Марсельеза

Гет
NC-17
Завершён
26
Tanya Nelson бета
Размер:
395 страниц, 63 части
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
26 Нравится 3 Отзывы 9 В сборник Скачать

Глава 7. «Уходя, уходи!»

Настройки текста
Не веря собственным ушам, она доверилась глазам: подошла к распахнутому настежь окну и от удивления хотела было ахнуть, но не издала всё же ни звука. Ее комната располагалась на втором этаже, так что Марселетт смотрела на незваного гостя сверху вниз. — Что Вы здесь делаете, мсье? — изумилась она, но не удержалась от улыбки, вызванной удовольствием при его появлении. — Навещаю Вас, мадемуазель, — отозвался Арно и спрыгнул с гнедой лошади. Как бы ни клялась Марселетт себе, что никогда больше не посмотрит в его сторону, что никогда больше о нем не подумает и никогда больше ему не улыбнётся, чувства ее крепчали с каждым днём, и в присутствии Арно она вела себя совсем не так, как ожидала. Собиралась игнорировать и бунтовать, но при виде его растаяла. — Как досадно, мсье, — девушка театрально вздохнула и всплеснула руками. — Я ведь уже подготовилась ко сну. Арно посмотрел на неё недоверчиво. — Прошу простить мне мое любопытство… — произнёс он, выждав галантную паузу. — Но… Вы всегда ложитесь спать в корсете?.. Некоторые дворянки того времени действительно спали в корсетах для достижения пущего эффекта. Корде поглядел на Марселетт как на безумную, а та боялась признать, что корсет ей самой было не снять. — Да, конечно… что Вам не по нраву? — Она беспечно передернула плечами. — Девушкам ведь это ничегошеньки не стоит. Мы не зовём слуг, которые затягивают нам корсеты до невозможного, уперевшись коленом в поясницу, просто чтобы подогнать талию под размер Екатерины Медичи, и не задыхаемся в них на балах, ведь наша талия сама по себе в обхвате составляет ровно тридцать три сантиметра. Конечно же она потешалась. Марселетт любила глумиться и была жутко смешлива. Серьёзный не по годам Арно на это только приподнял левую бровь. — Впустите меня? — спросил он, ожидая услышать утвердительный ответ. — Вы тот храбрец со стены Бастилии, что вдохновил народ, — с прежним вызовом ответила Марселетт. — Думаю, Вам не нужно приглашение. Не продемонстрируете ли своё умение? — К передовой стене были пристроены дома, и задача благодаря этому упрощалась, — напомнил мужчина, усмехаясь. Семья Гуффье жила в большом особняке на юге Маре, куда переселились многие аристократы ещё во второй половине XVII века. Фасад здания был выполнен в стиле рококо и сохранял традиционные ордерные элементы, но несколько облегчал их. Контуры здания смягчала лёгкая балюстрада, проходившая по всему его периметру. Отель построил в 1744 году Жермен Бофран, один из виднейших архитекторов эпохи Просвещения. В то время дома часто строились одним человеком, а оформлялись другим: так и у Гуффье — художником-декоратором выступил Жюст Орель Мейссонье. Марселетт накинула на плечи светлое канзу из лёгкой ткани, чтобы прикрыть глубокое декольте, и со скрещёнными на груди руками вышла на небольшой балкон с ажурными коваными ограждениями. — Импровизируйте! — улыбнулась она. Центральная часть, над которой и был устроен балкон, выделялась портиком с пилястрами. Затейливое оформление фасада сыграло на стороне Арно. Он снял аби, чтобы его не испортить, и, оставшись в рубашке и коротком чёрном жилете, предпринял первую попытку забраться на стену. Получилось только со второй — хватаясь за многочисленные лепные элементы фасада, он достиг балкона, где одним махом перекинулся через ограждение и оказался прямо перед Марселетт. — Ну? — Арно развёл руками, и его губы наконец тронула лёгкая улыбка. — Вы сущий дьявол, — ответила девушка, кокетливо склонив голову, и жестом поманила