Кто справедливо мстит — не может быть наказан. — Корнель
13 июля 1793 года. Четыре дня до казни Шарлотты. Итак, не было причин беспокоиться. Записка была доставлена Арно сразу же — в Париже работала специальная городская почта, которая каждые два часа за два су разносила письма адресатам. Придя в сад, Шарлотта Корде села на скамейку и стала ждать семи часов. Семь часов — время, когда открывались лавки. Она размышляла. О всяком, но в основном о своём страхе. Каков он был? Боялась ли юная девушка наказания за то преступление, которое она собиралась совершить? То преступление, ради которого она приехала сюда? То преступление, ради которого соврала брату? Ответ: нет. Шарлотта не считала свой замысел за преступление, она была глубоко убеждена в том, что исполняла свой земной долг, и молилась лишь о том, чтобы Арно ничего не узнал раньше времени. Дождавшись, она направилась к скобяной лавке Бадена под известным номером 177 и за сорок су купила у него обычный кухонный нож в шагреневых ножнах. Шарлотта сразу спрятала его в карман, вышла из сада и по улице Круа-де-Пти-Шан направилась к стоянке фиакров. Опять пришла слишком рано. Стремясь скоротать время, стала ходить кругами, и в девять часов подошла к одному из возниц. — Мне нужно к гражданину Марату. — Я не знаю адреса, — честно ответил кучер. — Так узнайте его! — воскликнула Шарлотта в раздражении. Кучер, словно пробудившись ото сна, обратился к товарищам и узнал от них, что Марат живет на улице Кордельеров, 30. Уже сидя в фиакре, Шарлотта незаметно переложила нож из кармана в корсаж и прикрыла его косынкой. Итак, прибыв на место, Корде заплатила вознице и вышла к старому особняку — здесь и жил Марат. В старину этот обыкновенный буржуазный дом назывался Дворцом Кагора. Сейчас он принадлежал госпоже де Серваль и ее кузену Фаньо и приносил в год 3000 франков, 450 из которых за квартиру Марата, снимавшуюся на имя Симоны Эврар, его подруги. Отпустив фиакр, Шарлотта попала в маленький дворик с колодцем; справа под широкой аркой каменная лестница вела на каменную площадку, выходившую во двор. Корде уверенным шагом подошла к двери, открыла ее и, не дожидаясь расспросов, спросила у консьержки: — Где живет гражданин Марат? — На втором этаже, — ответила консьержка. — Но гражданин Марат очень болен и никого не принимает. Правда Шарлотта уже не слышала ее — она пробежала через двор, взлетела по лестнице и оказалась у двери квартиры Марата. Вместо шнурка для звонка со стены свисал железный прут с рукояткой, и Корде толкнула его. Он издал лязгающий звук, и из двери выскочила молоденькая девушка — кухарка в доме Марата. — Прошу, пропустите меня к Марату! — взмолилась Шарлотта при виде ее. — Я специально приехала из Кана, чтобы сообщить Другу народа о готовящемся там заговоре! Представляете, какой путь я проделала!.. Обращение на «вы» вместо обыкновенно принятого в республике братского «ты» выдавало в Шарлотте аристократку. — Ох, — вздохнула кухарка. — Гражданин Марат сейчас никого не принимает, но, может быть, ради разоблачения заговора он сделает исключение… Но пока она топталась в растерянности, вышла Симона Эврар, на имя которой была снята квартира, и решительно отказала просительнице в приеме. По ее тону Шарлотта поняла, что спорить бессмысленно. — Хорошо, я понимаю, — согласилась она. — Но я приехала сюда из Кана! Мне нужно с ним свидеться, просто необходимо. Когда мне лучше прийти в другой раз? — Когда Другу народа станет лучше, мы не знаем, — Симона была категорична, — поэтому вам нет нужды возвращаться.***
Прибыв в гостиницу еще до полудня, Шарлотта решила написать Марату письмо, надеясь, что, прочитав его, он велит своим женщинам пропустить ее. Она попросила у хозяйки гостиницы перо, чернила, бумагу и села писать: «Гражданин, я приехала из Кана. Ваша любовь к отечеству дает мне основание предполагать, что Вам интересно будет узнать о печальных событиях в этой части республики. Я прибуду к Вам около часа пополудни. Соблаговолите принять меня, уделить мне несколько минут, и я доставлю Вам возможность оказать большую услугу Франции». Она так волновалась, что даже забыла написать обратный адрес. Рассыльный отнес письмо на почту, а когда вернулся, Шарлотта попросила его вызвать к