F.U.N

Вону чувствует себя не просто не в своей тарелке – эта тарелка, где ему полагается находиться, давно вылетела за пределы вселенной. У Сынчоля лицо загадочное даже когда он сидит, уткнувшись в учебник, и Вону стрёмно. Они с Мингю встречаются каждый вечер, не договариваясь. Просто приходят уже неделю на стадион, каждый в разное время. Просто сидят рядом и молчат. И максимум, о чем они могут поговорить – это о предстоящем матче. Вону орет внутренне, но каждый вечер выпинывает себя из комнаты, понимая, что Сынчоль этого как будто только и ждет. Не поговорить об этом ни с кем, потому что о чем говорить-то вообще. Чёртово гейское поселение, бурчит Вону себе под нос каждый начинающийся день, к концу которого явно забудет об этом, потому что в голове будет один только чёртов кривозубый Мингю, трогательный и какой-то мерзотно-грустный, побить бы его палкой. Вону не выдерживает. Он кидает в Сынчоля оранжевый мячик, попадает ему по лбу, дожидается справедливого возмущения и только тогда спрыгивает с кровати. – Что у тебя с лицом? – спрашивает он, вкладывая в этот вопрос всё, о чем не знает, как сказать. – Ты в него мячом кинул, даун, – Сынчоль потирает лоб. – Проблемы? – Да! – раздраженно психует Вону. – Что у тебя происходит с Чонханом, ты заебал. – Рот, – Сынчоль указывает на банку на шкафу. – И деньги. Вону цокает, шарит по карманам, достает всю мелочь, которая там есть и ссыпает в банку. В этом оплоте образования все пытаются учить его жизни. Чихун пытается отучить курить, Сынчоль берет деньги за каждый матерок. Хотя эта банка у них общая, и от Сынчоля там тоже пара тысяч вон имеется, но главный спонсор конечно же Вону. Когда-нибудь он купит себе машину на внутренности этой банки. – А Чонхан… – Сынчоль плохо улыбается, но отодвигает учебник. – Не знаю, это так странно и неожиданно, но ты, видимо, был прав. В чем Вону был прав, он уже не помнит, потому что, кам он, он прав всегда. – У них там сейчас сложный период, – продолжает Сынчоль. – Я как-то встретил Чонхана ночью в холле, и после этого что-то будто поменялось. Мингю с ним, кажется, не очень хорошо обращается. Чонхан всегда такой грустный, а я его обнимаю. Теперь вот не только глазами. Сынчоль аж светится. А Вону открывает было рот, чтобы э, Мингю с ним не плохо обращается, это он Мингю явно больно делает, но сразу же закрывает его. По очень многим причинам. Первая – Сынчоль счастлив. Как уж там и с помощью чего – дело десятое, но видеть его улыбку, настоящую, дурацки-мечтательную, правда здорово. Вторая – взывать к его совести Вону совершенно не хочет. Потому что, как говорил Мингю, у всех вещей есть свой срок годности. И если этот блестящий парень настолько не может вынести свой инсайд, что невольно делит его даже не с другом, а с обычным Вону, то может и правда пусть оно уже закончится. Есть еще третья, четвертая и бог знает сколько причин, но над ними даже думать страшно. Просто вот так – Вону симпатичен Мингю. По-нормальному, а не как Чонхан Сынчолю. Потому что Мингю талантливый и все дела, да и в принципе не особо располагает друзьями, видимо. А Вону же местный психотерапевт. Он всем готов помочь. – Так что, ты думаешь, что они расстанутся? – скрипит он. Сынчоль пожимает плечами. – Думаю, что тут рано или поздно. Чонхан боится быть счастливым с кем-то другим, потому что привык быть счастливым с Мингю. И ведь явно был же счастливым. Пока не появился Сынчоль со всей своей откровенной бестактностью и непревзойденной актерской игрой. – Думаешь, Мингю правда к нему плохо относится? – спрашивает Вону, забираясь обратно на кровать, потому что как-то ему совсем не по себе. Молчание повисает на несколько минут. Вся эта ситуация не то чтобы особенно классная, и никто из них двоих явно не думал, что всё так развернется. – Знаешь, что мне действительно хочется думать? – говорит Сынчоль, улыбаясь слишком уж обреченно. – Что он не из-за плохого отношения ко мне идет. А из-за меня. Вону кивает. Когда всё стало так сложно, он не понимает. Чонхан сидит рядом с Сынчолем в столовой. Вону тормозит с соком в паре метров от них, потому что нос Чонхана в тарелке Сынчоля, а тот