Марсельеза

Пошла кутерьма. Поднялся крик. Кто-то из посетителей бросился к выходу; какая-то богатая женщина, замерев у лестницы, истошно завопила. Человек в плаще скрылся сразу же — никто не успел ничего толком понять. На его стороне сыграла паника, которую он навёл в кафе, когда нанёс маркизу смертельный удар; так суета его спрятала, но всё же бывшие в кафе люди сумели распознать убийцу, которым был Филипп Николя Мари де Пари, член Гвардейского корпуса Франции. Так как здесь мы расстаёмся с Филиппом де Пари и позже уже не встретимся с ним, опишем в нескольких фразах его последние дни: Некоторое время после убийства Пари прятался в Пале-Эгалите у своей любовницы, занимавшейся парфюмерией. Он собирался бежать в Англию, но его заметил и узнал никто иной как торговец крольчатиной, когда Пари забыл об осторожности и стал в полный голос оскорблять революцию. Тогда Филипп решил, что лучше умереть здесь, чем погибнуть на гильотине, и выстрелил себе в голову до того, как его успели арестовать, а торговец крольчатиной выручил из этого разоблачения 1200 фунтов стерлингов — таким щедрым было вознаграждение от Конвента. Между тем вернёмся в кафе «Феврие»: — Мне холодно! — вдруг простонал Лепелетье, лежавший в быстро расползавшейся тёмной луже, вместо того, чтобы попросить о помощи. Маркиз истекал кровью. Марселетт в оцепенении глядела на то, как вокруг него столпились люди, как его подхватили и как понесли в больницу, и не слышала де Лиля, пытавшегося привести ее в чувства. Вынося умирающего Лепелетье из кафе, кто-то случайно задел ее плечом, и в какой-то момент ей, словно вода, стукнула в голову тревожная мысль, вспыхнувшая в ее уме до того, как она успела бы ее остановить, и девушка, слушаясь ее одну, бросилась к выходу. Теперь ее не волновало ничто, кроме Арно, потому что Марселетт вдруг поняла, что, если на ее глазах напали на самого Лепелетье, то с таким же успехом могли напасть и на Корде. В любой момент его могло не стать! Эта мысль вдруг заполнила ее целиком, не пропуская больше ни одной другой; она управляла ее руками и ногами. Раньше Гуффье словно и не понимала, что люди, которые жаждали вернуть монархию и Ancien Régime (фр. старый порядок) во Францию, могли пойти ради этого на убийство. Прежде она почему-то не задумывалась о том, что не только революционеры способны на радикальные меры для достижения своих целей. Марселетт выбежала на улицу. Она не взяла свою верхнюю одежду; ей казалось, что у неё озябли пальцы больше от страха, чем от холода. На город к тому времени спустились зябкие сумерки — это Марселетт особенно не любила даже тогда, когда была счастлива, но теперь, когда ее вместо редингота укрывало отчаяние, она не замечала ничего, в том числе и бросившегося за ней де Лиля. Он был трусоват, и перспектива остаться там одному его не прельщала, но Руже даже не осознавал, что выбежал из «Феврие» не из-за страха, но из-за того, что по-прежнему собирался добиться от девушки ответа. Удавшегося покушения, совершенного на его глазах, де Лиль будто бы не заметил вовсе. Впрочем, он не сумел догнать Марселетт, которая в свою очередь сразу забыла о его предложении; в определённый момент она куда-то свернула и скрылась из виду. Два часа назад она думала, что ненавидит его; проклинала и в приступе истерики даже желала, чтобы он умер. Теперь же, когда дамоклов меч нависал над всеми, как их тогда называли les chefs d'opinion (фр. руководителями революционной мысли) и жизнь Арно в самом деле оказалась под угрозой, Марселетт не могла поверить в это. «Как я могла? Как я могла пожелать ему смерти? Если с ним что-то случится, я буду знать, что только я, только я виновата в этом! Я навлекла на него беду! Я не смогу жить с этим! Какая же дура… Я не могла так думать… Это была не я…» Она неслась по темным улицам сломя голову. Три или четыре раза ее чуть не сбила карета. «Куда же делся убийца Лепелетье? Куда делся человек в плаще? О Боже мой, он мог отправиться на следующее убийство! Что, если он уже на пути к Арно? О, Господи, помоги! Только бы мне добраться до дома первой…» Совершенно очевидно, что, даже если бы у Филиппа де Пари был список смертников, Арно не был бы там на первом месте, так как он не состоял в Конвенте и, следовательно, не отдавал своего голоса за казнь короля. (Напротив — мы знаем, что Корде состоял в заговоре по его спасению) Но не сложно представить, какой хаос творится в голове любящей женщины, если она оказывается в таком положении. Мозг Марселетт безжалостно подкидывал ей все новые и новые варианты развития событий: может быть, это заговор против якобинцев, и на каждого из их лидеров отправили по одному