Старый монастырь францисканцев в предместье Сент-Антуан был переполнен народом. Именно здесь собирались кордельеры, именно отсюда они и получили своё название.
Заседание ещё не было начато — тут и там галдели. Впрочем, такими и были все собрания клуба кордельеров — бурные и шумливые — и только полемикой они отличались от собраний якобинцев, у которых дисциплина и организация в целом были очень притязательные. Раньше в здании монастыря велись только мирные беседы о нравственности и политике, но по мере приближения революции возрастала горячность неугомонных кордельеров, начинавших когда-то свою деятельность под названием «Друзей прав человека», и ораторы теперь не щадили друг друга. Но здесь люди друг друга не чурались. Дистрикт кордельеров своей демократичностью подавал пример всей стране.
Марселетт никогда не бывала на заседаниях якобинского клуба, но многие кордельеры, такие как Жан-Поль Марат и Жак Дантон, участвовали в них и даже влияли на их решения. Якобинцы в свою очередь тоже посещали собрания кордельеров: одним из таких был Арно.
В сопровождении дочери хирурга Марселетт с лёгкой улыбкой на губах шла по залу к своему месту. Как и обещала, она поработала над внешним видом Лолы, и та немедленно преобразилась.
На ней было всё то же нежное платье из парчи бежевого цвета с лёгкими фижмами и белыми кружевами на рукавах, но причёска сильно изменилась. Марселетт заплела волосы Моро в толстую косу, обернула ее вокруг головы, словно ободок, и украсила шёлковой светло-розовой лентой. Теперь шея Лолы казалась длиннее, а сама девушка — стройнее.
Брови дочери хирурга были аккуратно подведены, кожа умеренно напудрена, а щеки — грамотно нарумянены.
Сама Марселетт не пользовалась румянами совсем и даже не пудрила лицо, — ее кожа и без того была по-аристократически бледна — а потому ей не приходилось и обильно красить брови — в отличие от многих женщин того времени, они у неё были достаточно густыми и тёмными сами по себе. Причина, по которой у остальных не наблюдалось того же самого, у кого-то вызывает нервный смех, а у других — выразительное молчание: из-за длительного использования косметики на свинцовой основе брови женщин просто-напросто выпадали. Некоторые в погоне за прежней красотой решались даже на такие радикальные меры как использование искусственных бровей из мышиной шерсти.
— Так-так-так. Неужто это наш подстреленный птенец? — произнёс низкий женский голос за спиной Марселетт, когда та поднималась на свой ряд.
Она обернулась и увидела Анну-Жозефу Тервань, создательницу салона «Клуб друзей закона», высокую черноволосую девушку двадцати семи лет, облаченную в коричневое платье и чёрный редингот сверху.
— Анна! — обрадовалась Марселетт и немедленно заключила подругу в крепкие объятия.
Настоящее имя этой девушки сейчас, к сожалению, мало кому известно. Большая часть современных людей теперь знает ее под именем Теруань де Мерикур, данным ей прессой по названию родной деревни Анны — Маркур.
— И как ты только умудрилась? — усмехнулась Анна, отстранившись.
— Умудрилась выжить?
— Нет, пропустить все самое интересное, — ответила Анна в шутку и выгнула тонкие брови, столь же тёмные, как и корни ее волос. — Де Лонэ линчевали и вечером того же дня ходили с его головой, насаженной на пику.
Лола сглотнула. Ей посчастливилось не видеть этой ужасной картины, но она много раз слышала, как радикалы упоминали отрезанную мясницким ножом голову коменданта Бастилии.
— Только он виноват в том, что произошло, — сказала Марселетт, уверенная в своей правоте. — Обещал не стрелять, а сам отдал приказ убить нас всех. Какое предательство!
«А что ему оставалось?» — подумала Лола, как и ее отец, пацифистка до мозга костей. Она, по правде говоря, жалела несчастного де Лонэ. Плохим человеком его назвать было бы неправильно — он всего лишь испугался и попытался защититься. Повстанцы не оставили ему выбора.
