F.U.N

Сынчоль просыпается где-то в пять утра – ему снится какая-то тревожная ерунда, от которой чтобы избавиться, нужно открыть глаза. Он сонно трет лицо, понимая, что Вону не спит, уже или всё еще, смотрит в тускло светящийся экран ноутбука, подпирая лоб ладонью, и в этом столько какой-то жуткой обреченности, что Сынчоль предпочитает не издавать ни звука. Через несколько часов начинается чемпионат, и Чонхан уже попросил пойти туда с ним. Сынчолю очень хочется спросить Вону обо всём, включая то, что (он уверен) ему показалось, но почему-то всё еще страшно. Страшно услышать то, в чем не сможешь ничем помочь. Сынчоль корит себя за никудышность, но зарывается в одеяло и закрывает глаза. А Вону и правда не спит всю ночь. То есть, он даже не делает попыток мучительно пялиться в стену, не раздевается, не крутится в одеяле. Он просматривает сайты других университетов, понимая, насколько идиотская это идея. Из-за эмоций, в которых он сам до конца не уверен, рвать то, что уже есть – необдуманно, глупо и не имеет никакого смысла. Здесь или где-то в другом месте он будет продолжать считать Мингю классным, и это просто нужно принять. Как принял когда-то Сынчоль. Как принял Джун, Чису, даже дурацкий Сунён. И тысячи людей еще. Не самое выдающееся событие. Но в Вону столько всего, что ему все еще хочется поорать. Просто так, открыть рот, дать внутренностям немного свободы, выпустив из них крик, в который можно уложить всю свою беспомощность, незнание и совершенное отчаяние. Что за дела, откуда ему вообще знать, что именно в Мингю и именно влю… фууу, в этом слове столько слабости, что Вону с радостью бы ударил себя головой о стол, но Сынчоль спит. Слабость, уязвимость, зависимость – что угодно можно вложить в него, и ничто из этого не несет в себе радости и счастья. Вону не слабак. Вону через пару часов сбегает за энергетиками, поднимет голову повыше и отработает наказание Чихуна. А потом придумает, как отомстить, чтобы не попасться. Он выкатывается из комнаты ближе к семи. На нём уже заранее выданная Хосоком футболка их команды. Выглядит он явно как придурок, да еще и неспавший придурок, но холодный рэдбул и утреннее солнце, просачивающееся сквозь ветки его любимых кустов, делают Вону вполне так даже неплохо. Жить можно. Вчера, конечно, было странно. И то, что сам сказал, и то, что хотел сказать на самом деле, и то, как Мингю сразу лапать полез. Вону фыркает, представляя, как офигел бы Минхёк, если бы Мингю на самом деле его лапал. /Вону не хочет представлять, как офигел бы при этом же он сам, потому что от рэдбула уже начинает поколачивать внутри, это вторая банка, и пора завязывать, комбинация энергетика и бессонной ночи никогда ни к чему хорошему не приводила. Он бодро приветствует Хосока за двадцать минут до восьми. Не пыльная работа. Подавать воду, полотенца, следить, чтобы врач на всякий случай никуда особо не отлучался. Вону от спорта далёк так же, как от Марса, но сейчас это кажется ему забавным. Солнце светит, футболисты первые приходят на стадион, и Вону, даже не зная большей части их, всем кивает. Мингю сияет, как гребаное солнце. Он идет рядом с капитаном команды соперников и о чем-то с ним болтает. Так, по-дружески, будто не он собирается уничтожить их сегодня на поле. – Вот дерьмо, – констатирует Вону, потому что как бы он там над собой не смеялся, каким бы сильным себя не считал, но то, как Мингю замечает его, как меняет оттенок у улыбки, делает одновременно и хорошо, и просто отвратительно, господи. – Мы первый раз здесь, – слышит Вону. Он милый, этот капитан соперников. Смотрит на Мингю восторженно, явно он ожидал, что будет играть не с такими классными парнями. А Мингю кивает, но продолжает смотреть на Вону и улыбаться, и тот вспоминает, что перед матчем они собирались