убийце, или же Пари единственный, кто мстит за короля, и он расправился с Арно ещё до того, как пришёл наказать Лепелетье… К ней вернулось дыхание только когда она увидела его своими глазами — живого, здорового. В комнате было темно. Арно стоял у стола с кучей документов; его сосредоточенное лицо освещала стоявшая на краю свеча, и вернувшуюся Марселетт он, казалось бы, даже не замечал, потому что так и не оторвал взгляда от бумаг. — Слава Богу, Арно, слава Богу! — заплакала девушка и бросилась к нему. Мужчина в недоумении посмотрел на неё, но не успел ничего спросить, потому что Марселетт заключила его в объятия, вцепилась руками в его одежду, уткнулась лицом ему в грудь и, рыдая в его желетку, стала сползать на пол. — Что… Что случилось, Марселетт? Марселетт? — растерялся Арно, не зная, как успокоить ее панику, и несмело коснулся ее платья. Ему тут же пришлось силой поднять ее, потому что девушка упала на колени и продолжила рыдать. — Ты — руководитель мнений, твоя жизнь в опасности… Он насупил брови, взял девушку под мышки и усадил на диван. Сам Арно сел на корточки перед ее коленями и взял трясущиеся кисти Марселетт в свои ладони. Ее кожа была такой холодной, что он даже вздрогнул от этого прикосновения и поспешил укутать свою возлюбленную пледом. — Прошу тебя членораздельно объяснить, что произошло, — произнёс Корде, сев перед ней. Его голос звучал строже обычного. Марселетт хлюпнула носом и затараторила: — Мы сидели за столом около лестницы, как вдруг появился человек в плаще и убил Лепелетье! — Ее голос дрожал. — Он сказал, что это ему за короля! Арно, дорогой Арно, роялисты мстят за свергнутый режим… — Ты говоришь: «убил». Когда ты ещё была там, он уже был мертв? — Нет, его подхватили под руки и понесли в госпиталь, но я точно знаю, что он умрет. Возможно, он уже сейчас мертв. И, о Боже, Арно, о чем ты думаешь! — обиженно воскликнула она и раздосадованно всплеснула руками. — Не имеет значения, жив ли Лепелетье! Меня не волнует его судьба! Я испугалась не за него, а за тебя, глупец! И ты все ещё в опасности… Но здесь имел место быть один парадокс. Перепуганная до смерти Марселетт, беспокоясь о безопасности Арно, так растерялась, что не заперла дом, когда вошла. Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура в плаще. — Вот он! Господи, вот он! — завопила Марселетт, отталкивая Арно назад. Но тот и не думал прятаться, потому что человек в плаще вошёл в дом и шагнул к свету. Это был Дантон. — Лепелетье… — начал он. — Убит, — металлическим голосом закончил за него Арно и поднялся на ноги. Чувствовалось, что его не волновала смерть Лепелетье. Его волновал только его убийца, который мог угрожать остальным, и возможный заговор, направленный против республики. Дантон в недоумении посмотрел на содрогающуюся от слез Марселетт, и Корде пояснил: — Марселетт была там. Дантон сочувственно кивнул и снял с головы треуголку. У него был красный нос из-за мороза, но даже так этот огромный человек не терял своей могучести. Арно вышел в другую комнату, а вернулся уже с оружием. — Нужно разобраться с этим, — сказал он и вручил Дантону два заряженных шкатулочных пистолета. Тут же он повернулся к Марселетт и вложил в ее дрожащие пальцы другой. Наклонился к ней, взял ее за свободную руку и, глядя ей в глаза, дал строгие указания: — Возьми Жардин, и запритесь в твоей комнате. Никому не открывайте дверь. Я вернусь после полуночи. Хоть раз в жизни сделай всё так, как я сказал. Они молча смотрели друг на друга около четырёх секунд, пока Марселетт не кивнула. — Да, Арно, — сказала она. — Я все поняла. И он нежно поцеловал ее в лоб. — Хорошо, — резюмировал Арно. — А теперь иди. — Будь осторожен. — Умоляюще посмотрела на него Марселетт, вставая. — Буду, — пообещал он и поцеловал тыльную сторону ее ладони. Арно стал медленно отходить от неё, но они не расцепили пальцев, пока это не сделало за них расстояние. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Марселетт смотрела на то, как он надевал плащ и прятал оружие в своей одежде. В последний момент, прежде чем скрыться, она поймала его долгий взгляд. Жардин стирала. Марселетт без слов ухватила ее за руку и потянула в свою комнату, где заперла дверь на замок и кратко объяснила, что таков приказ. — Что это? Контрреволюция? — До них с улицы донёсся голос стремительно удаляющегося от дома Арно. Марселетт выглянула в окно. На улице становилось все темнее, но его силуэт она узнала бы где угодно: такой уверенной походки она прежде не видела. — Нечто вроде, — ответил ему Дантон. — В Вандее восстания не миновать, народ недоволен… Дальше она ничего не разобрала. Они скрылись из виду.