ней в номер парикмахера. Она хотела скоротать время. Она знала, что, войдя в комнату Марата, она подпишет себе смертный приговор, и хотела в последний раз почувствовать себя женщиной. Хотела предстать перед Всевышним во всей своей неброской красоте. Простительное мелкое тщеславие. Вскоре явился восемнадцатилетний парикмахер Персон. Он завил кудри Шарлотты, уложил их в замысловатую прическу и украсил волосы зелеными лентами. Интересно, что после осуждения Шарлотты Конвент запретит носить зеленые ленты, чтобы не напоминали об убийце Марата. Время шло, а взволнованная мадемуазель Корде не знала, что и думать: получил гражданин Марат ее письмо или не получил? Она забыла о том, что не указала обратный адрес, и потому волновалась, что Марат не захотел ей ответить. Только об этом Шарлотта и думала. Не выдержав, она наконец решила написать еще одну записку и самой отнести ее Марату, ведь тогда у неё был бы предлог снова явиться в его дом. На этот раз Шарлотта пошла на хитрость и стала давить на жалость: «Марат, я писала Вам сегодня утром. Получили ли Вы мое письмо? Наверное, не получили, ибо в Вашем доме меня принять отказались. Надеюсь, что Вы удостоите меня беседой. Повторяю: я приехала из Кана и во имя спасения Республики хочу доверить Вам важные секреты. Меня преследуют за приверженность делу свободы. Я несчастна, а потому имею право на Вашу защиту». Она поглядела на себя в зеркало, поправила платье, опустила за корсаж нож и прикрыла вырез розовой косынкой.***
Перед знакомым домом Шарлотта оказалась около половины восьмого вечера. Теперь она чувствовала себя увереннее, но сердце у неё колотилось вовсю. Руки похолодели, пальцы почти онемели, а в ушах стучала кровь. «Вдруг не получится, вдруг снова не получится…» Кухарка растерялась, увидев ее вновь, и Шарлотта воспользовалась ее замешательством — самым решительным образом вошла в прихожую и замерла, увидев очередное препятствие в виде консьержки. Но она складывала только что принесенные из типографии газетные листы, и окружавшие ее пачки листов помешали ей немедленно вскочить и преградить Шарлотте путь. И всё же мадмуазель Корде помешало обилие дверей в квартире. «Куда идти? Куда идти? Вдруг я ошибусь и упущу возможность? Меня сюда больше никогда не впустят!» В это время в квартиру вошли двое: молодой человек по имени Пиле, доставивший счета из типографии, и комиссионер Лоран Ба с кипой бумаг для издания газеты. Судя по тому, что их пропустили беспрепятственно, они были своими в этом доме. Пиле незамедлительно проследовал в ванную; Ба отправился относить бумагу. Решив воспользоваться присутствием новых людей, а также тем, что дверь в комнату, куда проскользнул Пиле, прикрыта неплотно, Шарлотта заговорила так громко, словно вокруг нее собрались исключительно глухие: — Гражданки, я приехала из Кана, чтобы сообщить Другу народа важные секретные новости. Мне совершенно необходимо повидать его. Я написала ему письмо. Скажите хотя бы, получил ли он его? — Откуда мне знать, — проворчала консьержка. Она оторвалась от газетных листов и своей корпулентной фигурой преградила путь Шарлотте. Появился Пиле, и Шарлотта заговорила еще громче: — Вот, передайте записку гражданину Марату! Мне непременно надо его увидеть! Тут же вошла проклятая Симона Эврар и узнала назойливую гражданку. Начался оживленный спор. На этот раз шум голосов привлёк Марата, и из ванной донёсся голос: — Что там происходит? Симона посмотрела на Шарлотту глазами, полными презрения, с недовольным видом вырвала записку из ее рук и отправилась в ванную, при этом прожигая Корде взглядом до тех самых пор, пока не скрылась за дверью. Через минуту она вернулась и знаком велела Шарлотте следовать за ней. Заметно было, как сильно Симона этого не хотела. Пропустив Шарлотту вперед, она закрыла за ней дверь. Это была маленькая комнатка с каменным полом. Ее стены были оклеены обоями, изображавшими витые колонны на светлом фоне, что совсем не сочеталось с тёмным камнем пола. На одной стене висела карта Франции, разделённой на департаменты. Рядом — рисунок, изображавший скрещенные пистолеты, а над ними крупными красными буквами начертано: «MORT» (фр. «СМЕРТЬ»). Посреди комнаты стояла железная ванна в форме сапога с положенной