поговорить. – Извини, Хансоль, – виновато улыбается Мингю. – У меня есть одно важное дело, увидимся в раздевалке? Вону смотрит, как этот Хансоль кивает и уходит, и понимает, что вот он, Чон Вону, дурацкий и ни разу не совершенный, – важное дело. – Привет, – Мингю подходит как-то слишком близко. – У меня есть пятнадцать минут до истерики Хосока, в кусты? – Я приличная девушка, в кусты только после ужина в ресторане, – на автомате фыркает Вону. – Но да, лучше в них. Он представить не может, что вот сейчас, именно сейчас им кто-нибудь помешает. Упадёт балбес-Сунён с подозрительными улыбками или, что хуже, Чонхан с тоскливым лицом и Сынчолем под рукой. – Слушай, – говорит Вону, потому что сейчас он должен сказать, чтобы оставить себе хоть половинку от шанса не стать совсем слабаком. – Я не борюсь за твое внимание и не выпрашиваю его, потому что ты, ну, звезда. – Я знаю, – улыбается Мингю. Он стоит напротив, засунув руки в карманы. Между ними что-то вроде трех шагов – какая-то прям пропасть. – И ты не нравишься мне, – упрямо хмурится Вону. – Вот просто совершенно. Я не знаю, как ты там услышал меня вчера, но я явно имел в виду не то, что ты подумал. – Я понимаю, – Мингю продолжает улыбаться, и Вону, если честно, хочется послать всё прям вот к ч ё р т у, сделать что-нибудь гейское и успокоиться уже. – Мне правда есть до тебя дело, – продолжает Вону. – И все эти вечера, когда мы болтали ни о чем, и когда ты ел мои конфеты, и когда ты делился важными вещами… – он затыкается, понимая, что за такой короткий, в принципе, промежуток времени между ними случилось столько всего и ничего одновременно, что неоткуда взять эти чувства – и понятно, откуда они взялись. – Да, – кивает Мингю, – я тоже все их помню. – Я хочу сказать, – Вону дергает головой, приводя мысли в хоть какое-то подобие порядка. – Мне от тебя ничего не надо. И я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Мингю молчит, и это молчание заполняется его улыбкой, какой-то странной, словно он раскусил Вону и теперь наслаждается тем, как тот бьется рыбой, попавшей в сеть… в сетку футбольных ворот, если точнее. – Помнишь, в тот вечер, когда мне было совсем гадко, ты предложил меня обнять? – говорит он наконец, и вот лучше бы молчал, серьезно. Вону кивает, но внутренности у него льдом покрываются. – Я тогда отказался. Можешь спросить снова? Нет, не может. Нет, не может! Вону открывает-закрывает рот, как та самая глупая рыбёха. Он не умеет говорить и шевелиться, потому что очень здорово быть одиннадцатым в собственной игре, когда ты настолько увяз, что даже на нормальные реакции не способен. Мингю усмехается и делает шаг. Один, длинный такой, оставляя Вону место для манёвра, но на самом деле, не оставляя ничего. Он просто обхватывает его своими руками, выдыхает ему в ухо. Вону, как марионетка, деревянно поднимает руки и неловко прицепляет свои пальцы на футболку Мингю. – Вот дерьмо, – не удерживает он. Мингю ходит ходуном от тихого смеха, но не разжимает рук, не меняет положения, не смотрит Вону в глаза вопросительно. И тот сдается. Делает крошечный шаг, позволяя Мингю прижать к себе. Закрывает глаза, потому что да какого хрена, в эти кусты с утра никто не пойдет, это его кусты, тут можно что угодно делать, даже гейски обниматься с капитаном футбольной команды, будто ты героиня американской мелодрамы про подростков. Не понятно вообще ничего. Не понятно, что у Мингю в голове и почему он так смотрит и так улыбается. Не понятно, что дальше. Вону чувствует себя идиотом. Он наблюдает за игрой, не отсекая, что там на поле происходит вообще. Просто вот Мингю – вот мяч – вот какие-то люди – вот все бегают – вот болельщики орут. Он отдает в перерыве воду Мингю и еще каким-то людям. Он позволяет себе кинуть полотенце на голову Мингю и