мужчину за собой. Поначалу она выглядела спокойной, но, едва пройдя в комнату, засуетилась, смахнула со стола какие-то бумаги и спрятала их в шкаф, будто опасаясь, как бы они не попали в руки Арно. — Я не стану проходить, — решительно произнёс он и с ленивой грацией облокотился на ограждения балкона. — Беды не миновать, если меня обнаружат в Вашей спальне. Тем более когда Вы в таком виде. Разочарованная Марселетт оглянулась на него и одарила мужчину обиженным взглядом, слегка выпятив нижнюю губу. — Цель Вашего визита? — осведомилась она, взяла две чашки кофе, уже успевшего несколько остыть, и опустилась на обитую красным бархатом балконную кушетку. Протянула Арно чашку, но тот отказался, сказав, что предпочитает чай, и она выпила всё сама. — Просто хотел проведать Вас и узнать о Вашем состоянии, — выразил он своё беспокойство. — Лола сказала, что Вы неважно себя чувствуете. — Ах, Лола сказала? — переспросила Марселетт, трепеща от возмущения, и обратила на него свои зеленые глаза. — И почему же Вы оставили ее на балу? У Теллюсона Вам весьма приятно было ее общество. — Вы меня осуждаете? — спросил Арно, подтвердив этим ее слова. Конечно же она надеялась, что он их опровергнет. Марселетт Козетта де Гуффье вообще по большей мере была ужасным примером для подражания. В то время как остальные девушки мечтали стать принцессами, она мнила себя королевой. Она любовалась собой и хотела, чтобы другие любовались ею: ждала от мужчин ответной реакции на свою привлекательность, которой отменно пользоваться ее научили даже производя впечатление благовоспитанной девушки, а от женщин — зависти и почитания. Жизнь избаловала ее лестью, которую Марселетт путала зачастую с настоящим восхищением, и аристократка знала, что люди вокруг неё делились на три группы: одни хотели поцеловать ее, другие — убить, а третьи, такие, как Лола, — быть похожими на нее. Но вот она впервые столкнулась с неопределенностью: ни к одному из типов не могла определить Арно. Он был слишком независим и вопреки всему свободен. Его ничто не сковывало и, казалось ей, он легко мог позабыть кого угодно, но что ещё хуже, Марселетт больше всего боялась, что ему никто и не нужен. Ее страхи по этому поводу разделял де Лиль. И они были на этот счёт совершенно правы. Арно отталкивал от себя людей всю сознательную жизнь и за годы, проведённые в Париже, посетил не больше трёх балов. Но все же и его сердце оказалось подвержено классическим воспарениям, древним, как время. В первый раз он отправился на общественный бал в Гранд-опере, чтобы понять, за что дворяне так любят балы, но разочаровался; во второй раз пришёл по приглашению Теллюсона, только потому что надеялся на встречу с Марселетт; а в третий раз заявился на бал в Матиньон с той же целью, что и во второй раз, поэтому, не обнаружив девушку там, покинул его раньше запланированного. Прежде он никогда не влюблялся. У него не было возможности. Арно рос в семье трудолюбивых дворян, где дети большую часть времени были предоставлены самим себе. Он играл с братом и сёстрами, много читал и много думал. С годами голова его становилась от глубоких мыслей всё тяжелей, и вскоре Арно обособился даже от родных. Одиночка по натуре, он своё уединение покидал с очень большой неохотой и позволял нарушать свой покой только сестре Шарлотте, которая была его женской копией. Однако судьбе было угодно разделить их: Арно отправился учиться в столицу, а Шарлотту ожидал монастырь. В Париже наш герой тоже не имел возможности проводить время с противоположным полом: он учился и учился, поэтому самой близкой девушкой ему за всю жизнь была Шарлотта. Но однажды появилась Марселетт, которая в свою очередь уже много раз влюблялась, и многое