Сердце свыкнется, хуй поймет

      Утро Мирона Яновича началось с легкой головной боли, свернувшегося калачиком желудка и грустного, но понимающего взгляда Евстигнеева, который, кинув другу «не забудь выпить колеса», отправился отмывать последствия вчерашнего вечера в ванную комнату.       В памяти уныло завтракавшего чаем адвоката периодически всплывали флешбеки, в которых друзья прошлым вечером решили, не ограничиваясь одним Jim Beam’ом, догнаться водкой «Абсолют», но, глянув на стоимость продукта, в итоге догнались более бюджетными «Дровами» с энергетиком.       Сейчас вчерашняя идея «достигнуть нужной кондиции» казалась Мирону максимально тупой и опрометчивой, но, тем не менее, свойственной им двоим.       Мужчина широко зевнул, подавил в себе рвотные позывы и, допив чашку крепкого, но до скрипа зубов сладкого чая, начал собираться в офис. Пока он протискивался между приоткрытой дверью и полуголым Евстигнеевым в ванную, последний вновь настойчиво напомнил Мирону о таблетках. Тот благодарно кивнул и закрыл за собой дверь.       В ванной он нашёл кое-как повешенный сушиться костюм, Ванин любимый красный галстук и свою запасную зубную щетку, открытую Машновым предыдущим утром. Брезгливо поморщившись, Мирон её выкинул и сделал пометку о том, что нужно будет купить новую. Подумав ещё чутка, следом в мусорный ящик он бросил и бритву: мало ли, насколько наглым мог оказаться подросток. Только вот щетина на мироновском лице чуть позже недвусмысленно намекнула ему, что побрезговал он зря.       Когда мужчины уже собрались выходить, Мирон мельком взглянул на друга и осознал, что Евстигнеев выглядел не лучше его самого, и это было единственным, что подняло настроение Мирону Яновичу этим утром.       Встреча с Машновым была назначена на четыре, а до этого времени адвокат должен был успеть съездить в офис (показаться начальству, так сказать), навестить вице-мэра (отчитаться) и ещё выкроить минутку-другую для Олега. Поэтому он, чрезмерно вспотевший, хмурый и помятый, уже пару минут подыхал в утренней давке петербургского метрополитена, пока Евстигнеев спокойненько восседал в своём автомобиле на пути в квартиру Тимарцева. Он заявил, что больничный взял вообще-то на три дня, а до работы Мирон и сам доехать сможет, «не маленький, вроде, плюс в пробке стоять не придётся! Люблю, целую, Пух», и оставил Мирона Яновича в одиночестве.       К пущему несчастью этого самого одинокого Мирона Яновича, недавно обновленный Подорожник* закончился, как и мелкие деньги в его портмоне, поэтому мужчине пришлось ждать, пока вскочившая со своего места контролерша найдёт сдачу с пятитысячной купюры. Благо, нашла она ее довольно оперативно, только вот Мирон до сих пор не был уверен, что в тот момент достаточно тучная дама отсчитала ему сдачу правильно: он резко и зло схватил протянутые пухлой ручкой деньги и решительно направился в сторону турникетов, смущая прохожих колким взглядом и стойким душком перегара. Всё, чего ему хотелось в то мгновение — это побыстрее попасть в офис, где не было бы толпы недовольных и холодного запаха земли.       Ехать Мирону нужно было всего ничего, несколько остановок без пересадок, однако, как назло, толпа загнала мужчину в самый угол вагона, придавив адвоката к противоположным дверям. Он развернулся спиной к беспощадно напирающим на него людям и попытался отдышаться. Мирон простоял так две станции, народу же меньше не стало. А за три остановки до своей он к тому же почувствовал, как чужие руки прошлись по его спине и заднице. Он решил не концентрировать на этом своё внимание: давка, все-таки. Но когда чужая ладонь с силой сжала одну из его ягодиц, Мирон Янович замер. Через отражение в стекле он не увидел ни одной подозрительной личности, но чьи-то (уже две!) руки продолжали уверено хозяйничать на его «территории».       Мирон оказался в такой ситуации впервые и, честно сказать, растерялся. Он слышал, что есть извращенцы, которых прёт от подобного дерьма, но обычно такие истории заканчивались тем, что лапали эти ублюдки женщин или миловидных парней. Но никак не еврейского лысого мужчину с хмурым взглядом и трехдневной щетиной. У Мирона и задницы-то толком не было!       