слишком ярко смеется и убеждает того брать себе, что захочется. Сынчолю явно хочется, чтобы Чонхан взял себе его. – Классно, да? – слышит Вону за спиной. Конечно же там Мингю. При свете дня непривычный, но особенно грустный. – Хочешь, сядем к ним? – Вону так просто объединяет их по группам (не по парам!), потому что не может ни в одном из отсеков своей головы предположить, что сейчас свалит и оставит Мингю одного. – Да нет, – тот качает головой. – Хочешь поесть снаружи? Они сидят в курительных кустах Вону, но тот даже не курит, хотя зверски хочется. – Ты тут скоро дом построишь, – смеется Мингю. – Не думал принести сюда диван или еще чего? – Откуда все знают, где я прячусь, – цокает Вону. – Это секретное место так-то. – Мне положено всё знать! – Мингю поднимает палец. – Ты же не Чихун, – фыркает Вону. Тот кивает. Они едят снова молча, но Вону всё еще распирает. – Не хочешь поговорить? – вздыхает он и чешет лоб. – Мне кажется, я от этого всего скоро головой поеду. – Ты поедешь? – улыбается Мингю. – Да и зачем тебе знать. Гейские штуки, все дела. Вону щурится, потому что ему на полном серьезе кажется, что Мингю подслушивал если не какие-то его разговоры с кем-то, то отрывки мыслей точно. – Мы, видимо, поругались, – после молчания сообщает тот. – Я не очень понимаю, из-за чего. Или из-за кого. Хотя вот последнее мне представить проще. – Помиритесь? – спрашивает Вону. Мингю пожимает плечами. – Как знать. Такое уже было раз, значит вполне всё возможно. – Это просто нужно пережить, – кивает Вону. – Если он тот, кто тебе нужен, не отпускай. И поговори с ним. Все проблемы от недостатка откровенности. Мингю удивленно поднимает брови и смотрит на Вону, пока тот мысленно избивает себя той палкой, которой еще недавно хотел побить Мингю. – Просто если ты сейчас пустишь всё на самотёк, ты его потеряешь, – продолжает Вону, ненавидя свой собственный рот, который никак не может закрыться. – Печально сидеть рядом с самым понимающим парнем универа, конечно, классно, но тот, кого ты любишь, вряд ли поймет, что ты так переживаешь. – Сынчоль ведь твой друг, – улыбается Мингю. – Любое сражение должно быть честным, – Вону швыркает остатками сока в слишком мелкой коробочке. – Победит ведь сильнейший. – Вроде того, – Мингю кивает и встает. – Ты прав. – Удачи. И смотрит, как он уходит. Вону хочется закопаться в землю вот прям тут, рядом с жестяной коробкой для окурков. Ему настолько отвратительно из-за всего сразу, что даже описать невозможно. Чихун откровенно придирается, и это слишком очевидно. Он отчитывает Чису за пропуск пары, за грязь на ботинке, за рубашку не того цвета. Вону лежит на своем столе и смотрит почти с восхищением, как у Чису не дергается ни один нерв на лице. Ну просто Вону Чихуну уже бы вломил. Хотя сейчас Вону вообще кому угодно вломил бы, но терпению Чису правда можно позавидовать. Он кивает на все свои промахи, обещает не разочаровывать Чихуна больше настолько сильно. Обещает стать лучше. А тот только сильнее раздражается с каждым его словом. – Заебал, – говорит Вону, когда Чихун переходит от согласий Чису к повторению уже сказанного. – Перед тобой уже даже извинились, завались ты уже. Молчание повисает такое звенящее, что Вону запоздало понимает, что ему конец. Но он устал, его бесит всё вокруг, что он только машет рукой. – Эгоистичный ты, господи боже, сукин сын, – режим «нечего терять» не отпускает, эта тишина слишком удобная, а улыбка Джуна, спрятанная за плечом Минхао, как будто бы поддерживает. – Ты ему что, мать? Давай еще к его корейскому придерись. Вону технично сваливает из аудитории в тот момент, когда Чихуна отпускает высшая степень удивления. – Это что было, – растерянно шепчет он, смотря на Чису глазами потерявшегося ребенка. Тот тает по всем сторонам. Вону, конечно, тот еще жертвенный агнец, но хочется верить, что это было не зря. Поэтому Чису жалостливо складывает брови, трогает пальцами плечо Чихуна, который, видимо, разбивается больше, чем ожидалось. – Пойдем, – говорит он тихо, потому что прекрасно знает – для Чихуна его авторитет значит больше собственной жизни. Наклоняется к самому его уху и