F.U.N

Почему Вону когда-то выбрал именно эти кусты в качестве своего убежища, Джун теперь понимает просто прекрасно. Тебе видно всё, а тебя не видит никто, и это как будто божественная всемогущественность. Впрочем, Джун в этих кустах не курит, да и наблюдать ему хочется ровно за одним человеком. У Минхао солнечные волосы, сам он полон этим солнцем больше, чем полностью. Сидит на траве, читает что-то. К нему периодически кто-нибудь подходит, и тогда он поднимает лицо с яркой улыбкой, и Джун завидует каждому, кому Минхао улыбается. Это всё – какая-то глупость. У Джуна никогда, ни в какой из моментов его жизни не было даже малюсенькой мысли о том, что ему начнет нравится парень. И не как Сунён, например, который ласковая прилипала и отличный друг, а как тот, кого даже коснуться страшно, потому что через это прикосновение вполне может передаться то неуспокаиваемое волнение, которое Джун чувствует вот уже который день. Он не может поговорить об этом с Сунёном, потому что не знает, как начать такой разговор. Не может прийти к всезнающему Вону, потому что тот сам не свой последние дни. А что сказать самому Минхао, да и надо ли, Джун не знает втройне. Он смотрит на него, такого тоненького, словно составленного из солнечных лучей, и улыбается. Это не контролируется никак вообще, да и кто его такого дурацкого увидит в этих кустах. Чёлка падает Минхао на лицо, пока он внимательно читает, подпирая щёку тонкими пальцами. Джун с радостью сгреб бы его в охапку и забрал себе. Спрятал бы на втором ярусе их с Сунёном кровати и обнимал что есть силы. – Тебе сколько лет, обнимашка, – вздыхает Джун себе под нос. Только обнимать Минхао ему совсем не хочется. Но начать с чего-то нужно ведь. Он выскальзывает из кустов, тихонько подбираясь со спины к Минхао ближе. – Ты дышишь так, будто бежал стометровку, – смеется тот, когда Джуну остается до него шагов пять. Джун смеется тоже. – Даже не пытайся меня напугать! - Минхао улыбается и убирает учебник. – Я супер-внимательный! Ага, мастер боевых искусств, Джун помнит. Поэтому садится рядом и опускает голову, сдаваясь. – Плохой из меня пугатель. Минхао легко щелкает пальцами по его макушке и, вот же чудеса, аккуратно гладит джуновы волосы. Когда Джун поднимает голову, рука Минхао мягко соскальзывает ему на плечо – и там остается. – Слушай, – Джун берет эту тоненькую руку и обхватывает, прячет пальцы Минхао в своих ладонях. – Я не знаю, как это называется, но ты невозможно классный. И мне страшно просто до одури. Минхао приоткрывает рот удивленно, а потом улыбается. Не вырывается, не лупит Джуна учебником по голове, не шипит злобно – улыбается так, будто только этих слов и ждал. – Ты тоже классный, – говорит он. – И ничего в этом страшного нет. – Думаешь? – фыркает Джун. – Если тебе нужно время, чтобы сформулировать, у тебя оно есть, – кивает Минхао. – Сколько хочешь. – Я даже не знаю, в какую сторону формулировать-то! – паникующе смеется Джун. Минхао пожимает плечами и накрывает своей ладонью глаза Джуна. Он целует его в щеку, так просто. Пара секунд для горящей кожи. – Вот тебе подсказка, – говорит Минхао и встаёт. Он смотрит на ошарашенного Джуна и смеется. Легко и тепло, словно для него это всё так здорово и отлично, и будто а какие еще могут быть варианты. Джун не может выдавить из себя ни звука, его щека огнем горит, пока он смотрит вслед Минхао. Вот так просто. Не обязательно же всегда выстрадывать себе дорогу к чему-то действительно яркому. Джун чувствует себя полным дураком, но падает на траву и лежит, раскинув руки, глупо улыбаясь тому, что, кажется, влюбился – и только так это можно сформулировать, как еще-то. Сунён усиленно прогуливал несколько дней, поэтому видеть его сейчас на парах довольно странно. И Джун к этому, если честно, не очень готов. Он хочет поговорить с ним, но в темноте их комнаты, когда его дурацкое выражение лица будет скрыто этой самой темнотой и одеялом до кучи. – Вону решил меня сменить, – объясняет Сунён и смеется. – Давно пора взяться за голову и учиться, – цокает Джун. Минхао приходит почти перед самым началом пары, мягко проходится