Сердце свыкнется, хуй поймет

      — Так, — Мирон Янович решительно перебил Славу: тот уже пару минут самозабвенно и чувственно рассуждал о пользе появившихся в школе прокламаций с оппозиционными девизами. — Раз уж мы решили зависнуть тут, думаю, будет не лишним обсудить пятницу.       Слава удивленно заткнулся на полуслове и неуверенно кивнул. Хоть он и начал этот разговор (читай: монолог) в надежде на то, что его удобно устроившийся на столе адвокат не уснёт и вставит своё «фи», но все же хрипловатый голос мужчины прозвучал для юноши неожиданно громко и неприятно отчетливо.       — Ты следователя раньше видел? — выражение лица Мирона Яновича с расслабленно-скучающего сменилось на уверенно-серьёзное. Слава, кажется, даже успел забыть, что этот человек представляет его в суде.       — Нет, — спокойно ответил юноша и опустил глаза вниз, чтобы не смотреть на вмиг изменившегося мужчину. Образы Мирона-Яновича-адвоката и просто-Мирона-Яновича так контрастировали друг с другом в его ещё не совсем ясной голове, что парню становилось не по себе.       — Хорошо. Не боишься?       Слава отрицательно покачал головой, хоть и не совсем понял, про что говорил мужчина. Мирон же довольно хмыкнул и продолжил:       — Тогда давай обговорим детали. Я смотрел твоё дело, плюс знаю кое-что о Мамае. Думаю, все пройдёт гладко. Только идиот не поймёт, что это дикая подстава, причём халтурная и убогая.       — Думаете? — больше для проформы нежели из-за сомнений спросил Слава. Мирон Янович лишь пренебрежительно фыркнул в ответ и продолжил:       — Слав, один только косяк. Ты что на весенних митингах забыл?       — Э, — не ожидавший вопроса Слава растерялся. — Ну, м, за компанию ходил?       — Дерьмовая у тебя компания, парень, — устало выдохнул адвокат. — Твои фотки были засвечены на Дожде. Если б не мои люди, прошили бы по всем статьям и тебя, и меня заодно. Это не шутки, Слав. Перед выборами лучше таким не заниматься.       — Да ладно вам! — не мирился с истиной Мирона юноша. — Да херня это все. Никому это не нужно.       — Мамаю «И Бэ» это нужно. Он за премьера топит, дело почитаешь — поймёшь. Ну, а в остальном, если это на поверхность не выплывет, и ты вести себя хорошо будешь, все пройдёт гладко и тихо. Для тебя так точно. Ты сам как? Слава неопределённо двинул плечами.       — Можем отсрочить.       — Как? — задумчиво спросил юноша, заметив то, что по его рукам прошлась нехорошая дрожь.       — Тебе же позвонили, а не прислали письмо? — Мирон дождался кивка и продолжил. — Можем потребовать официальную повестку. В итоге плюс два-три дня. Уже что-то…       — Просто уже начните говорить по делу, Мирон Янович.       Мужчина невесело улыбнулся.       — Хорошо. Ты понимаешь, что от этого мужика зависит очень и очень многое? Поэтому нам важно, чтоб он поверил. Когда ты войдёшь внутрь, постарайся смотреть ему прямо в глаза. Не отводи взгляда и держи это в уме, понял?       — Это типа такая тактика? — Слава нелепо задвигался, изображая то ли ужа, то ли эпилептика.       — Типа такая тактика, да. Твой следак работает уже больше десяти лет и распознать ложь ему как два пальца, — адвокат многозначительно обвёл Славу взглядом, и тот, словно физически ощутив его, поежился. — Он не должен прочитать язык твоего тела, бесед никаких вести я не позволю, но мне нужно, чтобы и ты старался контролировать себя.       Слава уже хотел было возразить насчёт своей «читаемости», когда Мирон неожиданно резко откинулся назад и сказал:       — Ты, Слав, очень открытый, не спорь, мне даже стараться не пришлось. Когда злишься — поднимаешь брови, когда врешь — кладёшь руки на колени. Нервничаешь — трешь костяшки пальцев. Мне хватило пары часов, Мамаю хватит пары секунд. Юноша, казалось, надулся от обиды и уязвлено закрыл свой рот.       — Не прибегай к дистанцирующему языку*. Называй всех своими именами. Так… Когда он поймёт, что ты точно не признаешься, начнёт запугивать экспертизами. Стой на своём. Если же наоборот он уйдёт в гуманизм и размышления о прекрасном — пресекай, он не друг тебе. Запомнил?       Слава громко и жизнерадостно воскликнул:       — Не дружить, не говорить, не прибегать, не спорить и не отводить. Запомнил!       Со стороны Мирона Яновича послышался печальный вздох. Адвокат устало потёр переносицу и, не поднимая глаз на своего подзащитного, пригубил уже остывший кофе. Он и будучи горячим показался Мирону быстрорастворимым и недостойным своих денег, а уж холодная сладковатая жижица, оказавшаяся в его чашке, вызвала у адвоката лишь неприятное чувство досады: жаль было за такое отдавать косарь.       — Прошу прощения, — к ним подошёл официант, смерил их пренебрежительным взглядом и нарочито высокомерно произнёс:       — В нашем заведении без заказа можно находиться не больше получаса. Прошу вас удалиться в скором времени или заказать ещё что-нибудь.       И Мирон, и Слава выглядели не особо презентабельно, если так можно завуалировать слова бедно и по-нищебродски, поэтому поведение дрищеватого зазнавшегося мальчишки Фёдорова совсем не удивило. Правда, это касалось только мужчины, сидевший рядом с ним юноша же раздраженно всплеснул руками и заявил:       — Пиздец вы, хипстеры, ахуели!       Судя по сложившимся в удивленную букву «о» губам официанта, он оскорбился, но попытался сдержаться. Скрипя зубами, процедил:       — Ваш счёт, — злые желваки начали ходить под бледной кожей его вытянутого и худого лица.       — На чаевые, блять, даже не рассчитывай. Ублюдок патластый!       Официант гордо вскинул подбородок, кинул кэшницу на стол и, зло сжав кулаки, удалился.       — Патлатый, — тихо поправил его Мирон Янович, скрывая улыбку за чашкой кофе, допить который он посчитал делом чести и совести. Слава, хрюкнув, издал странный звук — что-то среднее между благодарным «сэпэсэ» и кашлем и протянул своему адвокату пятьсот рублей.       Стоя у двери, Мирон заметил в отражении, как его подзащитный, не дождавшись-таки официанта, сердито показал невиновному, по-доброму улыбнувшемуся ему баристе фак и поспешил за своим адвокатом.       — Конфликтный вы, Вячеслав Валерьевич, ой какой конфликтный…       — Ну что вы, Мирон Янович, я вообще за мир во всем мире и прочее, просто этим обмудкам иногда нужно вытаскивать серебряную ложку из задницы.       Мирон хитро прищурился, уточнил:       — И ты решил, что должен взять на себя ответственность за их… вытаскивание? Похвально. А если ты эти ложечки ещё и бедным отдавать будешь, то, что уж там, станешь Робином Гудом двадцать первого века! Звучит гордо, не думаешь?       Слава цыкнул, обидевшись, и засеменил к автомобилю Мирона.       — Ну куда же ты? Ах, ты разбиваешь своей Мэрион сердце!       — Мирон Янович! — возмущенно крикнул Слава, наблюдая за тем, как его адвокат театрально хватается за грудь. Славе говорили, что порой он перегибает палку, но контролировать свой гнев ему удавалось крайне редко, импульсивный был юноша и все тут. Может, он и рад бы не обращать внимания на особо неприятных личностей, но что уж поделаешь, если не получалось? А тут Мирон Янович открыто потешался над его недостатком. Не круто выходило. В итоге мужчина тихо засмеялся и отсалютовал смущенному подростку.       — Просто старайся следить за своим гневом и словами. Взрослый же почти, ну? — нравоучительно заключил Мирон, устраиваясь на холодном кресле из кожзаменителя.       — Легко сказать, — буркнул Слава и отвернулся к окну.       — Тоже верно, — кивнул адвокат. — Ремень.       Слава тут же пристегнулся, молча и обиженно. Мирон настроение юноши уловил легко и смело предположил, что дорога, скорее всего, затянется. Вокруг его шеи.