***

— О, мадемуазель, пожалуйста, ложитесь спать! С тех пор как Арно ушёл прошло семь часов. Марселетт не смыкала глаз. Большую часть времени она дежурила, сидя у окна. Иногда ее голова самопроизвольно опускалась, — это Морфей пытался утащить Гуффье в своё тихое царство — но каждый раз девушка вскакивала и прогоняла сон. Потом она быстрыми шагами ходила по комнате, задыхаясь от своих переживаний. В остальное время Марселетт перечитывала его старые письма, и тем сильнее становилась ее тревога. — Какой сон, Жардин! — восклицала Марселетт, сидя посреди кровати и обложившись старыми конвертами, которые получала в Лондоне. — Вам нужно выспаться, — настаивала служанка. — Это Ваше здоровье! Вдруг на улице прозвучал глухой выстрел. На него отозвалось лошадиное ржание, а Марселетт вздрогнула, стремглав бросилась к окну и случайно смахнула полами сорочки письма с кровати. Но это был всего лишь пьяный господин, проезжавший по набережной. Он выстрелил в небо: его конь испугался, встал на дыбы, и мужчина свалился с лошадиной спины. Покатился по мостовой и шлёпнулся в воды Сены. Когда он выбрался на берег, его конь уже удрал, потому что, вылезая из реки, мужчина выстрелил еще раз. В другом случае Марселетт бы это зрелище позабавило. Теперь же она лишь с облегчением вздохнула от того, что выстрел, кто бы его ни сделал, пришёлся не в Арно. — Это не он, присядьте, — успокоила ее Жардин и нежно положила руки ей на плечи. Марселетт положила левую ладонь поверх ее ладони и кивнула. — Да, пожалуй, ты права. И она медленно, как призрак Офелии, в своей белоснежной сорочке прошла к кровати и безвольно на неё упала. Сложила руки на груди, уставилась в потолок и стала похожа на покойницу. — Вы так бледны… — испугалась Жардин и приложила тыльную сторону ладони к ее лбу. — Ох, и столь же холодны! Позвольте, я выйду, я разожгу камин… — Нет, тепло огня мне не поможет, — остановила ее Марселетт отсутствующим тоном. — Я пробуду в таком состоянии, пока не увижу его. Служанка расстроилась ещё сильнее. — Но я никак не могу на это повлиять, — сказала она. — Скажите мне, наверняка есть что-то ещё! И дайте мне всё же разжечь огонь… Невыносимо мне смотреть на Вашу бледность… — Я была к смерти намного ближе, чем сейчас. И буду жива, покуда он будет. — Да у Вас совсем белые губы! Белее снега… — Арно приказал не выходить из комнаты, — спокойно сказала Марселетт, глядя в потолок и не шевелясь. — Это небезопасно, Жардин. Слушайся своего хозяина. — Редкого хозяина волнует безопасность наёмных работников. А вот если что-то случился с Вами, то я со своими обязанностями не справилась… — Арно именно этот редкий хозяин. Потому я и боюсь за него; будь он один — я бы точно знала, что он никогда не попадётся… Но он всех пытается спасти. И эти «все» тянут его в могилу. Особенно я. Потом она закрыла глаза и пролежала так полчаса. Жардин осторожно присела на краешек кровати, сложила руки на коленях и беспокойно следила за дыханием Марселетт. Она опасалась, что оно в любой момент может замереть. Через пять минут Марселетт вдруг вскочила, села на кровати, обняла ноги руками и положила голову на колени. Жардин заметила сходства между ее взглядом и взглядом Арно во время разлуки с Гуффье. По щеке Марселетт медленно скатилась серебряная слеза. — Спой мне, — тихо вымолвила она. — Что? — переспросила горничная, не расслышав. — Спой мне. — Я не знаю никаких песен… — Тогда пастушку. — Что-что? — Пастушку. Все французы знали эту песню. Жардин не была исключеним, но редко пела при других людях. Если и