Все решения де Лонэ, принятые под властью страха, привели его к гибели. Завладев Бастилией, мятежники схватили маркиза и повели к городской ратуши, но по пути потеряли всякий контроль и обезглавили его на Гревской площади, а затем насадили голову на пику и с гордостью показывали ее всему Парижу.
— Что ж, во всяком случае, я рада, что ты спаслась, — улыбнулась Анна и поправила перекосившуюся на голове треуголку с плюмажем.
Если бы вы сравнили внешний облик двух приятельниц, то немедленно бы определили, что стиль одежды они предпочитали одинаковый. Ещё бы! В париках с буклями и шикарных платьях с туго затянутыми корсетами было бы очень неудобно штурмовать крепости.
Сдержанный по цвету тёмный редингот, приближённый своей строгостью к мужскому, был любимым предметом одежды в гардеробе обеих девушек. Они любили в нем всё — от высокого двойного воротника на английский манер и узких рукавов с манжетами до такой же двойной застёжки на пуговицах. Правда Анна носила его с лёгкими платьями, а Марселетт — со штанами, но это не мешало второй выглядеть женственно.
Когда девушки впервые встретились, то сразу подружились. Оно и не удивительно — среди своих сверстниц Марселетт всегда чувствовала себя белой вороной: ее не занимали разговоры о музыке, вышивании, туалетах и тем более мужчинах, с любым из которых она предпочла бы сразиться на шпагах, а не целоваться, поэтому в столь же бойкой Анне она нашла не только верную союзницу, но и единомышленницу и даже пример для подражания. В бою она старалась равняться на Тервань, ведь Анна владела огнестрельным оружием так же хорошо, как сама Марселетт рапирой.
Лола Моро в свою очередь не понимала пристрастия своей подруги к боям, а Анну сегодня видела вообще в первый раз.
— Если бы не Лола, я бы здесь сейчас не стояла, — ответила Марселетт с улыбкой и представила приятельниц друг другу: — Познакомьтесь! Анна, это Лола. Лола, это Анна.
— Приятно познакомиться, — улыбнулась Лола Анне.
— Взаимно.
Взгляд Моро упал на синий шейный платок, выглядывающий из-под воротника Анны, — здесь же у Марселетт красовался шарф-жабо — на котором Лола заметила небольшое тёмное пятно. Судя по всему, это была не отстиравшаяся кровь. Чья? Лола старалась не думать об этом.
Немного поболтав с Анной, Марселетт заняла своё место в зале. Сидения здесь были расположены по тому же принципу, что и в зале суда — каждый ряд был выше другого на одну ступеньку и перед каждым сидением протягивался длинный стол на весь ряд. Половина сидений располагалась справа, а вторая — слева, так что получалось, что они были расположены ровно напротив.
Место Марселетт располагалось на пятом ряду посередине, а Лола села с левой стороны от неё и принялась высматривать в толпе того, ради кого пришла. Однако Арно ещё не было.
Издалека Марселетт заметила крупную фигуру. Высокий, рябой, с некрасивым приплюснутым носом и шрамами на лице — это был сопредседатель клуба кордельеров, Жорж-Жак Дантон. Его недостатки скрывались за множеством достоинств: мощный голос, широта взглядов, обаяние и умение убеждать. Если бы он провозгласил самоубийство подвигом, семеро из десяти отправились бы его совершать — настолько этот мужчина был убедителен.
Тут же сидел и Камиль Демулен. Именно этот молодой человек, полный энтузиазма и амбиций, призвал народ к оружию 12 июля и стал инициатором взятия Бастилии. Марселетт была хорошо знакома с его чудесной женой Люсиль.
— Эта идея внушена нам Декларацией независимости Соединённых Штатов, — заговорил только что вставший Дантон из-за самодельной трибуны. Его звучный тембр заполнил зал, и толпа притихала. Заседание было начато. — Она должна выразить общий взгляд на будущее, которое революция стремится завоевать. Мы вдохнём жизнь во французский народ и покажем всему миру, куда он идёт!
