Something In the Water

Гаррет Хоук молод и пьян. Да, что там Гаррет — пьян весь Киркволл, опьянен дымом и пожаром, хмелён от победы над разукрашенными рогатыми дьяволами. — Корф, а ну стаканы на стол! — как водится у завсегдатаев, Варрик повышает голос совсем немного, но бармен был бы совсем дерьмовым хозяином, если бы не расслышал знакомый голос в этом гомоне, если бы не разглядел блеск золотого на столешнице. Не первого, за этот вечер. Мерриль зарумянилась от бренди больше, чем от наивной неловкости; в ней, кажется, совсем не осталось стеснительности и она смотрит своими огромными глазами на опалённый пламенем «Висельник» совсем по-новому, с тем приключенческим восхищением, которое пылало в ней, когда Хоук покидал расколотую гору. Фенрис чуть менее угрюм, чем обычно — улыбается на шутки шебутной пиратки, пусть и сложив руки на груди, больше перешёптывается с гномом, даже посмеиваясь, хрипло и коротко, сверкая азартно проницательным взглядом из-под седой чёлки. Захмелевшую слегка, по из ряда вон выходящему случаю Авелин можно разбирать на анекдоты — утверждает не менее хмельная Изабелла. А капитан стражи вместо того, чтобы треснуть ей в плечо, и шикнуть, по своему обыкновению «заткнись, девка», только хохочет и подливает сразу и всем, рассыпая по плечам не стянутую ремешком огненную гриву, отражая медью волос огненные сполохи камина. Вопреки своему обычаю, Андерс не нудит о магах, правах и несправедливости, а пьёт со всеми, видимо, наконец, успешно заткнув внутреннего духа. Ему даже достаёт сил шутить, едва держась на ногах, и показывать на бис «тот фокус из жемчужины, ну, с молнией». Половина таверны оглядывается панически, но протекторат Защитника, простираемый над Стражем-отступником нерушим. Даже Певчий, на минутку забыв о постулатах Церкви, тянет хорошее вино, из особых запасов Корфа, щедро скинувшись на пирушку. Сегодня в его речи не мелькает «хвала Создателю» через каждое слово, он даже, как выяснилось, умеет сквернословить — чему невероятно рад заводила-гном. И всё же — меру он знает, в отличии от собравшихся. Но вино коварно — не задев разум, оно здорово подкосило ноги попытавшегося подняться из-за стола стрелка, совершенно неожиданно оказавшегося в крепких объятиях Изабеллы. — Нельзя же столько пить, Ривейнийка, нельзя… — Все говорят, что пить нельзя, — пиратка не собирается отпускать святошу, тащит за собой на стол, метнув музыкантам монетку помельче. — А я говорю — что буду! Глядя на то, как такие разные — Изабелла и Себастьян — вполне слаженно и даже довольно пляшут на столе, Хоук смеется. Какими бы они ни были — они его семья.