Марсельеза

То был март 1794 года. Сестра Генриетта, кармелитка и бывшая настоятельница Компьенского монастыря, сказала, что Марселетт не выживет. — Вашей жене не пережить родов, сын мой, — печально вздохнула монахиня, обращаясь к Арно. — Помогите ей подготовить душу для отправления в другой мир. Помолитесь за неё. Но его душевное расстройство дошло теперь до такой степени, что он перестал бороться с ним. На эту новость Арно ответил гневом и громко накричал на монашку-акушерку: — Спасайте мать! Забудьте про ребёнка! — Невозможно, — ответила сестра Тереза. — Если попытаемся спасти Вашу жену, ребёнок точно погибнет, а так мы можем еще помочь хотя бы ему. — Нет, спасайте мать! — твердил Арно в припадке умопомешательства. Он так неистово орал и мешал монахиням выполнять свою работу, что де Лилю пришлось вывести его на свежий воздух, чтобы там Корде мог более-менее успокоиться. Сам Руже вернулся в дом, сел на стул рядом со старым Дидье и заплакал, закрыв лицо руками. Ему было не менее тяжело, чем самому Арно, но свою горечь он выражал через тихий плач. Находясь на улице, Корде слышал, как кричала от боли его жена. Когда же она кричать перестала, за ней не последовал крик ребёнка, который обязательно должен был быть. Ребёнок не закричал. Осознав это, Арно почувствовал, как что-то подступило к его горлу, а потом и очи его против воли заблестели слезами. Как бы ни кричал он, как бы ни ругался и как бы ни показывал всему свету, что ребёнок имел для него самое последнее значение, теперь он ощущал, что хотел этого ребёнка. Всем сердцем хотел. Не услышать его крик оказалось для Арно самым болезненным ударом за всю его жизнь. Он долго не решался войти в дом. Не кровь его пугала, которую он ожидал увидеть на простынях; он боялся увидеть синюшное тело своего мертворожденного ребёнка и бьющуюся в родильной горячке жену. Прошло несколько минут, прежде чем он смог пересилить себя и на дрожащих от ужаса ногах войти обратно в дом. Впервые он чувствовал такую слабость в коленях. Где-то сбоку от него у окна несколько монахинь вместе с Лолой суетились над тихим младенцем, но Арно мутным и расплывчатым от стоявших в глазах слез взглядом не видел вокруг себя ничего, кроме постели Марселетт, стоявшей у стены в небольшом алькове. Заметив на простынях цвет крови, Арно замер посреди комнаты, словно соляной столб. Одно мгновение он считал себя погибшим, а потом отважился наконец шевельнуть пальцем и сделал несколько шагов вперёд. Теперь он видел, что на кровати что-то шевелилось. Это была Марселетт. Она металась на постели. Ее бил озноб. Словно бессильный, Арно опустился на край кровати и протянул к ее лицу руку. Она лежала в одной белой сорочке, но со лба ее лился холодный пот. Марселетт держалась руками за живот, вдавливая его в себя, желая избавиться от одной боли посредством новой. — Арно!.. — прохрипела она, увидев перед своим затуманенным взором его руку. — Сядь ко мне поближе. Он повиновался, осторожным движением руки приподнял ее бледную голову и положил себе на колени. Марселетт улыбнулась такой замогильной улыбкой, что сердце Арно сжалось, и, смотря перед собой, она радостным охрипшим голосом пролепетала: — Мне так сейчас хорошо! Тут Арно не выдержал и согнулся над ней, не удерживая слёз, которые лились из его глаз. Марселетт стало вдруг больно смотреть на его выражение лица, и она с усилием протянула к нему свою слабую и бледную руку. Дрожащими пальцами она смахнула с его щеки слезу и успокаивающе заговорила, отгоняя мрачные мысли: — Ну, ну что ты! Я теперь встречусь с Шарлоттой. И я так рада, что никогда в жизни теперь мне больше не увидеть этой ужасной гильотины. Лучше подумай о дне, когда мы встретились на плаце возле Военной школы. Как распевали там птицы! Кажется, что это было совсем недавно. Но он все плакал и плакал. Ему от этого становилось все хуже, а Марселетт лежала в бреду и не знала, что нужно, а что нельзя сейчас говорить. Увидев его, она перестала чувствовать всякую боль. Временами у неё из груди выбивалось хрипение, но девушка не думала о том, как тяжело ей было теперь в этом теле. — Наконец ты со мной, — шептала она с каким-то странным выражением. — Мне все эти месяцы казалось, что я переживаю это одна. Мне нужно было увидеть, что ты меня любишь. Теперь даже и умирать не хочется. Я смерти боюсь. Арно посмотрел на ее лицо, напуганный ее голосом, который, казалось, исходил уже из другого мира, и со страданием обнаружил, что в ее глазах уже начинала проступать мрачная глубина смерти. — А ты знаешь, мой милый? — счастливо улыбнулась она ему. — Это девочка! Мужчина с болью в