F.U.N

Минхао выглядит растерянным. Сунён куда-то убежал с утра пораньше, а Джун все еще не знает, как скатиться вниз со своего второго яруса и быть дружелюбным. Поэтому просто наблюдает из одеяльного логова, как Минхао, в растянутой футболке и форменных брюках, пытается что-то понять в тетрадке Сунёна. Они спят вместе там, на первом этаже кровати. Тихо шепчутся о чем-то, Джун не слышит, о чем, но завидует так, что голова болеть начинает. От Минхао пахнет апельсинами, и так легко представить, как родной запах прилипалы-Сунёна мешается с ними, становится чем-то новым. Эта неделя скоро закончится, Минхао переедет и все станет как прежде. Но пока, на своей середине, эта неделя бесконечна. Ждать больше нельзя, потому что еще немного – и опоздание. Джун сползает вниз, молча кивает Минхао и утекает в ванну. Когда возвращается, на Минхао уже рубашка, но лицо такое же растерянное. – Тебе помочь? Знал бы кто, скольких сил Джуну стоит этот простой вопрос. Минхао улыбается этой своей неловкой улыбкой и протягивает ему тетрадь. – Корейский еще немного сложный, но если сможешь объяснить это проще, будет здорово, Джунхви. Джуна дёргает от всего сразу. От акцента Минхао, от своего корейского имени в его рту, от какой-то обиды во взгляде. Понятно, какой, на самом деле. – Я могу объяснить на китайском, – тихо выдавливает он, потому что стыдно ему за свое поведение при их первой встрече всю эту бесконечную половину недели. – Нет, – улыбается Минхао и забирает у него тетрадь. – Не утруждайся, я у Сунёна спрошу. И вот так берет и уходит. Захватив свой пиджак и рюкзак, сжимая в руке тетрадь. Оставляя Джуна чувствовать себя еще большим мудаком. От Вону пахнет сигаретами, и у Джуна этот пропахший сигаретами Вону уже ассоциируется с собственным идиотизмом. – Ты еще мрачнее, чем в субботу, – резюмирует тот. Джун резко пожимает плечами, потому что сейчас он только и может, что беситься. На самого себя, на Сунёна, на слишком обидчивого Минхао. – Вы, китайцы, все какие-то подозрительные, – улыбается Вону, сообщает это будто самому себе, сразу же открывает учебник и игнорирует присутствие Джуна за соседним столом. – Это в смысле? – щурится тот. – Ну, Минхао вон тоже без лица, – Вону кивает на первую парту. – Сунён, я так понимаю, прогуливает. А вы совсем разругались? Джун смотрит на худую спину Минхао и снова чувствует себя вселенским злом. – Я в прошлый раз велел ему не говорить со мной на китайском, – вздыхает он. – То есть я был прав, ты повел себя как мудак, – Вону качает головой. – Извиниться не пробовал? А ведь и правда не пробовал. – Почему я такой умный, боже, – улыбается Вону, смотря в спину подкрадывающегося к Минхао Джуна. Минхао вздрагивает от неожиданности, когда Джун садится рядом. Вздрагивает и тут же хмурится. – Ладно, я заслужил, – Джун чешет лоб. – Прости, я совершенно не умею знакомиться с друзьями моих друзей. Я не такой плохой, но просто… – Подумал, что я украду у тебя Сунёна? – фыркает Минхао. – Он мне это сразу объяснил. – И меня можно называть Джуном, это среднее между Китаем и Кореей. А еще со мной можно говорить на китайском, и если хочешь, я пока буду сидеть с тобой, чтобы переводить то, чего ты не понимаешь. А Сунён на мое место сядет… если придёт, конечно. Минхао смотрит недоверчиво, словно в любой момент ждет от Джуна «ахаха, купился?» – Прости меня, ладно? – вместо этого говорит Джун. – Ладно, – улыбается Минхао и опускает глаза, потому что не так всё плохо, как начиналось. Вообще, Вону искренне удивлен тому, что его советам кто-то следует. Кто-то Сынчоль особенно, потому что он же старший, умный и вообще. Старший-умный-ивообще ведет себя с Чонханом так, словно ничего не случилось. Он улыбается ему везде, где видит. В столовой обязательно помогает с подносом и делится вкусняшками, причем так ненавязчиво, что Вону в шоке – Сынчоль, это рубленное топором дитя прямолинейности, может, оказывается, играть любую роль, забивая на свое разбитое сердце. Потому что самое удивительное, что Сынчоль делает – это сливается, стоит только Мингю замаячить на горизонте. Причем не как трус сливается, а подмигивая Чонхану, всем своим видом давая понять, что «о, а вот и твой парень, целуйтесь как следует, не мешаю». Вону понимает, что не смог бы так. И он видит, чего это стоит Сынчолю. За закрытыми дверями их комнаты тот валится мешком на кровать и лежит так, пока Вону не напоминает о том, что существует душ, еда и домашние задания. Вону искренне хотел бы помочь, но вот тут он просто не знает, чем еще. Наверное именно из-за своего дружеского