Марсельеза

Мы помним, что Арно и де Лиль познакомились в Военной школе на Марсовом поле в 1782 году. С тех пор прошло уже одиннадцать лет, последние пять из которых оказались сущим кошмаром для них обоих. Они прошли через многое, в том числе и через то страшное время, когда два бывших лучших друга оказались по разные стороны баррикад. Казалось бы, исход предсказуем: они возненавидят друг друга, как Мессала Северус возненавидел Иуду Бен-Гура, и закончат так же плачевно. Но что это? Они снова вместе. Де Лиль отплачивает Арно старые долги. Всё чаще Руже ловил себя на мысли о том, что он здесь не ради Арно, а ради Марселетт. Всё чаще он, глядя на них вместе, чувствовал, как закипала в нем ярость, и однажды де Лиль признался сам себе в том, что всем сердцем желал видеть Арно мертвым. Он чувствовал себя преданным. Он вспоминал их школьные годы; вспоминал о том, как рассказывал своему другу о любви к чудесной рыжеволосой девушке, и не мог поверить, что человек, знавший о том, как крепки были его чувства, молчал и обманывал его столько лет. — Знаешь, Арно, у неё самые красивые глаза на свете… — шептал де Лиль в 1786, мечтая о Марселетт после отбоя. — Она взглянула на меня, и я вдруг понял, что теперь принадлежу ей. Если бы она попросила принести ей чью-то голову на тарелке, я бы выполнил просьбу, невзирая на то, как она ужасна… Я ее раб, Арно. И я не хочу освободиться. Корде никогда не поддерживал разговоры о Марселетт. Он почти всегда молчал, но особенно раздражительным становился, когда де Лиль начинал забивать ему голову. Он ни разу не согласился с ним, ни разу ничем не намекнул, что Марселетт ему тоже нравится, и даже ни словом не обмолвился о том, как произошла их первая встреча. То был сентябрь 1786 года. Воскресенье, выходной день. Дул тёплый ветерок, а солнце светило прямо в глаза. Счастливые птицы пели свои песни и заглушали своими голосами неприятный шум улицы. Пока где-то в далёкой Норвегии судили Лофтуса, Арно Корентин де Корде стоял на Марсовом поле и практиковал свои навыки, стреляя по мишеням из шкатулочного пистолета. Если бы это был 1889 год, то есть более ста лет вперёд, с положения Арно открывался бы самый шикарный в Париже вид на Эйфелеву башню, но так как это был только 1786, ее ещё не построили, а сам ее автор ещё не родился. Когда очередной выстрел Арно поразил самый центр мишени, за его спиной раздался приятный женский голос: — А можно мне попробовать? Корде обернулся. Это была она. Аристократический выговор, дорогой вид, чопорная осанка — Арно сразу приметил в Марселетт дворянку. Однако ее просьба не соответствовала ее статусу, а открытый взгляд удивлял смелостью. Немногие девушки того времени отваживались смотреть мужчинам прямо в глаза. — А что, если Вы поранитесь, мадемуазель? — усмехнулся Арно, глядя на нее. — Тогда я не поранюсь в следующий раз, — решительно сказала Марселетт и подошла к нему, глядя на пистолет. — Давайте, покажите мне, как это делается. Арно оторопел от такой прямоты, но вложил в изящные и нежные дворянские ладони пистолет. — Ого! Он тяжелее, чем выглядит, — заметила Гуффье. — Это всё потому, что весь его механизм размещён в медной коробке, — объяснил Арно. Он подошёл к ней сбоку, положив ладонь на ее правое плечо, фиксируя одновременно своей левой рукой ее руки и склоняясь к ее левой щеке, чтобы видеть прицел. — Я правильно его держу? — спросила девушка, но Арно уже переставлял ее пальцы так, как они должны были держать пистолет. — Обхватите рукоять тремя пальцами, а указательный положите на бок рамки. — Он сопровождал это комментариями. — Большим обхватите рамку с другой стороны, вот так. Держите его уверенно. Нет-нет, Вы слишком напряжены. Расслабьтесь. — Так? — спросила Марселетт, обхватив пистолет второй рукой и не оставив на рукояти свободного места. — Так, — сурово похвалил Арно. — Поставьте ноги шире и немного согните колени… — Как мне прицелиться? — Не торопитесь, — притормозил ее Корде. — Слегка отклонитесь назад. Вот так, отлично. А теперь определитесь с ведущим глазом. Посмотрите чуть ниже того камня. Закройте один глаз. Что-то изменилось? Марселетт закрыла правый глаз. — Да! Камень переместился с того места, на котором он находился, когда я смотрела обоими глазами. — Хорошо, — сказал Арно. — Это и есть Ваш ведущий глаз. Он поправил стойку девушки, слегка согнув ее вытянутые руки в локтях. — Стойте ровно. Сфокусируйте свой взгляд не на цели, а на мушке. Это важно. Запомните: пистолет — продолжение Вашей руки, это часть Вас. Держите ведущий глаз на мушке. Теперь сделайте несколько вдохов и задержите дыхание. Не ждите выстрела, просто плавно нажимайте на спусковой крючок. — Он не ударит меня по лицу из-за сильной отдачи? — спросила Гуффье. — Хорошо, что Вы об этом знаете, но не бойтесь, — успокоил ее Арно. — Я держу Ваши руки. Так и было. Марселетт выстрелила. Из-за сильного толчка она вжалась спиной в грудь Арно, но быстро обрела равновесие. — Отличное начало, — с гордостью за свою