—xxx—
Легко приземлившись на пол после очередного наркотического полёта в космос, Слава в который раз осознал, как сильно все это время скучал по трепоебству Андрея. А уж сейчас, под феном*, когда его друг вновь был особенно разговорчив и жизнерадостен, Слава ещё раз удостоверился в том, что ему чертовски сильно не хватало этого уебка. — А представь, что по небу летают рыбки, медузы, вся эта хуйня морская. И водоросли такие сверху вниз фхууу! — Андрей руками изобразил нечто смутно похожее на змей, упал ладонями на паркет и глупо захихикал. — Ты откуда эту хуйню берёшь? — фыркнул Слава, начиная расчесывать небольшие едва зияющие раны на руках. — Да читал где-то, хуй знает, — Замай махнул рукой и, придвинувшись к Славе как можно ближе, неожиданно решил пооткровенничать: — Славич, ты же знаешь, что я люблю тебя? Чесать руку Слава не перестал, но в знак согласия начал лихорадочно трясти лохматой головой. Правда, чересчур быстро, странно и как-то по-детски наигранно, но искренне. — Я, это…извиниться хочу. Ну, — Замай запнулся, немного смущаясь, положил на плечо друга свою показавшуюся слишком тяжёлой голову и продолжил, — за то, что кинул тебя, как ебаная чушка. Последнее слово отчего-то показалось Замаю слишком смешным, поэтому он, разрушая воцарившуюся в небольшой кухонке атмосферу, лениво загоготал, заражая этим и Славу. — Завали, — прокашлял хозяин квартиры, дергая уже бьющегося в истерике друга за ухо. — Да, бля, — отчаянно воскликнул Замай и ударил по щипавшей его руке. — Я же хотел сказать, что… ну, ты… Славич, знаешь, я ведь бросить хотел. — Барыжить? — без интереса уточнил Слава. — Барыжить, — кивнул Замай, — бухать, употреблять, все это… Тебя тоже. Удивленный ответом, Слава попытался посмотреть на лицо друга, но тот, положив свою голову ему на ключицы, не позволил Машнову подняться. К тому моменту они оба уже отходили, по крайней мере, соображать им удавалось куда лучше. Но чувства внутри парней, яркие и неестественно бурные, все ещё оставались гиперболизированными. Из-за чего взволнованное сердце Славы билось в бешеном темпе в предвкушении дерьма. — Ты не пойми неправильно, брат, но ты типо связан со всем этим, — Замай обвёл кухню рукой. — Ты же, блять… даже сегодня это ты предложил упороться, понимаешь? — Нет, — тихо произнёс Слава, взглядом напарываясь на большое, но грязное окно. Там, за тонким стеклом, вечер сменялся ночью. Тут, по другую сторону оконной рамы, жизнеутверждающая радость от встречи с другом сменялась болезненной пустотой. — Не понимаю, бля, ни-ху-я. — Славич, ты не перегибай, — успокаивающе произнёс Андрей, чуть поглаживая друга по резко вздымающейся груди. — Просто… понимаешь, Дэн в реабилитационном лежит. Светло вообще с радара пропал, его, кажется, родаки дома заперли. А я… Ну, маме насрать на меня, никто лечить не станет. Бабульки богатенькой, как у тебя, не находилось никогда. И я, блять, один в итоге, — голос Замая задрожал. — А я, ну… как отец закончить не хочу. Андрей замолчал, и Слава через пару секунд почувствовал, как затряслось тело его друга в беззвучном рыдании. Машнов же тогда не издал ни звука, лишь прикрыл предательски защипавшие глаза и уткнулся лицом в чужую макушку. — Знаешь, как стремно? Сдохнуть никем… Ебучим ноунеймом. А я ведь, бля, стихи писать умею, представляешь? Прочитал где-то, что, чтоб от этой хуйни, — Замай махнул рукой в сторону пакета с порошком, — отойти легче было, можно самодеятельностью какой-нибудь заняться. А я сел и… написал. Каринка сказала, что вышло ахуенно. Она дерьма не скажет, сам знаешь. Вот. А я убиваю себя, как долбаеб. И остановиться не могу, понимаешь? Отвечать Слава не хотел, да и не требовал никто от него ответа. Ведь после замаевского монолога кухня погрузилась в тишину, удивительно уютную и отчего-то тёплую. Казалось, нарушить ее было бы безмерно кощунственно и неправильно. Поэтому, глотая капающие слезы, Слава продолжил молча пялиться в окно, ощущая, как загребущая пустота внутри него разрасталась в такие злокачественные опухоли, вылечить которые, ему казалось, не смог бы никто.—xxx—