изменилось. Арно много думал о ней и чем чаще видел, тем больше думал. В то время люди ещё не знали, что влюблённость — это химическая реакция, поэтому даже Арно, подопечный самого Лавуазье, безнадёжно ломал голову над необъяснимым чувством, занимающим его. — Вовсе нет, — заверила его Марселетт и пригубила чашку чая. — Я тоже покинула бы этот балаган раньше других, ибо каждый бал, который даёт Луиза де Вобернье, заканчивается скандальной сценой и хорошо, если только одной. Она, пусть и принимала похвалу с удовольствием, не любила светских развлечений. Вопреки всеобщему мнению и в двадцать лет оставалась невинной и не кокетничала понапрасну. Мужское внимание услаждало ее, но она не любила, когда его было слишком много, не терпела фривольностей и настойчивых мужчин, которые отказывались принимать женское вето. — Вы, видно, настолько затасканы по балам, что они Вам наскучили? — догадался Арно и печально усмехнулся. — Именно так, — согласилась Марселетт с ним. — Уже в семь лет я вовсю танцевала гавот и кадриль. Меня научили даже давно устаревшим басдансу и гальярду. В пятнадцать я начала всерьёз задумываться о том, какое будущее меня ждёт, и до сих пор не видела никаких перспектив, кроме нескончаемой вереницы светских раутов, брака по расчёту, страха лишиться благосклонности Версаля и пустой болтовни в обществе недалёких дворянских дочерей. — А теперь? — вопросил Арно, обративши на нее глубокий взгляд. Теплый ночной ветер слегка шевелил чудесные рыжие волосы Марселетт, обрамлявшие ее фарфоровое лицо. Арно находил это прекрасным. Смотрел на кисейное канзу Марселетт, концы которого были перекрещены на груди, и это напоминало ему о доме — Шарлотта, его любимая сестра, носила канзу из батиста и тюля. — А теперь я вижу, что у меня есть выбор, — почти шёпотом ответила Марселетт, чуть погодя, словно доверяя Арно свою самую сокровенную тайну. — Революция освободит меня. Трагедия Людовика XVI заключалась в том, что он был слишком честен, трагедия Марии-Анутанетты — она недооценивала народ, а трагедия Марселетт Гуффье — она слишком всё идеализировала. Никто из заронивших искру революции, даже Дантон, Марат и Робеспьер, в 1789 ещё не понимали, как надвигающиеся на страну события повлияют на ее будущее и на будущее всех детей отечества. — В борьбе за свободу самые неистовые всегда становятся рабами, — произнес Арно, задумавшись. — Мы готовы ради неё на все, мы обещаем и верим отдать ей себя без остатка, словно продаём ей душу. Разве не это настоящий плен? Я вижу, что Вы ратуете за перемены, но в борьбе со злом протагонисту следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. Он предупреждал и себя, и девушку, но не знал тогда ещё, что однажды об этом забудет и потеряет всё. Марселетт встала и хотела что-то ему сказать, но не нашлась что ответить. Она могла лишь согласиться, но едва ли согласие могло ее спасти. Смущённая чем-то, девушка тоже облокотилась об ограждение. Повисло молчание. Где-то в отдалении послышался голос возницы. — Вы не… — вдруг заговорили Арно и Марселетт одновременно и тут же замолчали, в растерянности друг на друга посмотрев.  Он подозревал, что девушка задыхалась в своём корсете и нуждалась в помощи, но та остерегалась намекать ему на это. — Вам не нужно ли развязать корсет? — Арно решил не тянуть. — Нет, моя камеристка это делает, — ответила та в пущем смущении. Конечно же камеристка сегодня этого сделать не могла, — Марселетт уже отпустила прислугу — но позволить мужчине развязать корсет для девушки считалось дурным тоном. Это было столь интимным процессом, что снимать корсеты могли только мужья со своих жён после брачной ночи. — Я не вижу здесь камеристки. — Арно развёл руками. — И никого другого. Никто не