пела, то только младшей сестренке, которая умерла от тифа под ее слезы; а потом своему возлюбленному, у которого работала горничной до переезда в Париж и который женился на другой, пока Жардин плела для них венки из одуванчиков. Петь сейчас она боялась; ей было страшно неловко делать это при малознакомом человеке, тем более избалованной аристократке. Сколько певиц наслушалась эта девушка? Пение простой горничной, родившейся в семье конюха, не могло бы удовлетворить ее слух. — Пой же! — нетерпеливо поторопила Марселетт и выпрямила спину. Этот тон был больше похож на тон дворянки. Франция теперь жила по иным правилам, но от выработанных за несколько веков дворянских привычек живым аристократам времен революции было не очень-то просто избавиться. Так и в Марселетт часто проявлялось ее благородное происхождение, в особенности тогда, когда что-то шло против ее воли. Тогда Жардин робко запела: Il pleut, il pleut, bergère, Presse tes blancs moutons, Allons sous ma chaumière, Bergère, vite, allons. J'entends sur le feuillage L'eau qui tombe à grand bruit; Voici, voici l'orage, Voici l'éclair qui luit. Марселетт с упоением слушала. Такой юный голос был ей более приятен, чем пение мадемуазель Монтансье, а эта песня напоминала ей о мирных временах старого порядка. Entends-tu le tonnerre? Il roule en approchant; Prends un abri, bergère À ma droite en marchant. Je vois notre cabane Et tiens, voici venir Ma mère et ma soeur Anne Qui vont l'étable ouvrir. Жардин пела тихо и нежно, поэтому за ее голосом Марселетт сумела распознать шаги на улице. У неё сердце заколотилось как бешеное, она снова ринулась к окну и на этот раз взволнованно прошептала. — Вот он, идёт! Девушка перекрестилась дрожащей рукой и метнулась к двери. — Мадемуазель, Вы босая! — попыталась остановить ее Жардин, но Марселетт и слышать не хотела — скрылась тут же в коридоре. Сбежала вниз по лестнице, придерживая подол сорочки, подвернула ногу, но бросилась к наружной двери и оказалась там ровно в тот момент, когда она отворилась рукой Арно. Вместе с ветром он впустил в дом снег. На улице бушевала зимняя непогода, и Корде быстро захлопнул дверь, которую сотрясал ветер. Лицо его было красным от мороза, но не от крови. В руках он держал тёплый редингот Марселетт и ее же чёрную шляпу с перьями, которые она забыла в «Феврие». Их покрывал тонкий слой снега. — Уж за полночь! — воскликнул Арно при виде Марселетт. — Ты должна была спать… А как ты бледна! Она вовсе и не слушала. Обхватила его холодное лицо ладонями и заглянула в глаза, как доверчивый жаворонок. — О, дорогой, у тебя разочарованный вид. — Убийца скрылся, и нам ничего не удалось узнать, кроме его имени, — ответил он ровным голосом, стряхнул снег с сапог и прошёл вглубь дома, раздеваясь. — А маркиз нынче мертв. Жардин уже бегом спускалась по лестнице, спотыкаясь о собственные ножки и суетливо приговаривая: — Погиб Лепелетье? О Боже мой, о Боже мой! Нам всем грозит беда… — Потому прошу, Жардин, иди, — сказал Арно, повернувшись ей. — Ступай домой и не приходи, пока убийца не будет найден. — О нет, я не могу так!.. — возразила было горничная. — Я жалование тебе отправлю. — Ну чем я заслужила Вашу благосклонность, господин! — поразилась Жардин его щедростью. Арно был недоволен. Его оскорбляли подобные выражения. Он не любил, чтобы один человек ставил себя ниже другого. — Отныне все равны перед законом, — холодно заметил он. — Не говори мне «господин». Я такой же, как и все французы, гражданин. — Да, мсье. Позвольте только разожгу камин.