Олег открыл дверь ожидаемо быстро, с заговорщической улыбкой на губах и медленно тлевшим косячком в руке. Парень забавно сдул с лица пару выпавших из низкого хвоста прядей и будто бы неловко почесал голую пятку второй ногой. — Впустишь? — незаинтересованно спросил Мирон, немного утомленный наигранно милым поведением своего информатора. Этот парень любил устраивать подобные перформансы перед адвокатом, пытаясь его то ли соблазнить, то ли рассмешить. И каждый раз претерпевая фиаско в обоих случаях, он лишь невинно хлопал по-бабски длинными ресницами и делал вид, что и не пытался. — Конечно, — парень раскованно улыбнулся и открыл дверь шире, пропуская адвоката внутрь. Мирон же облегченно выдохнул, вошёл в коридор и принялся лениво разуваться, наслаждаясь уютной темнотой прихожей. Ему действительно нравилась эта квартира: маленькая, темная, но очень атмосферная. Периодически она напоминала мужчине его юношескую комнату и те времена, когда он специально завешивал окна тяжелыми коврами, не пропускающими свет, заставлял родителей покупать ему темные обои и мебель и ругался со старшей сестрой, мешающей ему рефлексировать в собственной импровизированной бездне. — Ты сколько спал сегодня? — заметив полуовощное состояние Мирона, уточнил Олег. — Ну, — действительно задумался адвокат, — час-два? — Мило, — хмыкнул Олег и быстрым шагом направился в сторону своей спальни, подзывая за собой Мирона. — Кофе? — Было бы неплохо. Капучино с… — С тремя ложками сахара, я помню, — Олег, оглядев свою обитель, спешно накинул на чуть разворошенную постель плед, взбил крупные подушки и, уходя на кухню, бросил: — Здесь подождешь, хорошо? Чувствуй себя как дома. Мирон не был глупцом, поэтому действия Олега расценил правильно и предложение принял с радостью: этот парень не стал бы просто так тратить чужое время на то, чтобы поправить свою кроватку или готовить кофе, предварительно оставив клиента дожидаться в своей комнате. Поэтому Мирон, тяжело выдохнув, расслабился, снял давно заебавшие его галстук и пиджак и завалился на застеленную постель. Правда, заснуть сразу он не смог, предварительно погрузившись в липкую дремоту. И пока его сознание находилось в этом противном полусонном состоянии, мужчина услышал щелчок выключателя, уловил свежий запах только приготовленного кофе и почувствовал, как его ватное тело накрывают лёгким пледом. В себя он пришёл ближе к вечеру, когда ощутил обвивающие его тело чужие загребущие руки, и услышал, как трель его телефона разносится по комнате. Чувствуя легкое дежавю, Мирон поднялся с постели в поиске уже «замолчавшего» к тому времени смартфона, нашёл его в оставленном на стуле пиджаке и открыл сообщения. Отправителем оказался тот самый мальчишка, которого он должен был защищать в суде, а само сообщение гласило: «МИРОН ЯНОВИЧ! А представьте, как по небу летают медузы, рыбы и водоросли. И киты. Красиво, да?»—xxx—
Ближе к десяти Замай, сваливший в комнату, заснул, а Слава, оставшийся наедине с самим собой, захандрил. Стало вновь как-то чересчур пусто в его голове и на кухне. И, находясь в беспокойном, режущем его сердце состоянии, он даже не сразу понял, что потянулся к своему телефону с целью хоть как-нибудь скрасить своё одиночество. А когда недешёвый смартфон уже оказался в его руке, до юноши внезапно дошло, чем он, собственно, занимается и что писать-то ему по сути некому. Ведь и в лучшие дни его телефонная книжка не пестрила контактами, а теперь… глазами юноша случайно напоролся на свои вчерашние сообщения и, понадеявшись на лучшее, решил отправить своему адвокату первое, что пришло на ум. Тогда юноше стало смешно от того, что единственным, кому он мог написать, являлся незнакомый ему мужик, да ещё и его представитель в суде. Картина маслом, что уж там. «это было бы очень неудобно», — пришло ему в ответ через несколько минут. Слава удивленно уставился в телефон, перечитывая чужое сообщение. Ведь, отправляя свое-замаевское-«читал-где-то-хуй-знает» ебланство, он рассчитывал хотя бы на пресловутое «Что ты несёшь?», если не на игнор, а в итоге получил вполне адекватный ответ. И тогда, боясь упустить момент, Слава быстро затарабанил по клавиатуре: «Почему?» Пришло: «ну, как ты себе представляешь беспрепятственные полёты в космос, перелеты из одной точки Земли в другую и прыжки с парашютом» «?» Слава, задумавшись, поспешил ответить: «Ну. А их не будет тогда. Наверное придумали бы что-то в воде» «что, например?» «Как погрузится на дно океана несмотря на давление» «а там, на дне, отыскали бы…» «голубей?» «жаворонков?» «Петухов?» «звучит безобразно» «Не то слово», — Слава понял, что своим ответом завёл разговор в тупик, но осознал он это только после того, как уже нажал на кнопку «отправить». Не так он хотел закончить эту беседу. А если уж начистоту, он вообще не хотел ее заканчивать. Такой разговор «ни о чем» мешал проворному чувству одиночества проникать ему под кожу, медленно заполняя фибры его души. А теперь, когда ни через пять, ни через десять минут ожидания ответа так и не пришло, Слава отбросил телефон в сторону и осознал, что все это время он так и сидел на кухне, одинокий и сонный, решивший, что на полу удобнее, Славочка Машнов — агрессивный, ядовитый, но не глупый. Острый на язык и быстрый на расправу, наивный, но отходчивый. И в конце концов, простой, чуточку несчастный и одинокий.