узнает. — Это оскорбительно для моей совести. Я дождусь родных, — ответила Марселетт дрожащим голосом и в своём волнении отпрянула и прошла в комнату, где, выйдя на середину, покачала головой. — Они вернутся утром, и… — Утром? — переспросил Корде и проследовал за ней, теперь ни о чем не беспокоясь. — К утру Вы в нем потеряете сознание. — Но обещаю, что не умру. — Девушка отвернулась от него и скрестила руки на груди. Соревнуясь между собой, аристократки затягивали корсеты столь плотно, что нередко теряли сознание из-за недостаточного поступления кислорода. Провести ночь в туго перевязанном корсете иногда значило поставить крест на женском здоровье: после такого испытания для молодого организма некоторые не могли забеременеть. О том, что в корсете девушка провела не меньше тринадцати часов, говорила нездоровая бледность ее лица. Марселетт знала, что Арно был прав, но робела перед ним. — Все мы знаем о парижской невесте, упавшей замертво прямо у алтаря, — напомнил мужчина о смертельном случае с лихо затянутым корсетом, чтобы вразумить ее. — Скорее всего рёбра проткнули ей печень. Вот чем чреваты тринадцать дюймов. Это подействовало. Девушка обернулась, сглотнула и боязливо согласилась.

***

Она кротко посмотрела на себя в зеркале и тут же опустила глаза в пол. Ей было стыдно перед собственным отражением. Марселетт в очередной раз подавила в себе желание передумать, шумно выдохнула и, чтобы длинные волосы не мешали Арно, медленно перекинула их на правый бок, оголив при этом тонкую шею — одну из самых уязвимых частей тела, ахиллесову пяту. Марселетт боялась и не знала, почему. Она чувствовала напряжение между ними — взаимное притяжение не укрылось от ее глаз — и так же отчётливо видела, как они оба пытались совладать со своими чувствами. Ей казалось, что он вот-вот поцелует ее в шею. Или что едва он коснётся ее, как и сама девушка забудет об осторожности и поддастся чувству. Что было страшнее — Марселетт не решалась предположить. Как и любая женщина, она боялась постичь унижение, но не знала, как долго сможет держаться. И сам Арно тоже волновался. Первое время не знал, куда деть руки и как не коснуться чего-то запретного, но быстро сосредоточился и осторожно потянул за нитку. Марселетт тут же затаила дыхание. Арно на мгновение замер, но не позволил себе отвлекаться и продолжил, демонстрируя выдержку, будто бы выработанную годами. Возможно, если бы Марселетт знала его, знала, что он совершит в будущем, знала, чем закончится его история, то отдала бы ему всю себя уже сейчас. Но нет для уважающей себя женщины ничего более унизительного, чем осознание того, что она отдалась недостойному ее любви мужчине слишком быстро, и поэтому Марселетт почитала за разумное наблюдать за ним, изучать и опасаться, чтобы не уронить своё достоинство. Она терзала себя сомнениями и изводила мучительными мыслями, хотела увлечься чем-то другим, но, против ожидания, всё сильнее тянулась к Арно, и это ее ранило. Марселетт купило не его обаяние, не харизма, проявлявшаяся непостижимо в молчании, и даже не загадочность, которая особенно сильный интерес пробудила в Лоле, а его героизм. Она твёрдо знала: он может уйти и не вернуться, но Марселетт Гуффье никогда не забудет, как развевался на ветру его плащ 14 июля 1789 года, а шрам на правом боку до конца жизни будет напоминать ей о подкрадывавшейся смерти, от которой уберёг ее Арно в день взятия Бастилии. Природа цветка — цвести. Природа юной девушки — с беспредметной мечтательностью грезить о том, кто ее поймет, полюбит и примет со всеми недостатками. Безрассудная душа Марслетт отважилась с трогательной непосредственностью решить, что нашла такого человека. Поистине удивительно, что столь светлые