своими пальцами по спине Сунёна, сообщая, что рад его, наконец-то, видеть на полагающемся ему в учебное время месте. Смотрит на Джуна тягучим взглядом и уходит к своему столу. Джун не может. Он слушает бурчание Сунёна про китайских родителей и смотрит на Минхао. Тот дергает губами, будто чувствуя его взгляд спиной. – Дыру протрешь, – громким ехидным шепотом говорит Сунён. – Именно, – фыркает Джун. – Слушай, надо поговорить. Сунёну в принципе всегда было все равно, что там говорит преподаватель, поэтому он поворачивается к Джуну в три четверти и делает лицо еще ехидней. – Если ты про Минхао, то давай, мне очень интересно, что ты скажешь. Джун заводит глаза. – Потом, – таким же ехидным шепотом отвечает он. – Ну эй, – Сунён жалобно стучит по его плечу. – Не обижайся, мне правда интересно, я за вас с самого начала болел! Очень много вопросов к этому балбесу, но Джун демонстративно тыкает ему в учебник, а сам внимательно смотрит в свой. – С какого этого такого начала? – спрашивает Джун, когда за ним с Сунёном закрывается дверь их комнаты. – Ну, Минхао ты сразу понравился, даже несмотря на то, что повёл себя как баран, – улыбается Сунён. – Я несколько раз ему говорил, что ты тормозной, но у Минхао терпения вагон, видимо. Джун глотает воздух, заменяя им слова. В тот жуткий день, когда нервный Минхао сжимал ручку своего чемодана и когда Джун велел ему не говорить с ним на китайском, – в тот жуткий день Минхао увидел его. Ему не пришлось ждать долго, конечно, но на это не было гарантии ведь – Джун мог на одной только гордости быть придурком сколько угодно. – Так вы чего, всё? – Сунён дергает бровями, бог знает что подразумевая под этим «всё». – Неа, – выдавливает Джун. – Но ты не против? – Если будешь беречь его – не против, – улыбается Сунён. – Здорово, когда оба моих друга счастливы друг с другом. Джун кивает. Ему сейчас жизненно необходимо найти Минхао, просто подержать его за руки и сказать. Сунён хихикает, когда Джун вылетает из комнаты, и пишет Минхао «быстро выходи!» Видимо, именно поэтому они с Джуном сталкиваются на лестнице между их этажами. – О! – Минхао резко тормозит, останавливая и Джуна тоже. С любопытством смотрит на его лицо, на горящие глаза. – Аккуратней, – улыбается он. – Я к тебе, – говорит Джун, беря Минхао за запястья, поворачивая его спиной к стене лестничного пролёта. Минхао кивает. Он такой спокойный, а у Джуна внутри всё колотится. По всем причинам сразу. – Ты невозможно классный, – повторяет Джун, молясь, чтобы голос не срывался и горло не пересыхало, а то это уже будет перебор. – Ты удивительный, я не могу даже выразить то, насколько я счастлив быть знакомым с тобой. И жалею я только об одной вещи. Между бровями Минхао появляется небольшая складка. Всё между ними еще такое хрупкое, что любое слово может сделать больно. Но Джун улыбается. – Я жалею, что влюбился в тебя не с самого первого взгляда, – говорит он. – Жалею, что потратил столько времени, присматриваясь. Жалею, что не понял всё в тот самый миг, когда только увидел тебя. Губы Минхао улыбаются, когда Джун их целует. Вону раздраженно цокает, получая от Сунёна сообщение о том, что его китайцы теперь явно вместе. Он весь день провел в комнате, потому что нарваться на Чихуна сейчас – вообще последнее, что ему хочется. Не то чтобы Чихун не знал, где он живет. Но вообще хотелось верить, что ему сейчас не до этого. А теперь еще и китайцы. Вот так, когда Вону не смотрит, судьбы связываются. Он кидает мяч в стену весь долбаный день, но спокойнее не становится. Сынчоля нет даже к вечеру, а на скучающие сообщения он отвечает «найди себе занятие». И найдет. Не нужен Вону никто. Он выкатывается из комнаты, как только в ней появляется Сынчоль – демонстративно и с лицом сучки. Сынчоль качает головой. Вообще, Вону интересно, как у него дела и что сегодня было помимо китайцев, но ему хочется обижаться. Он не может найти себе место, и это бесит особенно. На стадионе сейчас явно Мингю, потому что только этот болезный может бегать в ночи кругами. Вообще, это не кажется такой уж дурной идеей – когда бежишь и уже через несколько