***

Ее лицо просветлело, щеки порозовели, уголки губ приподнялись, и взгляд ожил, как только ее глаза увидели своё спасение. И все же теперь она вспомнила о дневной ссоре и побоялась к нему снова подойти. Это красивое лицо напоминало ей строгое мраморное изваяние, и Марселетт молча поднялась в комнату, где Жардин разожгла камин перед уходом. Когда Арно вошёл, она сидела, устроившись в кресле, перед очагом. — Прости, что вошёл без стука, — мрачно произнёс Корде. Марселетт обратила на него свои большие зеленые глаза. — Так кто… убийца? — не удержалась она. — Филипп де Пари, — ответил Арно и прошёл в комнату. — Бывший королевский гвардеец. — Тогда немудрено, что он мстит за короля. — А ты ещё хочешь, чтобы я казнил королеву. Тут ей сделалось стыдно. Марселетт потупила взгляд и тихо пискнула: — Больше не хочу. Прости. Арно вздохнул и осторожно присел на край кровати. — Впрочем, я пришёл не за этим, — сказал он. Марселетт вытянула свою лебединую шею и встала с кресла, покорно ожидая, что он выложит, но вместо этого мужчина вымолвил повелительным тоном: — Подойди. Она подошла. — Сядь. Она села. Она напоминала ему кроткую лань. Его перестала смущать ее сорочка. Теперь ему было всё равно: пусть хоть голая — лишь бы живая. Однако Арно все равно не смотрел на неё до сих пор. Изнутри его пожирало страшное чувство вины. Марселетт замечала следы забот и печали, но ничего не осмелилась сказать. Она молчала, ожидая, что он скажет что-нибудь вразумительное, но вместо этого Арно вдруг схватил ее за нежные ладони и упал перед ней на колени: — Теперь! Теперь ты видишь, что это такое? Теперь ты видишь, что это не шутки? Не шутки! Это лишь первое последствие приговора королю! Помяни моё слово, эта злосчастная казнь нам ещё аукнется! И года не пройдёт, как ты пожалеешь о смерти короля! Убить отца семейства — убить его семью; убить короля страны — убить его страну! Теперь-то ты видишь, что я люблю тебя?! Теперь понимаешь, что я не хочу строить нашу семью лишь из боязни, что она погибнет? Теперь ты видишь! Почему, чтобы человек что-то понял, он должен увидеть смерть? Почему нельзя сесть и подумать о последствиях раньше? Прошу тебя, любимая, извлеки из убийства Лепелетье урок! Усмири свой пыл, обуздай свою кровожадность! Я клянусь тебе моим сердцем, я отдаю тебе его, а если я лгу, пусть этот меч, мой меч, моя шпага, найдёт в моей груди свои ножны! Видит Бог, что я грешен! И грешен тем, что не могу любить Его больше, чем тебя! Нет, я все же люблю Его больше, чем тебя, потому что Он подарил мне мое счастье — тебя, любовь моя, мой смысл жизни! И прошу тебя, теперь, когда Он подарил мне тебя, мое дело сохранить при себе этот подарок, но я не могу заковать его в цепи! Так не забирай же себя от меня, не отрывай мое сердце! Он смотрел ей прямо в глаза. Марселетт поражалась тому, что видела в них. Она ему верила, верила бессомненно, всецело; эти глаза не могли обмануть ее. Ни у кого больше не было таких глаз. — И я клянусь тем же самым сердцем, — продолжил он с ещё большей горячностью, с ещё большим пылом, — что оно уже твоё! Там нет места для кого-то другого. Я обещаю тебе свою жизнь, я клянусь Парижем, я кладу на твой алтарь всю Францию! Теперь ты мне веришь, ну? Веришь! Я не обману тебя! Как только ситуация стабилизируется, как только якобинцы обретут власть, я клянусь, что сразу же женюсь на тебе! Я хочу этого больше, чем ты! Скажи, ты мне веришь? Ее лицо уже сверкало от слез. И она все же широко улыбалась. Второй раз за день мужчина стоял перед ней на коленях. Марселетт отняла у него свои ладони, нежно обхватила ими, как ангельскими крыльями, его лицо и сладко, словно солнце после грозы, сказала: — Да, Арно Корде! Я верю тебе! Я вверяю тебе мою жизнь! И я прошу простить мне всё! Я дождусь, клянусь, я дождусь! Если ты обещаешь, я верю… Арно уронил голову на ее колени и крепко обхватил руками ее талию. Его плечи затряслись. Марселетт поняла: он плакал. — Прости меня, глупца! Я поднял на тебя руку! Как я посмел!.. — Тшш, всё прощено… Марселетт проговорила что-то на английском и крепко обняла его в ответ, положив щеку на его затылок. — Я всё тебе прощаю, я тебя люблю больше, чем себя… И пока они от счастья плакали в объятиях друг друга, английское правительство возвращало французскому посланнику верительные грамоты и велело ему покинуть Соединенное королевство. Началась война с Англией.