Примерно определив, с какой стороны должен был находиться предполагаемый извращенец, Мирон развернулся и громко спросил:       — А вы не прихуели случаем?       Встретился глазами он с двухметровым ранее незаинтересованным в нем мужиком, тут же подобравшимся и сощурившимся.       — Че сказал?       — Извините, я не вам! — Мирон испуганно сглотнул и опустил взгляд ниже крупного и пугающего лица. Сначала он и не думал напороться там на кого-либо, но именно внизу он увидел «предполагаемого извращенца». Им оказалась молодая девушка лет двадцати-двадцати пяти, которая смотрела на Мирона прямо и весело, едва скрывая улыбку и искорки в глазах. Ее худые длинные руки ещё покоились на бёдрах мужчины, хоть и открыто лапать его незнакомка перестала. Мирон многозначительно изогнул бровь и глазами прочертил линию от ее ладоней до бледного и немного нервного лица. Вместо ответа девушка странно захихикала и неуклюже подмигнула адвокату. Последний же, все ещё не понимая, что происходило, держался молодцом: смущения не показывал, облегчения (ну, хоть не двухметровый амбал) — тоже. Только вот немного кривился (в любом случае, ему не хотелось позволять кому бы то ни было так открыто пользоваться своим телом). Девушка же будто бы не замечала и продолжала хищно оглядывать лицо Мирона крупными чёрными глазами. Они блестели почти лихорадочно, словно она болела или вот-вот могла расплакаться.       Мирон же старался в ответ не отнимать взгляда от чужого анфаса, пытаясь таким образом скрыть свое смятение. Тогда черты незнакомки показались ему неестественно тонкими, исхудавшими. Не аристократично выделяющимися, а какими-то болезненно выпирающими.       — Не могли бы Вы… — начал Мирон, но тут же осекся, услышав монотонный голос, сообщающий, что поезд прибыл на нужную ему станцию. Мужчина тут же встрепенулся и поспешил к выходу из вагона. Пока Мирон расталкивал людей локтями и с трудом пробирался к дверям, он постоянно оборачивался, ловя прямой взгляд замершей незнакомки. Когда двери между ними сомкнулись, девушка сжала губы серьезно, чуть ли не раздраженно и отвернулась.       В тот момент Мирона, как током ударило, он начал судорожно ощупывать собственное тело, находясь на грани какой-то панической атаки. Его интуиция била в набат, а сердце заходилось от необъяснимого страха. Все сводилось к тому, что девушка сделала что-то, что может повлечь за собой последствия для самого Мирона.       И тогда в заднем кармане джинсов он нащупал бумажку. Надеясь на то, что это какой-нибудь фантик, неосознанно засунутый туда мужчиной, Мирон ее вытащил. К его разочарованию, это оказался сложённый втрое лист бумаги, развернув который Мирон увидел:       «Удивлён адвокат?       МЫ ЖЕ ГОВОРИЛИ. я говорил что тебе НУЖНО боятся. он. говорил, что тебе НУЖНО БОЯТСЯ.       МЫ ЗНАЕМ ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ.       .ОН.ЗНАЕТ ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ       НЕ БОИШЬСЯ АДВОКАТ?       А ЗрЯ       МЫ ЗНАЕМ ГДЕ ТЫ РАБОТАЕШЬ ГДЕ ТЫ ОБЕДАЕШЬ НА КАКОМ АВТОБУСЕ ЕДЕШЬ ДОМОЙ С КЕМ СПИШЬ КОГО ПРИВОДИШЬ ДОМОЙ       МЫ МНОГОЕ УЗНАЕМ       .ОН.МНОГОЕ УЗНАЕТ ЖДИ»       Руки Мирона задрожали, а в голове начали проноситься кадры, в которых эта девушка не просто подсовывает ему записку, а втыкает нож под рёбра. И ведь люди заметили бы это не сразу, она успела бы убежать, скрыться, сделать вид, что и не при делах вовсе. А Мирон бы…       Мужчина молниеносно рванул в сторону выхода из метро. Он бежал быстро, чувствуя, как сводило живот и скулы, но продолжал лишь ускоряться. Ему казалось, что только в своём кабинете он сможет почувствовать себя в относительной безопасности, поэтому, как только мужчина оказался в нем, он обессиленно привалился к двери спиной и съехал по ней вниз. В ушах у него звенело, в глазах — чернело, а в голове рождалась паранойя.       Кажется, он все-таки забыл выпить таблетки.