бессилия Вону вытряхивает себя поздно вечером на улицу. Идет до стадиона медленно, чтобы не поймали и чтобы уложить мысли по полкам. Здорово, конечно, Сынчолю быть живым, но и отвратительно тоже. Только один человек может сейчас бегать здесь, и вот всё-то у Вону связано. Он вздыхает и не меняет маршрута, забирается на второй ряд сидений трибуны. – Вону? – Мингю взъерошенный, но улыбается. Зубы у него смешные. Как у неказистого подростка. – Ага, – вздыхает Вону. – Не спится? – Тебе, я смотрю, тоже. Мингю садится рядом, вытирает лоб полотенцем, висящим на его плечах. Они сидят молча, и Вону дорого бы дал, чтобы узнать, о чем думает Мингю. Что-то же тревожит этого великолепного парня, который косячить не умеет. Что-то же происходит с ним. – Чонхан? – улыбается Вону и чешет нос, потому что это, кажется, единственное слабое место Мингю по многим причинам. Тот смотрит на него почти с ужасом, а потом фыркает и кивает. – Не думай, что я буду этим с тобой делиться, – качает головой Мингю. – И спасибо большое, мне своих страдальцев хватает, – усмехается Вону. Они молчат снова, а потом уже Мингю улыбается и смотрит на Вону дурацкими глазами. – Сынчоль? Вону смеется в голос. – Не в том смысле, но да. Этим я с тобой тоже делиться не буду. Мингю кивает. Он смотрит на свои руки, сцепленные в замок, Вону смотрит на них тоже. Они вообще никаким образом не друзья, но как-то не по себе, когда понимаешь, что в мире существует кто-то, кто может сделать звезду универа грустным. – Знаешь, – Вону хлопает его по плечу, – все будет хорошо. Мингю улыбается. – Знаю. Сынчоль, на самом деле, не знает, на сколько его хватит. У Чонхана самые мягкие волосы на свете, самая яркая улыбка на свете и самые нежные на свете руки – и все это совсем не у Сынчоля. Может и не стоило слушать Вону, потому что всё это вполне способно привести Сынчоля во френдзону. Классную такую, из которой не выбраться потом уже никогда. Просто свалить из поля зрения Чонхана, пережить эту травму, забыть и смириться. Делают же так люди – и ничего. Он осматривается и понимает, что пропустил момент, когда Вону свалил из комнаты. Ему, наверное, тоже не особо здорово находиться рядом с вечными сынчолевыми страданиями. В коридорах тихо, будние дни всегда приносят иллюзию серьезности и покоя. Сынчоль, на самом деле, хочет наткнуться на Вону сейчас, но тот явно прячется по кустам с сигаретой, поэтому Сынчоль натыкается на Чонхана. Он даже не понимает, как открывает рот и выпускает из него тихое «эй». – Привет, – улыбается Чонхан. – Все в порядке? Ты чего это здесь? – Сынчоль смотрит встревоженно, ему очень хочется потрогать Чонхана руками, но совсем нельзя. – Грустно и в комнате тесно, – Чонхан пожимает плечами. Он такой беззащитный. У Сынчоля внутри всё воет от того, насколько сильно ему хочется защищать этого парня. – Вы с Мингю по… – Сынчоль обрывает сам себя и стучит по лбу. – Не мое дело. Тебя обнять? Это он не подумал. Но Чонхан улыбается криво-криво и кивает. И вот уже Сынчоль сжимает очень аккуратно его тонкие плечи, боится вдохнуть воздух лишний раз, потому что он точно не забудет запах Чонхана, а с этим нужно будет жить как-то. Пальцы Чонхана осторожно перебираются на спину Сынчоля и уцепляются за его футболку. Словно Чонхану очень больно и он с трудом держится. Сынчоль молится, чтобы грохот его сердца не был слышен. – Спасибо, – бормочет Чонхан. – Мне это было необходимо. Сынчоль отступает на пару шагов, убирает руки за спину и улыбается. – Доброй ночи, – говорит он. Чонхан кивает и уходит. Останавливается через несколько шагов и поворачивается к Сынчолю, чьи ноги вросли в пол. – Знаешь, – тихо говорит он, – ты будто боишься сделать мне больно. Меня давно так не обнимали. И уходит окончательно, даже не оборачивается больше. Вот и думай, что хочешь. Минхёк приобнимает Чана за плечо. Тому до одури неловко, потому что эти недообъятия больше похожи на тиски, вырваться из которых нет никакой возможности, и не то чтобы Минхёк был бодибилдером – просто потом себе дороже. Чан чувствует себя кем-то вроде Ромео, за которого все решает семья, только вот к идиотской Джульетте с треугольными глазами его чуть ли не силой толкают. Джульетта – это Сунён, и отвратительнее дня быть не могло. – Я записал его на курсы к нам, – сияет Минхёк, пока помятые от бессонной ночи Сунён и Чжухон непонимающе моргают. – У кого-то слишком много свободного времени, правда, Чанни? Чанни тошнит от этого. – Покажете ему тут всё? – продолжает сиять Минхёк, вкладывая в карман пиджака Чана пропуск. – Не, ну я не