шепчет: – «Вы оба трупы», давай, Чихуни, и погромче. – ВЫ ОБА ТРУПЫ, – орет Чихун, хватая Чису за рукав и вытягивая из аудитории. Хватая так, что Чису себя из аудитории скорее сам выволакивает, потому что Чихун, кажется, на полном серьезе собирается реветь. – Сдурел, что ли, – паникует Чису, несясь на улицу и неся за собой прицепом расклеивающегося с каждой секундой старосту. У божественного Вону хватает мозгов не сидеть в своих традиционных кустах, поэтому Чису затаскивает туда Чихуна. Поворачивается к нему и просто прижимает к себе. Как раз вовремя – тот плачет, как обиженный ребенок, горько, закрывая лицо руками. Его плечи вздрагивают, а спина сгорблена. Чису гладит по ней, аккуратно, мягко, почти осторожно. Сердце у Чису понять не может, разрываться ему от этих обидных слёз или радостно орать. Чихун несколько раз переводит дыхание. Отстраняется, неловко вытирает глаза рукавами, и это, господи, лучшее, что Чису видел. Он тепло улыбается, достает бумажные салфетки из кармана и аккуратно промокает глаза Чихуна. – Так красноты меньше. Чихун поднимает на него взгляд, и у Чису внутри всё замирает. – Спасибо, – шепчет тот. – Не за что, – тоже шепотом отвечает Чису. Они сидят рядом потом, плечо к плечу. Так близко, как еще никогда не были. – Я всем расскажу, что ты жутко меня наказал, – обещает Чису. Чихун хмыкает. – Это ведь всё, что у меня есть, – говорит он. Голос тихий и немного сиплый, словно при любой возможности сессия рыданий повторится снова. – Без этого меня никто не будет воспринимать всерьез. А он, при такой толпе народа… Чёртов Вону – опасный противник. Он точно знает, куда бить, и заставлять его делать это Чису не стал бы. – Он не со зла, – Чису гладит Чихуна по плечу. – У него сейчас какие-то тяжелые дни. Не сердись на него. Чихун как-то вяло кивает. – Прости, что придирался к тебе, – вздыхает он. – Логично, что Вону вспылил – когда наезжают на его парня… – На кого? – смеется Чису. – Ты дурной, что ли? Я в жизни не буду встречаться с Вону, он же псих. С чего ты взял это вообще? – Он тебя по голове гладил, – Чихун опускает глаза и (такое реально вообще?) немного краснеет. – Ну, тогда. – Когда ты меня отшил? – Чису не может склеить лицо. – Он же мой друг, он не мог игнорировать мою боль. Чихун кусает губы. – Тебе больно было? – тихо спрашивает он. – Вроде того, – улыбается Чису. – Не переживай, мне правда ничего от тебя не нужно. Я буду рядом даже если не нравлюсь тебе, просто чтобы защищать. – Спасибо, – Чихуна почти не слышно, но видеть, как он смущается, как он (пусть будет, ну пожалуйста) ревнует – просто здорово. Чису в сотый раз мысленно благодарит бога за существование Чон Вону в этом мире. – Жуть, что с лицом, – Сунён качает головой, двигаясь. Вону садится рядом, думая, что во имя собственной жизни нужно присоединиться к прогульщикам на пару дней. – Я, вроде как, выбесил Чихуна. – Бессмертный, что ли? – смеется Сунён. Вону кивает. Они сидят на уже порядком надоевших трибунах, смотрят, как тренируются футболисты. – Мингю какой-то принц, блин, – качает головой Сунён. – Ты посмотри, чистая победа, он даже не ударил никого. Слишком много принца Мингю в последнее время. У Вону внутри болезненно колется любое воспоминание, связанное с ним. Это Сынчоль еще не в курсе, что Вону со своими советами влез и к его противнику тоже, а еще, возможно, спас начавшие разваливаться отношения. – Да, хорошо играет, – отвечает он. Мингю однозначно видит Вону, потому что смотрит на него и кивает. Улыбается. – Это он тебе, что ли? – подозрительно спрашивает Сунён. – И давно ты стал водить дружбу со звездой универа? – Ничего я с ним не вожу, – вздыхает Вону. – Мы знакомы – вот и поздоровались. Телефон вибрирует. Чису пишет про то, как прекрасна жизнь, когда в ней есть Вону. Ну хоть у кого-то порядок. – Я же совсем забыл! – Вону хлопает себя по лбу, прицеливается в телефон. – Десять! – Чего десять? – логично спрашивает Сунён, потом молчит, а потом краснеет. – В смысле десять?! – Вас, мой друг, уже десять, – смеется Вону. – По крайней мере, я очень надеюсь, что одна гейская лисица скоро сдастся. Если уже не сдалась. Чису же