минут хочешь умереть, потому что уровень твоей физической подготовки равен мешку с капустой, возможности грустно думать не остается. Вону отмечает себе, что надо попробовать в следующий раз. Ноги несут его туда прицельно, хотя он понятия не имеет, что скажет и зачем вообще опять. Он усаживается у финиша и закуривает. – Невероятная наглость, – смеется Мингю, останавливаясь напротив, упирая руки в колени. Вону хмыкает и сбивает пепел с сигареты. Мингю качает головой, но садится рядом, долго выдыхает, а потом укладывается на спину. – Успокаивает? – спрашивает Вону, косясь на него. – О да, – улыбается Мингю. – Будто от всего могу убежать. – Это же не так, – Вону тушит сигарету о покрытие дорожки и вздыхает, заворачивает окурок в бумажку, засовывает его в пачку. – Конечно не так, – продолжает улыбаться Мингю. – Но стоять на месте тоже отвратительно. – Как дела? – спрашивает Вону, укладываясь рядом. – Слышал, ты выбесил Чихуна? – Мингю поворачивает голову, смотрит на него. А Вону смотрит на звезды. Их там россыпь целая, на небе этом. Яркие, далёкие. Ведущие здоровый образ жизни, не курящие и не ругающиеся матом. – Ага, – запоздало отвечает он. – Придирался к Чису. Но так даже лучше, думаю. – Он сегодня был странным, – кивает Мингю. – У него так-то всё время кукушка не на месте, – фыркает Вону. Мингю смеется, укладывает руки себе на живот. – Ну, видимо его поехавшая кукушка не смущает Чису, – говорит он. – Они там вместе или чего? Ты же у нас главный специалист по чужим секретам. Вону приподнимается, смотрит на него, а потом падает обратно. – Ладно, ты будешь моим Ватсоном, а Сунён перебьется. Мингю не понимает, что за ерунда, но смеется снова. Они лежат молча. Не так жарко, конечно, но вставать не хочется совершенно. Там, наверху, звезды, а тут, слева, дышит Мингю. Вону всё еще никаких выводов не делает, но даже ходить далеко не надо – он для Мингю из тех, кого никогда не представляют мамам, потому что такие парни учат их сыночек плохому. Курить, пить, материться, ходить по стриптиз-барам и забивать на серьезные отношения. Настолько разные у них полюса, что только в худший момент своей жизни блестящий Мингю мог повстречать такого, как Вону. Подпустить его близко. – Наверное, надо вставать, – говорит Мингю, но не двигается. – Ага, – отвечает Вону, не шевелясь тоже. – Буду спать тут, я не в состоянии встать и пойти. – Заболеем и умрем, – вздыхает Мингю. – В один день, – усмехается Вону. – Как в сказках. Ты же явно об этом мечтал. Мингю дублирует его смешок. – Ладно, я правда дерьмовая компания для совместной смерти, – Вону садится. – Поэтому вставай, тебе еще чемпионат выигрывать и приводить личную жизнь в порядок. – А тебе? – Мингю тоже садится и смотрит на него внимательно. – Серьезно, Вону, а у тебя что? Я ведь ничего не знаю. – Я сам не знаю, – Вону трет лицо руками. – Значит, у меня ничего и нет. Ни чемпионата, ни личной жизни. – Ты слишком много времени наблюдаешь за другими. – Это куда интересней, – пожимает плечами Вону. – Слушай, я же сборник дурных привычек и пороков. Такого прикольно иметь в друзьях, чтобы показывать маме, каким ты никогда не станешь. Но парнем – сомневаюсь. Мингю наклоняет голову и смотрит на него долго-долго. Вону успевает встать и подать ему руку даже. – Знаешь, – Мингю хватается за его руку, встает и не отпускает. – Мне кажется, ты глубже, чем хочешь показать. – Никому не интересно копаться, – Вону тоже не спешит разрывать это рукопожатие. – Со мной просто думать только о себе. Они стоят так. Эта странная игра в гляделки не напрягает, но в Вону что-то ворочается. Словно разбудили какую-то сильную штуку, будить которую не стоило. – Запомни эти слова, – говорит Мингю наконец. – Уверен, ты ошибаешься. – Я никогда не ошибаюсь, – усмехается Вону, выпуская руку Мингю из своей, невольно отмечая, как его пальцы выскальзывают из теплой ладони. – Доброй ночи. Если можно было бы убежать от мыслей, то Вону попытался. Он бежит до комнаты так, словно от этого зависит его жизнь. Потому что то, что случайно разбужено, начинает просыпаться, осматриваться и устраиваться поудобнее.