чувства в людях зачастую порождают нечто мрачное. Но избалованная счастьем, изнеженная благополучием и никогда не допускавшая чувственные вольности Марселетт чувствовала теперь, будто бы жизнь тяготила ее, хотя тогда ещё даже не подозревала, что никогда не сможет беззаботно отдаться влечениям своей страстной натуры. Таков был злой рок любого зачинщика. Неукротимая, непреклонная, чисто мужская гордость по обычаю смелой души никогда не позволяла ей выказывать свои страхи, но если человека открыто заклеймить как неспособного на искренние чувства, он скорее всего поверит в это. Поверила в это когда-то и «заклейменная» высоким происхождением Марселетт. С ранней молодости рвалась она к независимости, как к наиболее осязаемому воплощению могущества. Одаренной девочке, ей все давалось шутя. Так она уже в тринадцать лет перестала искать счастья и не мечтала о chevalier в сияющих доспехах, и неожиданно возникшая на фоне революции симпатия и, не побоимся сказать, влюблённость застигла ее, совершенно не готовую к проявлению искренних чувств, врасплох. Она всегда влюблялась не вовремя. Марселетт искала качества, соответсвующие ее идеалам, в некоторых мужчинах, но никто из них не оправдывал ожиданий. «Не храбрый, а всего лишь дерзкий, — разочаровывалась она всякий раз, глядя на очередного ветрогона. — Не пылкий, а только вспыльчивый». Всякий, хоть на йоту отступавший от построенного в голове девушки мужского портрета, немедленно признавался ею недостойным. Зато Арно, казалось ей, был самим воплощением совершенного портрета. — Чего Вы хотите от революции? — спросила она, когда терпеть тишину в этой жаркой комнате стало невыносимо. — Свободы, равенства, братства, — ответил он очень сухо, расшнуровывая низ корсета. — И Вы не жаждете смещения короля? — Когда обезумевший отец хочет убить своих детей, дети вправе вырвать у него меч, — проговорил Арно. — Так и мы, так и король вправе воспротивиться гонению. Не гоните коней. Людовик не станет возводить на себя напраслину. Исход решится, но не сейчас. Не гоните коней. При дворе коняги были на удивление раскормленные. — Пытка вопрошает, а боль отвечает, — настаивала Марселетт. Вскормленная роскошной жизнью французской аристократии, но необузданная, точно воин, она бесстрашно держала в руках оружие, и ее мужественная отвага внушала Арно уважение, и все же Корде видел в ней девочку, которая ещё не научилась жизни и по незнанию была пешкой в чужой игре. Излишняя жестокость, которой девушка столь юного возраста ещё не должна была обладать, не пугала его, а лишь давала повод пожалеть маленькую дворянку, ещё не познавшую цену жизни. Ему искренне хотелось спасти ее. Арно распускал последний ряд. Тут он имел случай убедиться в изумительной красоте Марселетт. Тело юной строптивицы было нежным, хрупким и гибким, словно лоза, но, прикасаясь к нему, Арно помнил, какой силой обладала заключённая в него душа. И как только этот ненадёжный на первый взгляд сосуд еще на расплавился? Когда развязанный корсет упал к ее ногам, Марселетт робко обернула свою прелестную головку на изящной белой шейке и еще долго смотрела на Арно, дрожа и не смея дышать. Нужно было потерять всякое человеческое чувство и лишиться самого сильного животного инстинкта, чтобы устоять против такого очарования и не поддаться зову плоти, но порыв, который не мог обуздать внутренний голос, обуздала его щепетильность, и Арно благодаря ей избежал неприятности. — Доброй ночи, мадемуазель, — кивнул он, в душе глубоко очарованный, перейдя неожиданно к противоположной крайности, быстро вышел на балкон и исчез, словно безымянная тень. Среди ночи Марселетт Гуффье проснулась в холодном поту.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.