классный. И с таким терпением Чихун его на руках носить обязан. Вону смеется. На такую картину он бы посмотрел. – Ненавижу тебя, – констатирует Сунён. – Ты никогда не рассказываешь ничего сам. – Так догадываться интересней же, – Вону встает и потягивается. – Пойду я, а у тебя уже есть подсказка в количестве. Кстати, как твой малолетний? Сунён дергает плечами. Курсы начинаются со следующей недели, Чана всё это время не было. – Возьми хоть номер его, что ли, – советует Вону. – У тебя же столько благих намерений. Одно лучше другого. – Из твоего рта это звучит просто отвратительно, – смеется Сунён. – Но ты прав. Я всегда прав, думает Вону, перепрыгивая через ступеньку. Только вот по поводу самого себя выводы страшно делать – вдруг тоже правым окажется. Сынчоль думает, что место, где Чонхану правильно находиться – это его руки. Надежные, крепкие, осторожные. Чонхан всегда вздыхает с сожалением, выскальзывая из объятий Сынчоля. – Только не думай, пожалуйста, что я отношусь к тебе, как к спасительной подушке, – говорит он, поправляя мягкие волосы. Сынчоль вообще старается не думать. Что-то повернулось в нем после разговора с Вону. Словно стало обреченней, когда можно только сидеть и ждать, вынесет ли потерявшую управление машину с обрыва или она врежется в столб. То есть в любом случае без вариантов. – В моих чувствах к тебе ничего не поменялось, – грустно улыбается Сынчоль. – И мне важно, чтобы ты был счастлив, поэтому хоть подушка, хоть плюшевый медведь – я всегда тут. Он раскидывает руки в стороны, и Чонхан возвращается в них. – Чувства, – бормочет он в грудь Сынчоля. – Ты сказал, что я тебе нравлюсь, но разве же это чувства? – Думаешь, было бы лучше, скажи я, что влюблен в тебя уже давно? – Сынчоль хмыкает, уже привычно вдыхая воздух с запахом чонхановых волос. – Не самый лучший вариант для парня, который обнимает тебя каждый вечер уже почти две недели. – Влюблен уже давно, – повторяет Чонхан. Что-то меняется в его настроении, Сынчоль даже боится подумать, что. Он правда хочет верить, что попадает в момент, когда заканчивается одно и вполне может начаться другое. Он хочет верить, что никаких жутких слов про «бросил», «разбил сердце», «изменил» не применится к тому, что разрастается в нём уже который месяц. Чонхан в его руках – и это здорово. Сынчоль закрывает глаза и позволяет себе представить, что так было (будет) всегда. Вону агрессивно курит. Тот самый день, когда вообще всё идет не так. Он не в силах сейчас тащиться на стадион, сидеть рядом с Мингю, думать, угадывать его мысли. Не в силах он и стереть из головы картинку Сынчоля, обнимающего Чонхана, зацепленную совершенно случайно в гребаное окно, ни о чем эти двое не думают, заметить их – дело обычной случайности. Вону отвратительно. – Так ты правда куришь? Мингю, конечно же. Всё не так, вообще всё. – Я еще и матом ругаюсь, – усмехается Вону. Мингю хмыкает тоже. В этих кустах они сегодня уже были. В этих кустах Вону уже давал советы, больше не хочет и не может, точно не сегодня. – Есть вариант, что я тебя задолбал, – Мингю неловко чешет в затылке. – Вообще, я просто увидел, что ты идешь сюда, а не на стадион, вот и… – Да ладно, – Вону машет на место рядом с собой. – Здесь хорошо прятаться. Жалко, что не от мыслей. – Жалко, – соглашается Мингю. – Надо отпустить Чонхана, наверное. Вону давится дымом. Он честно думал, что Мингю Великолепный придет к своему парню, поговорит с ним, они обнимутся, поцелуются, еще там что-нибудь гейское сделают – и помирятся. – Я не буду ныть, – предупреждает Мингю. – И говорить на эту тему тоже. Просто посчитал нужным, чтобы ты знал. Вону неловко кивает. Он знает и без того слишком много, поменьше бы этого добра. – Если захочешь надраться… – Конечно же я приду к тебе, – смеется Мингю. – Сборник дурных привычек и пороков Чон Вону. Он хлопает Вону по плечу и уходит. У Вону к лицу приклеивается такая кривая улыбка, что кривее её – только вся его жизнь. Его тошнит, и он не понимает, от чего: от сигарет, от себя, от Мингю, от Сынчоля с Чонханом. Или от всей этой идиотской игры, которая превратилась в отвратную драму и совсем не веселая больше.