***
Главной темой бала была смертная казнь. Мадлен предложила танцевать в полной темноте или при свете луны на кладбище, но эта мысль не была одобрена никем, кроме глупенькой Луизы, и канула в лету, что, однако, не спасло бал. Гийом остался всем этим безобразием жутко недоволен. На безумные идеи своих снохи и дочери он ответил выразительным молчанием и отказался принимать на балу, из-за чего среди присутствующих прослыл грубым и немножечко невежественным. Торжество представляло из себя увеселительную показуху. Некоторые мужчины явились на бал с несвойственной тому времени короткой стрижкой, а некоторые женщины и вовсе причёской имитировали казённых — выбривалась большая часть затылка, как осужденным на гильотину. О Шарлотте не забыли, но почтили ее жертву весьма странным способом. Из солидарности женщины надевали на шею узкую красную бархатную полоску ткани, напоминавшую след от топора. Большая часть гостей представляла из себя будущих инкруаяблей, мервейёз и мюскаденов. Это — пресловутая «Jeunesse Doree» (фр. «Золотая молодёжь»). Зала была чудесная, просторная, музыка приятная и не слишком громкая, но радости всё это не приносило даже вкупе с шампанским. Веселиться на этом сборище могли лишь те, кто в жизни своей ни разу не видал гильотины. Марселетт смотрела на эту картину глазами, полными ужаса. Ей было больно слышать, как легкомысленно присутствующие говорили о гильотине и терроре Робеспьера. Она старалась молчать, чтобы не вспылить, но напряжение выдавали ее извечно согнутые в худы и острых локтях руки, которыми она теребила ленту на поясе своего платья. Как ни пытались, никто не мог разговорить Марселетт; Лола танцевала с де Лилем; а Арно, с которым уже успели познакомиться все присутствующие дамы, и Лоран отошли на улицу, чтобы поговорить без лишних ушей. Вместе с ними вышел ещё один адекватный гость бала — Франсуа Трофим Ребеки, жирондист, который ещё в апреле обвинял Робеспьера в стремлении к диктатуре. Итак, мужа по близости не было, так что, воспользовавшись случаем, один приятный молодой кавалер подошёл к Марселетт и резким движением головы, подражая конвульсиям казнённого, отвесил ей поклон: — Вы не станцуете ли со мной мазурку? Таков был новый негласный обычай гнусного бала на костях. Почти все мужчины в зале переняли этот необычный способ пригласить даму на танец. — О, нет, спасибо, я танцую с моим мужем, — вежливо отказалась Марселетт. — Вы ведь жена Арно Корде, правильно? — спросил мужчина. — Его здесь нет. Он отошёл, а танец вот-вот начнётся. Думаю, он не обидится, если узнает, что я спас его любимую от скуки. Он был младше Марселетт примерно на два-три года, но выглядел многообещающе, как человек с хорошим будущим. «Главное, чтобы эту многообещающую голову не снесла на пути к славе гильотина», — подумала девушка про себя. У него была короткая стрижка «а-ля Тит» и тёмные волосы, как у Тальмы; лицо свежее, юношеское; глаза большие и ясные; взгляд открытый и доброжелательный, а фигура высокая и крепкая, как у воина. Она не знала, как отказать, и всё же согласилась, когда увидела, что к ней уже шёл ещё один мужчина, чтобы, по-видимому, тоже пригласить на танец. Как он представился, отводя Марселетт в центр залы, его звали Флавьен. Во время танца он сделал ей комплимент. — Вы очень красивая. Я хотел бы, чтобы у моей жены были такие же прекрасные волосы. Сегодня у Марселетт была такая же причёска, как и всегда: волосы завиты лёгкими локонами и подвязаны лентой. — Спасибо, — скромно ответила она, и почувствовала терпкий запах кардамона. Мимо прошёл Лоран. Ну конечно, кто же ещё это мог быть! Аромат издалека возвещал о его появлении и долго оставался после его ухода. Однако Арно рядом с ним не было, поэтому Марселетт отвлеклась от танца и обратилась к нему: — Лоран, а где Арно? — Там, — ответил он. — Остался на улице. Хочет ещё немного подышать свежим воздухом. — Когда он вернётся, не сказал? — Думаю, что скоро. Как только налюбуется островами Риу и Кальсерень. В ночи они не такие уж яркие, так что ему быстро надоест. Марселетт обернулась обратно к Флавьену, но тот уже с ней прощался. — Спасибо за танец, — поблагодарил он и поцеловал ей руку. — Мне нужно ненадолго отлучиться.***
Минуты шли, а отсутствие Арно начинало беспокоить Марселетт. Она так глубоко ушла в свои переживания, что перестала даже отказывать кавалерам, приглашавшим ее танцевать, — они просто брали ее, как безвольную куклу, передавали из одного конца залы в другой. Она не сопротивлялась, однако что-то вдруг стукнуло ей в голову посреди одного из танцев, и Марселетт, не утруждая себя любыми извинениями перед партнером, выскользнула из его рук и ринулась на улицу. В простонародье это явление называют женской интуицией. Она подоспела в самый разгар схватки. Над склоном горы, о которую разбивались неистовые волны Средиземного моря, гремела сталь. Яростно скрещивая мечи, в свете луны отчаянно сражались два мужских силуэта. Первый Марселетт узнала сразу, — это был Арно — но для того, чтобы понять, кем был второй, ей потребовалось услышать его голос. Это был Флавьен. Они боролись так отчаянно, так непримиримо, что не заметили свидетеля их сражения. Луна той ночью светила достаточно ярко, чтобы Марселетт разглядела на лице Арно страшное выражение боли, словно он мужался ее вытерпеть, но понимал, что это так или иначе приведёт его к неминуемому поражению. Потом она заметила на его правом плече большой порез от шпаги противника, и всё поняла. Арно с двумя руками, двумя ногами и двумя глазами многим казался неуязвимым. Но Арно с одной рабочей рукой, недостаточно видящий из-за темноты ночи и застигнутый врагом врасплох, был для них мертвецом, потому что исход схватки на мечах чаще всего решало ее начало. Или третья сторона. Марселетт быстро задрала нижние юбки и вытащила из чулка спрятанное оружие. Нет, это был не тот кинжал. Он остался под подушкой, а в ее руке блеснул пистолет. Такой же, из которого ее учил стрелять Арно на Марсовом поле. Страх за него ей мешал. Пистолет в ее руках дрожал вместе с ней. Она боялась промахнуться с такого большого расстояния и попасть в мужа, но выбора не было, — любой момент мог стать последним — и она решилась, когда увидела, как Флавьен полоснул шпагой по щеке Арно. В воздухе застыл звук выстрела. Разнесся по горам и ещё долго висел над побережьем. Арно в ужасе обернулся в сторону его источника с вытянутой в руке шпагой, но предсмертный стон Флавьена убедил его в том, что стрелял союзник. Пуля попала ему в живот. Все замерли. Флавьен стоял на самом краю — там, где начинался крутой спуск к морю. Он успел опустить глаза на свой пробитый пулей живот, надсадно вдохнуть и воздеть стеклянные глаза к звёздному небу. Потом он покачнулся, не удержался и полетел вниз, к морскому порогу, где бушующие воды Лионского залива поглотили его.