Зал разразился аплодисментами. Лола тем временем от скуки заранее начинала засыпать.
— Миром управляют идеи гораздо большие, чем те, что навязывает нам монархия!.. Декларация прав человека это лозунг демократии, свободы, равенства, единства…
Под эту пламенную речь двери скрипнули, и своей статной фигурой привлёк внимание всего зала только что вошедший запоздавший мужчина. Его синий — цвет, определявший принадлежность к республиканскому движению, — сюртук был распахнут, а короткий бежевый жилет под ним — застегнут на три пуговицы. Арно так торопился, что прямо на ходу поправлял свой красный платок, повязанный вокруг шеи.
Лола тут же расправила плечи и сделала умный вид. Она повернулась так, чтобы он видел ее лицо с самой выгодной, по ее мнению, стороны, но к величайшему разочарованию девушки, Арно, севший на ряд, что был напротив них, смотрел вовсе не на неё.
Марселетт поймала его удивлённый взгляд. Видимо, Арно никак не ожидал, что Гуффье так быстро восстановится.
—…они пытаются обескровить революцию… — до ее ушей долетали обрывки фраз теперь Марата, подбадривающего восставших.
Он делал это в начале каждого собрания. С каждым разом речи Марата становились все агрессивнее.
—…если американцы свергли английское иго, то и мы сможем уничтожить монархию!
Арно тем временем складывал в ветхий конверт какие-то бумаги. Закончив, он спрятал его во внутренний карман, откашлялся в кулак и снова посмотрел на Марселетт, встретившись с ней глазами, а та, испугавшись его взгляда, вдруг с робостью отвела свой.
Они не виделись целый месяц, но его нежный взгляд в день 14 июля запал Марселетт в душу, и сегодня она видела, что та нежность по отношению к ней никуда не ушла. Она хорошо помнила, как Арно смотрел на нее, когда она, обессилевшая, лежала на кровати в доме Моро, как он подхватил ее на руки, как прятал от пуль, рискуя своей жизнью ради девушки, с которой ни разу в жизни не обменивался ничем, кроме взглядов, и с которой не был даже знаком лично. Нет, равнодушный человек не стал бы этого делать.
Марселетт старалась найти другое объяснение его заинтересованности, но ничего не могла придумать: Арно был пленён ею, и отрицать это было бы глупо. Но всё же ей тяжело становилось от его присутствия.
Всё бы ничего, если бы не Лола. Гуффье льстило бы его внимание, если бы она не знала о чувствах подруги. Смогут ли они вообще оставаться друзьями, если Марселетт решит ответить на чувства Арно?
Нет, этого она допустить не могла.
Она высчитывала минуты до окончания заседания. Ей не терпелось поскорее скрыться из поля зрения Арно и оказаться от него подальше, но дворянское воспитание и человеческий фактор обязывали остаться, подойти к нему и поблагодарить за спасение.
За всё собрание Арно ни разу не удостоил Лолу взглядом. Разочаровавшаяся и расстроенная, она поступила как маленький ребёнок: едва всё закончилось, убежала, не сказав Марселетт ни слова.
***
— Я вижу, Вам уже лучше, — раздался низкий голос сбоку, и Марселетт обернулась.
— Арно! — выдохнула она. — Вы напугали меня.
В потоке толпы она не заметила, что Арно подошёл к ней. Вблизи он был так же хорош, как и издали. Это она запомнила бы ещё в день своего ранения, если бы не теряла сознание.
— Лучше бы Вы побоялись Бастилии, а не бросались на верную смерть, — печально усмехнулся он, своим плечом касаясь ее из-за тесной толпы, в окружении которой они шли к выходу.
Арно был выше Марселетт, но лишь на полголовы, в то время как Лола макушкой едва достала бы до его груди.