поперек доской, на которой стояла чернильница с пером. В самой же ванне, источающей запах серы, сидел маленький сухой человечек с черными глазами на свинцово-сером лице. Голова Марата была обмотана грязной белой тряпкой, наподобие тюрбана, из-под которого выбивались несколько слипшихся прядей. В руке он держал записку Шарлотты. Выдержать испытующий, проницательный и колючий взор Марата мог не каждый. Марат же, давно не видевший таких красивых девушек, на миг даже позабыл о заговорах и бдительности. В комнату вновь вошла Симона, влекомая ревностью. — Сколько кусочков белой глины размешать тебе в миндальном молоке? — спросила она, обращаясь к Марату. Такое лекарство доктор Марат прописал себе сам и принимал его ежедневно. — Лишний кусочек глины не помешает, — ответил он. Симона кивнула, взяла с подоконника тарелку с ужином и ушла. Шарлотта тем временем взяла себя в руки и настроилась исполнить задуманное. Она молча села на одинокий стул, стоявший рядом с ванной среди разбросанных по полу газет, и выпрямила спину, сосредоточив своё внимание на Марате. — Что тебе от меня нужно? — спросил он жёстким голосом. — Я приехала из Кана, чтобы рассказать о том, что ссыльные жирондисты готовят там контрреволюцию. — Мне это известно, — сказал он ровным тоном. — Их штаб обустроен в здании Интендантства. Под взглядом Марата становилось всё сложнее дышать, но Шарлотта отличалась стойкостью. — Сколько их? — Восемнадцать, — ответила девушка через небольшую паузу. — Твоё имя? — спросил Марат. — Мари-Шарлотта Корде д’Армон. Взгляд Друга народа замер. — Корде? — переспросил он. — Корде. — Ты — жена Арно? — Арно мой брат. Его жену зовут Марселетт. — Точно, — вспомнил Марат. — А то я и задумался, что жене Арно делать в Канне и почему он сам не мог мне рассказать о заговоре… — Он усмехнулся, но вдруг снова посерьёзнел; его глаза обратились на посетительницу. — И всё же вопрос остался. Почему Арно не пришёл сам? — Я не доверяю ему, — твёрдо ответила Шарлотта. Ей трудно дались эти слова, но ей повезло, что Марат не заметил изменений в ее взгляде. — Я солгала ему о причине своего приезда. Он не знает, что я сейчас здесь. И не знает о заговоре в Кане. Что ж, здесь была доля правды — об истинной причине своего приезда она и в самом деле умолчала. Не солгала брату, но укрыла от него правду. — Есть причины не доверять Арно? — спросил Марат, насторожившись. Тут в Шарлотте что-то надломилось и она стала запинаться, боясь, что неправильные слова принесут смерть ее брату. — Нет, я… Я просто… Не люблю разговаривать через посредников. Марат шумно выдохнул и стал шарить руками по доске. Он вытянул из-под стопки газет клочок бумаги и, обмакнув перо в чернила, снова обратился к гражданке Корде: — Называй фамилии заговорщиков. — Франсуа Бюзо. — Кто ещё? — Гюаде, Петион, Барбару. — Прекрасно. Кто ещё? — Валарди, Луве, де Шестель и Ларивьер. Они написали манифест с предложением о захвате Парижа и отправили его в Марсель, Бордо и Тулузу. Они хотят создать объединённую армию. Марат внимательно слушал и записывал каждое слово Шарлотты. Она видела, сколько ненависти пылало в его глазах, и чувствовала, какое наслаждение он испытывал, составляя список тех, кого непременно отправит на гильотину. — Отлично. Что ещё ты можешь мне сообщить? — Кюсти и Сааль распространяют в соседних департаментах листовки с призывами к восстанию. Они проклинают Вас, гражданин Марат. Они называют Вас убийцей. Вдруг Марат рассмеялся, предвкушая расправу над своими ненавистниками. Лицо Шарлотты оставалось бесстрастным: — Что Вы с ними сделаете? — Не волнуйся, гражданка, — скрипучим голосом произнёс он, снова наклонившись над списком и пополняя его новыми именами, — называй всех, мы всех отправим на гильотину! Записывая, он не мог видеть ее. И он так же не мог видеть, как Шарлотта вытащила из корсажа кухонный нож. — Называй ещё имена, — произнёс он властно, но вместо того, чтобы выполнить его приказ, Шарлотта встала, занесла нож высоко над его головой и по самую рукоятку вонзила его во впалую грудь Марата. Выдернув нож из его груди и бросив его на пол, она твердым шагом вышла в коридор. Она не чувствовала себя убийцей, но вслед из ванной донесся слабый голос: — Ко мне, моя дорогая, на помощь!