ученицу улыбнулся Корде, указывая на пробитую мишень. — Важно, чтобы так было всегда. Арно не рассказал об этом де Лилю. Он скрывал от него всё, но особенно тщательно скрывал то, что было связано с Марселетт. — Когда я приду снова, смогу ли я Вас найти? — спросила она, когда они прощались в тот солнечный день. Настроение у неё было чудесное. Она гордилась своим первым выстрелом. — Зачем столь юной девушке уметь стрелять? — усмехнулся Арно, возвращая спусковой крючок в исходное положение. — А что, Вы разве не знаете? — удивилась Марселетт. — Скоро революция будет. С этими словами она развернулась и, приподнимая подол платья, побежала в школу. По-видимому, вспомнила о том, что там ее ждала мать. Они не договорились о будущей встрече, но Арно жаждал увидеть ее снова. Он приходил на это место каждый день в то самое время, и через четыре дня она появилась там. — Когда начнётся революция, на чьей стороне Вы встанете? — спросила она вместо приветствия. — Будете бороться за короля? — Вы ведёте опасные разговоры, — вздохнул Арно. — Лучше покажите мне, как хорошо Вы усвоили наш первый урок. После этой встречи она убежала не так быстро, но всё же снова не дала ему времени насладиться своей красотой. — Стойте! — прокричал Арно ей вслед. — Скажите хотя бы Ваше имя! Девушка остановилась, обернулась и, придерживая разлохмаченные ветром кудри, сказала: — Марселетт. Но мы же с Вами теперь часто будем видеться, ведь так? Они встречались на этом месте два раза в неделю на протяжении двух лет. За это время Корде научил ее стрельбе из пистолета и ружья, натаскал в фехтовании, даже научил девушку некоторым приемам рукопашного боя и ни словом не обмолвился об этом при де Лиле. Вот почему с 1789 года Руже видел в нем врага. Обнаружив взаимное влечение между Марселетт и Арно, он был в полнейшем шоке. Это стало для него сильным ударом. Он злился, очень сильно злился на бывшего лучшего друга. Ему казалось, что Арно был равнодушен к душе Марселетт; ему казалось, что Арно только лишь хотел возлежать с ней, и это выводило де Лиля из себя. Вместо Арно Корентина де Корде, спасшего его от травли в школе, он видел злодея, который плевал на мораль и чувства. Из героя и кумира Арно превратился для него в бессердечного антагониста. Не раз в голову романтичного поэта приходила безумная мысль вызвать Арно на дуэль, чтобы побороться за честь любимой. Его не страшил возможный исход — он и хотел умереть в духе баллады. Он мчался в столицу на всех парах, едва узнав о том, что Марселетт вернулась во Францию. Вернувшись в Париж из Страсбурга, де Лиль поспешил сделать ей предложение, чтобы успеть защитить от Арно, жестокого негодяя и мошенника, но известие об их свадьбе спустя пять месяцев тишины запутало его. Неужели Арно в самом деле любил ее? Де Лиль старался это узнать. Всё ещё ради неё, ради Марселетт. Он приглядывался к Арно везде и всегда; наблюдал за его реакциями и строил себе представление о подлинности его чувств, но за всё это время Руже находил лишь то, что ему не было необходимо, — он с каждым разом всё больше и больше убеждался в том, как сильно Марселетт любила своего мужа, но никак не наоборот. Для удивления не было причин: де Лиль давно знал о том, что Корде был крайне сдержанным. Своих чувств к жене он никогда не выказывал при посторонних. Ночью он боготворил Марселетт, а утром за завтраком почти не смотрел на неё. Нежность в его взгляде могла различить лишь та, кому она была адресована. Такие тонкости только подтверждали крепкую любовь между ними. — Мне понравился Париж, когда я была там, — сказала Луиза за завтраком, обращаясь к Арно. — Но Вы его, наверное, ненавидите. Там всё-таки произошли самые страшные события Вашей жизни… — Я почитаю Париж, как родную мать, — холодно возразил Корде. — Он многому меня научил. Этот опыт бесценен. — И всё же Париж подарил Вам ужаснейшие годы, — вмешалась Мадлен, постукивая кончиком пальца по бокалу с вином. — Худшие воспоминания… — Были и хорошие, — оскорбленно заметила Марселетт. Мадлен ей улыбнулась. Потом она посмотрела на Луизу и взглядом напомнила ей о чём-то, в ответ на что та выпрямилась, крякнула и торжественно заговорила: — Мы тут с Мадлен подумали и решили, что для бала есть несколько причин. Первая — ваше прибытие. Вторая — прибытие самого Корде! Третья — встреча с автором великой Марсельезы. Четвёртая — наше личное знакомство, и наконец… Мы почтим память Шарлотты. Отблагодарим ее за ее жертву. Франция перед ней в неоплатном долгу, но что мы за свиньи, если даже не попытаемся сравнять счёты с национальной героиней? На торжество пригласим всех друзей и всех тех, кто потерял своих близких на гильотине. Как вам такая идея? Мне так и хочется назвать это мероприятие балом жертв! Арно и Марселетт переглянулись. Пригласить на бал всех тех, кто потерял близких на гильотине? Хорошая ли эта идея в условиях, когда за тобой гонится весь Париж? Насколько адекватно пускать в дом незнакомцев, когда за твоей головой охотится Конвент?