— Наверное, я так и не сказала… — проговорила Гуффье в растерянности. — Не знаю, чем Вас отблагодарить за спасение моей жизни…
— И не нужно, — отмахнулся тот. — Но я был бы счастлив, если бы Вы согласились пойти со мной на бал Теллюсона.
Марселетт осмелилась встретиться с ним глазами, но не выдержала и смущённо заморгала, и тут же поймала себя на том, что рядом с Арно старалась нести свою голову выше, чтобы шея казалась тоньше.
— Я не собиралась идти, признаться честно, — мягко отказала она и скромно улыбнулась. — Балы Теллюсона, несомненно, всегда необыкновенно роскошны, но не настолько, чтобы потревожить мой душевный покой. Я планировала почитать дома, в тишине, когда никто не стал бы меня беспокоить.
— Значит, Вы любите читать, — подытожил Арно равнодушным тоном.
— За книгой я никогда не замечаю времени и не знаю удовольствий, подобных чтению, — поспешила объясниться Марселетт. — Вы меня понимаете?
Он остановился, и девушка остановилась тоже.
— Читаете о мушкетерах, не так ли? — осведомился он, слегка приподняв брови.
— Мемуары Куртиля, записки д’Артаньяна, да. — Нахмурилась Марселетт в ответ. — На мне написано?
— Написано на Вашей шляпе, на Вашей рапире и на Вашем поведении, — усмехнулся Арно, и они продолжили свой путь.
— Эта рапира принадлежала моему прадеду. Он был королевским мушкетером, — проговорила Марси, явно гордясь своим предком.
— Мушкетеры были невероятно близки к королям и составляли их личную охрану, — заметил Корде. — Встретьтесь Вы и Ваш прадед — оказались бы по разные стороны баррикад, как в пьесе-однодневке.
— Это не мешает мне гордиться моим происхождением.
Арно и Марселетт сильно отличались характерами, но в то же время они страшно походили друг на друга. Оба были бесстрашны, но смелость Марселетт граничила с подростковым максимализмом, а храбрость Арно — с самоотверженностью. Оба гордились своими предками, но если о происхождении Марселетт знали все, кто готов был слушать, то о том, что прадед Арно — сам Пьер Корнель, а предки — шотландские короли, он не рассказывал никому. Оба были упрямы, оба стояли на своём, но Марселетт всегда была крайне прямолинейна и воинственна, отстаивая своё мнение, а Арно свои мысли предпочитал сохранять в тайне и высказывался только в крайнем случае, когда его слова могли действительно на что-то повлиять или когда нужно было заступиться за беззащитного, как это было с де Лилем в военной школе. И вот что знаменательно: свойства характера и ума Арно полностью отвечали требованиям Марселетт и даже их превосходили.
— Теперь я хочу узнать Вас ещё больше, — произнёс Арно преспокойно. — Право, пожалуйста, приезжайте.
Только она тогда этого ещё не знала.
— Боюсь, это невозможно. На балу все будут лицемерить… — захныкала девушка в ответ.
— Никогда не замечал за Вами подобного.
— Вы не видели меня на балу.
— Вот и хочу увидеть.
Они снова остановились, теперь уже на улице, в тени монастыря. Арно долго и упорно смотрел на неё, а Марселетт столь же упорно отводила взгляд, чтобы Корде лучше смотрел куда угодно, только не на нее. Она хотела согласиться на его предложение вопреки своим убеждениям по поводу того, что все балы однообразно скучны и бесполезны, но ей казалось, что она предавала Лолу, когда смотрела в глаза этого мужчины. Она смотрела в них и понимала, что не чувствовала между ним и собой никаких барьеров, какие должна чувствовать юная девушка, и от этого ей становилось ещё страшнее.
— Прошу простить меня. Я не приеду. Не могу, — почти прошептала она и вздохнула.
— Я буду ждать Вас. — Арно учтиво кивнул ей и скрылся быстрее, чем Марселетт успела возразить.
