет, — Мирон, отчего-то решивший не встречать друга в коридоре, привстал, пожал ему руку и тут же ощутил в своей ладони холод бутылки хорошего бурбона. — Чувак, ты же знаешь, что я люблю тебя?       — Естественно, — широко улыбнулся Саша и подозвал к себе одну из девочек. — Что ж, Ви, ты хотела познакомиться с Миро? Совет, как говорится…       Тут же подсуетившись, девушка села возле Мирона, аккуратно поправила ухоженные волосы и грациозно протянула владельцу квартиры свою тонкую ладонь. Мирон легко улыбнулся незнакомке и вместо рукопожатия подарил ей поцелуй. Галантный жест явно смутил его спутницу, которая тут же в растерянности поспешила оторвать свою ладошку от его губ и представиться:       — П-привет, я Вика. Прости, что так нагрянула в твою обитель, просто… — девушка, ощутимо стесняясь, убрала темную прядь волос за ухо. — Ресторатор сказал, что тут я уже точно смогу с тобой познакомиться. Я работаю у него официанткой, может, помнишь?       — Да, конечно, — соврал Мирон и вернул убранную девушкой прядь на место лукаво медленным движением.       Вика стрельнула в его сторону блестящими глазами и, будто бы случайно, придвинулась чуть ближе. Ей действительно уже давно нравился этот загадочный друг начальника, говоривший всегда и правильно, и умно, и по-особенному красиво. Но абсолютно не замечавший серую мышку-официантку, которая каждый раз при виде статного мужчины спешила подкрасить свои не длинные ресницы дешевой, но густой тушью, а губы — ярко-красной помадой соседки по комнате.       Теперь у неё была отличная возможность заарканить умного, интеллигентного и, судя по шикарным апартаментам, отнюдь не бедного джентльмена Мирона Яновича (как он сам представился чуть позже).       Ближе к четырём утра, когда музыка, мелодично лившаяся из колонок, уже едва заглушала женские стоны из соседней комнаты, а девушка, секс с который показался Мирону максимально скучным и однообразным, в который раз напоролась на стену тотального игнорирования, откуда-то из-под сброшенных на пол вещей донеслась назойливая, пусть и короткая трель его телефона.       Разочарованный в спутнице, уставший от ее псевдоинтеллектуальных бесед, Мирон отреагировал на sms моментально, решив, что оно сможет послужить спасательным кругом утопающего в чужом скудоумии и вселенской скуке адвоката.       «МИРОН ЯНОВИЧ! ЭТО Я! Вы сами дали мне свой номер так что это не моя вина. То есть моя, но не эта. Вы поняли. Простите, я идиот. Да».       Перечитав сообщение трижды, Мирон, наконец, понял, что именно имел ввиду отправитель и кем, собственно, он являлся. На четвёртый заход мужчины не хватило, потому что к тому времени перед ним встал один конкретный вопрос: какого черта формулировать свои мысли вслух экспромтом у этого юноши получалось лучше, чем излагать их в сообщении?       Ещё пару секунд Мирон, сидя на корточках, пялился в телефон, чесал лысую голову и искал ответ на собственный вопрос. Правда, уже через мгновение, смирившись, мужчина снова лежал в согретой сексом постели и улетал в себя под старый трек любимого исполнителя, доносившийся из колонок. Тогда же возле него и послышалось родное мурчание Калигулы в ногах, незнакомое сопение Виктории за спиной и необъяснимо будоражащая трель мобильного телефона в руках.       Может, эта ночь запомнится ему не только безвкусным пустословием и обидным разочарованием?