могу, – кашляет Чжухон. – Пусть Сунён сам. А вот Сунён может. И это тоже отвратительно. Но то ли бессонная ночь сказывается, то ли еще что – Сунён не лезет с руками, не называет мелким, да и вообще смотрит как-то слишком серьезно. – Ты в восторге, я так понимаю, – вздыхает он, когда Минхёк упархивает к какому-то парню, а Чжухон уползает в сторону своей комнаты и одеяла. – Очень счастлив, – кивает Чан. – У тебя же занятия должны быть, нет? – Ага, – улыбается Сунён, – я прогуливаю. Классно. Отличная компания. – Могу тебя оставить, кстати, – снова серьезно говорит Сунён. – Выбешивать тебя сегодня у меня нет никакого желания. Рот Чана приоткрывается от удивления, и теперь он молча моргает, потому что не спавший Сунён оказывается не таким уж придурком. – Где у вас тут кофе, – хмыкает он. – Выглядишь отвратно, надо привести тебя в порядок. Они сидят потом на трибуне стадиона, Сунён машет руками и рассказывает, что в какой стороне. Так себе экскурсия, но Чана устраивает. Сунён выискивает в занимающихся на стадионе знакомые лица и рассказывает о них Чану. Тому, конечно, не то чтобы это чем-то помогло. – А вон мои китайцы, – вдруг смеется Сунён. Чан смотрит туда же, куда и он. Два парня, светлые и темные волосы. Что-то смотрят в телефоне одного из них, почти стукаясь лбами. – Наконец-то, – вздыхает Сунён. – Поладили. Чан думает, что день просто сегодня такой. Сунён, конечно, идиотский. У него не очень шутки, не очень работоспособность, да и растрепанные волосы – очень не очень. – Слушай, – Сунён поворачивается к нему. – Минхёк тебя заставляет или что? Сложно это всё. Минхёк у них звезда семьи и надежда родителей. Отлично учится, подрабатывает в деканате, весь такой умный, да еще и не зажатый, душа, блин, компании. У Чана два выхода – стать таким же или разочаровать. – Груз ответственности, – криво улыбается он. Сунён кивает. – Если что, ты всегда можешь меня позвать. Будто супергерой какой. Чан школьник, и он не понимает, почему идиотский Сунён в нем что-то увидел, из-за чего теперь не может от него отстать. И, наверное, было бы проще, оставайся Сунён всегда прилипчивым, а не становясь вдруг вот таким серьезным. Чан улыбается и кивает, позволяет ладони Сунёна скользнуть в свою ладонь и даже не бесится, когда Сунён сжимает пальцы. У Чихуна взгляд не обещает ничего хорошего. Не то чтобы Вону к этому не привык, но все равно как-то стремно, когда тебе взглядом угрожает кто-то настолько мелкий и настолько миленький. Один раз Вону решил потрепать Чихуна за щеки, когда еще не знал, во что это может вылиться – просто подумал повернуть всё в шутку, упупу, кто это у наш тут такой шерьежный. Получил углом тетради смерти под ребра и мыл потом аудиторию в течение недели. В этот раз причина та же – почему ты куришь на территории кампуса. А где еще курить, если не выйти. Глупые вопросы у Чихуна, на них ответы всегда одинаковые, и вот это традиционное нельзя курить Вону до задницы. Чису маячит за спиной Чихуна, и это уже не хорошо. Хоть они и друзья, но между другом и потенциальной гейской лисицей Чису выберет явно не Вону. – Я не знаю, что с ним делать, – вздыхает Чихун, обращаясь ни к кому. – А тут ничего не сделаешь, – усмехается Чису. – Ты же понимаешь, что ему твои благие намерения до одного места. Чихун кривит рот, пробуждая мимолетное желание завернуть себя в голубенькое одеяльце с белыми облачками. «Предатель», – шепотом сообщает Вону. Чису заводит красивые глаза и улыбается. – Что предлагаешь? – спрашивает Чихун. – Предлагаю Вону скрываться получше и не попадаться тебе, – рука Чису успокаивающе укладывается на плечо Чихуна. – А если попадется, пусть драит аудитории. «Вот ты сволочь», – беззвучно возмущается Вону. – Но дисциплина… – слабо возражает Чихун. – Брось, Чихун, мы же не в школе, – палец Чису касается волос на загривке Чихуна, и Вону удивлён. Даже не так – УДИВЛЁН. Недели не прошло. Пара минут – и Чихун выдыхает. Его гипертрофированное чувство ответственности словно и правда попускает немного. – Вону, – устало резюмирует он. – Кури, пожалуйста, в кустах, а не на крыльце, ну серьезно, зачем так наглеть. Брови Вону перемещаются на лоб, он даже кивнуть не может, а Чихун не дожидается и уходит из аудитории. Вону отмирает и ловит уходящего за ним следом Чису. – Если вы уже трахаетесь, то благослови тебя господь, Хон Чису, – громким шепотом говорит он. – Это как вообще, он же нормальный! Чису смеется и ерошит Вону волосы. – Еще нет, но аминь. Вону думает, что надо перекурить эти потрясения. Как восхитительны эти их гейские штуки, всё же!