Что ж, неожиданно появляться и столь же быстро исчезать он умел.
***
Лола плакала и проплакать собиралась весь вечер. Несбыточное желание занимало ее ум целый месяц, и она мнила себя счастливой, но теперь, когда ее по-детски наивные надежды были безжалостно растоптаны величием лучшей подруги, она была подавлена и удручена потерей того, чего никогда не имела.
— Все это время он смотрел на тебя! — Она ходила по комнате взад-вперёд и ревела. — А я вырядилась… Как дурочка! Это все безнадёжно! Мне не поможет никакая косметика, никакие духи, никакая причёска, никакое платье, даже подобранные тобой.
С этими словами она сорвала ленту с головы и яростно бросила ее на пол. Марселетт, со скрещёнными на груди руками стоявшая в дверях, виновато переминалась с ноги на ногу, негромко побрякивая шпорами и постукивая каблуками гусарских сапог.
— Это не так, Лола! — убеждала она ее, хоть и сама не верила собственным словам.
Для ранимой души Лолы это событие стало настоящим ударом, и теперь девушка испытывала полное моральное изнеможение. Ей хотелось упасть на кровать и проплакать две недели напролёт, но она не могла позволить себе быть праздной и от этого злилась ещё сильнее.
— Я видела его взгляд. — Утирала слезы Лола. — Он словно одурманен тобой.
— Конечно же он смотрел на меня. Но не потому что я ведьма, а он — Бруно Аст, а потому что ему интересно, как я себя чувствую, — оправдалась Марселетт.
— Только что ты сказала, что он не смотрел на тебя, — подловила Лола и снова разразилась слезами.
О приглашении Арно Марселетт конечно же умолчала, чтобы не оборачивать и без того затруднительный разговор против себя.
— Послушай! Это ведь только заседание кордельеров. Это сугубо политика. И немного экономика. У него не было времени любоваться тобой, — успокоила она Лолу, которая уже тянулась к волосам, чтобы с гневом распустить причёску. — А вот на балу он наверняка пригласит тебя на танец. Мы подберем тебе платье, лучшие туалеты…
— Он пригласит на танец тебя, но точно не меня, — отрицала все расстроенная до депрессии Моро. — Ты даже в мужской одежде ему нравишься сильнее, чем я в роскошных платьях. А что будет, когда он увидит тебя в платье?..
Он уже видел. В школьные годы.
— Я не планирую идти на бал, — отрезала Марселетт.
— Это ещё почему? — возмутилась Лола.
— Ну… — растерялась Гуффье, скрывая правду. — Это всё не для меня.
— Но это такой шанс для тебя, глупая! — воскликнула дочь хирурга. — Встретишь какого-нибудь богача и выйдешь за него замуж. Тебе давно пора.
— Ровно как и тебе, — ответила Марселетт, понизив голос.
Полгода назад она пообещала родителям, что сама найдёт себе достойного мужа в ответ на их обязательство не сватать к ней больше никаких кавалеров. Свою сторону мирного договора Марселетт с самого начала не собиралась выполнять и лишь оттягивала время.
— Да, но мне очень трудно привлечь к себе мужское внимание, — напомнила Лола и посмотрела на свои полные ладони. — Кому я такая нужна?
— Да кому угодно! — ответила Марселетт с жаром. — Как только Арно увидит тебя в бальном платье… Ох, у него голова пойдёт кругом! А когда он тебя ещё и узнает получше…
— Ты действительно веришь, что из этой затеи может выйти что-то толковое? — шмыгнула носом Лола.
— Не верю, а знаю.
— Правда, Марси? — Она бросилась обнимать подругу, едва ее не задушив. — Спасибо! Спасибо! Только… Марси…
Лола отстранилась. У неё сделался такой вид, будто она собиралась попросить о чём-то ещё, и Марселетт посмотрела на нее с подозрением, ожидая самого худшего.
— Пожалуйста, пойдём на бал! Без тебя я пропаду.