груди поднял глаз на монахинь у окна. Дочка, значит. Малышка лежала совсем без движения. Цвет ее кожи приводил Арно в ужас; она будто уже была мертва. Страх прибавился тем, что Корде не смог разглядеть у неё дыхания. Его новорождённая дочь всё ещё не подавала никаких признаков жизни. Бледные лица монахинь говорили о том, как плохо дело. Они чем-то растирали младенца, а Лола уже бежала к ним с новыми чистыми пелёнками. И вдруг, — о чудо! — когда сестра Констанция что-то залила ребёнку в ротик, он истошно завопил. Крик, которым малышка заявила о своём рождении, словно пробудил больную Марселетт: она вдруг подняла голову, вскочила и сказала: — Дайте ее мне! Дайте мне ее скорее! Дайте мне мою Шарлотту! Шарлотта. Ещё одна Шарлотта Корде. Так ее решила назвать Марселетт. Но на ее просьбу сестра Констанция была вынуждена ответить отказом — монахини тут же понесли новорожденную к кормилице, потому что в связи с болезнью у Марселетт не могло быть никакого молока. — Я хочу увидеть Шарлотту… — жалобно проскулила бредящая девушка вслед ушедшим с ее дочерью монахиням и сделала попытку пойти, да хоть поползти за ними, но Арно осторожно взял ее за плечи и уложил обратно в свои объятия. Увидев его глаза, Марселетт покорно улыбнулась побелевшими губами. Потом она стала шептать на французском что-то нечленораздельное и некоторое время просто смотрела перед собой сияющим от счастья за дочь взглядом, пока слеза мужа не капнула ей на щеку. Она снова перевела на него свой неземной взор. — Не волнуйтесь, мсье, — мечтательно проговорила она. — На месте, где вы похороните меня, после дождя вырастут цветы. Плечи Корде задрожали. Марселетт впервые видела своего мужа плачущим, но была слишком слаба, чтобы обратить внимание на то, какой удивительной была эта картина. — Мне не больно, — пообещала она и взяла лицо Арно в холодные руки. — Ты здесь, ты обнимаешь и защищаешь меня. Это всё, что мне нужно знать. Холод умирающего тела девушки пронизывал его до самых костей. «Ты защищаешь меня». По коже Арно пробежал озноб. Он не мог защитить ее. — Нет, мне нужно кое-что ещё, — вдруг опомнилась Марселетт. — Вот без этого мне никак нельзя умирать. Я хочу услышать от тебя, что ты позаботишься о Шарлотте. Я знаю, тебе больно будет на нее смотреть, но я назвала её именем твоей сестры, так храни ее, чтобы Шарлотта Корде получила то, что заслужила! Позаботься о ней, как обо мне, люби ее самой сильной отцовской любовью… — Нет! — с горячностью ответил Арно и накрыл её ладони своими. — Ты будешь жить, Марселетт! Ты будешь воспитывать и растить ее вместе со мной! Девушка улыбнулась будто сочувствуя. — Но ты не можешь исцелить меня словами любви. — Без тебя мне этот мир будет как чистилище! — возражал Корде. — Что мне это небо, если ты под ним не ходишь! Я лягу на твою могилу и умру, как верный пёс… Потом он принялся целовать ее руки, но Марселетт заметно погрустнела и даже словно обиделась на его слова. — Зачем ты причиняешь мне такую боль? Великим счастьем для меня будет умереть со знанием, что мои любимые люди останутся вместе! Не ты ли мне это наказывал? Арно вспомнил свои слова и понял, что ему нечем было возразить. Марселетт была права: он ее учил тому, как жить после смерти близких, а сам не знал, как это делать. Ах, лучше бы он научил ее, как прожить сотню лет! Он был готов подарить ей все свои годы, которые он уже прожил и которые мог бы прожить; он готов был ей всё отдать, лишь бы она прожила всего на один день больше. Он так сильно был готов к собственной смерти, что забыл подготовиться к тому, что умереть может его любимая женщина. Всё их будущее, всё, что у них могло быть, теперь было смыто ее кровью! — Господь Всевышний! — взревел он. — За что? Почему ты так больно объясняешь? Как мне жить с этим бременем, если я виновен в её смерти! Как мне жить, если я буду помнить, что она погибла, рожая моего ребёнка! Марселетт снова стала его успокаивать, будто умирала не она, а он. — Тише, — прошептала она с улыбкой. Ее взгляд был так ласков! — Это Божий промысел. Просто обними меня и позволь этому случиться… Арно прижал ее к своей груди крепче, и Марселетт поняла одну важную вещь: здесь, вдали от поместья, в котором она родилась, чувствуя его дыхание, она обрела дом в старой хижине в забытой Богом деревне, лёжа на кровавых простынях. Она знала: союз, заключённый на Небесах и Ими благославленный, не может расторгнуть даже сама смерть. Это придавало ей сил. Арно ждал конца каждую минуту, а потом ее веки сомкнулись, и он подумал: должно быть, эта бедная душа отлетела. В соседней комнате плакала новорождённая Шарлотта.