по-дурацки ерошить ему волосы, будто бы вытирая, но на самом деле нет, конечно же. – Эй, Вону. Сунён скатывается на первые ряды трибуны, дергает головой, показывая Вону, чтобы подошел к проходу. – Ты же понимаешь, что тут, – Сунён соединяет пальцами поле, по которому бегают футболисты, и грудную клетку Вону, – происходит что-то странное. – Ничего странного не происходит, – щурится тот. – Серьезно, вы с Мингю чего? – Ничего, – хмыкает Вону. Сунён смотрит на него настолько правильно, что даже страшно. В его взгляде и понимание, и жалость, и что-то еще, от чего Вону хочется заорать и спрятаться Сунёну за спину. – Ты же помнишь, что я твой друг? – спрашивает тот. Вону кивает. – Я всегда готов надрать за тебя кому-нибудь зад. Даже местной звезде. Вону обнимает его. Потому что ему все еще страшно и хочется попросить Сунёна надрать зад именно ему, безголовому и по-идиотски улыбающемуся Чон Вону. Через десять минут Мингю ловит его взгляд, улыбается и забивает гол. Сердце Вону словно принимает этот мяч. Игра закончена. Мингю выиграл. Это как день какого-нибудь Валентина, святого или не очень. У Мингю буквально полные пакеты шоколада, у остальной команды поменьше. Это правда очень смешно, потому что девочки будто месяцами копили, чтобы на первой же победе караулить их со всем непосильно накопленным. – Поможешь? – смеется Мингю. Вону фыркает. Они идут до комнаты Мингю. Тот усталый и как будто немного убавивший яркость. Чонхан был сегодня среди этих же девочек. Поделился с Мингю банановым молоком и обнял, смеясь. Как будто они или все еще встречаются, или все еще друзья. – Заходи, – говорит Мингю, открывая дверь комнаты. Вону медлит у порога. Словно это что-то серьезное, словно вот он сейчас зайдет – и всё, прощай, девственность. Мингю сваливает шоколад на кровать и поворачивается к Вону. – Ну ты можешь и оттуда мне позакидывать конфеты, я не против, – улыбается он. И правда, что за идиотизм. Вону закрывает за собой дверь, высыпает свою ношу туда же на кровать и оглядывается. Дипломы, спортивные трофеи, семейные фотографии. Очень Мингю. Только то, что важно. И никакого Чонхана. – В холодильнике есть кола, – Мингю устало укладывается на пол. – Вот как живут звезды, значит, – усмехается Вону, садясь рядом. – Холодильник и никакого соседа. Красота. – Ну холодильник маленький, я его купил на каникулах, – улыбается он. – А сосед да, элитные условия, меня слишком много. Вону кивает. Мингю правда выглядит усталым. Он трет лоб и закрывает глаза. – Я пойду? – спрашивает Вону, вставая. – Завтра еще матч, тебе надо отдохнуть. – Ты же не бегаешь тут с воплями, – Мингю останавливает его за лодыжку. – Посиди со мной, тебе ведь не сложно? Вону вздыхает. Ему не сложно. Сложно скорее обратное – сделать несколько шагов до двери и попрощаться. Поэтому он садится, а потом заваливается рядом, так, чтобы не касаться Мингю, но быть предельно близко. Они молчат какое-то время – уже успевает сесть солнце, погрузив комнату в уютные сумерки. – Где-то была лапша, – сонно сообщает Мингю. – Можно заварить, если ты голодный. – Хозяюшка, – лениво отвечает Вону. – Не хочу вставать. – И я, – Мингю смеется, он водит руками и случайно утыкается в щеку Вону. Неловко. До сих пор ничего не стало понятней, но пальцы Мингю не торопятся, они аккуратно ощупывают щеку, словно боятся, что их в любой момент прогонят. Вону слишком. В этой темноте они вдвоем, дверь закрыта и происходить может что угодно – никто не увидит. Но сложно, очень сложно. – Мне, наверное, тоже надо сказать, – вздыхает Мингю, убирая руку и перекатываясь со спины на бок, чтобы смотреть на Вону. Тот отражает его позу, подпирая голову рукой. – Чонхан всё еще болит внутри, – говорит Мингю. – Это сопливо прозвучит, наверное, но я действительно его любил. Вону серьезно кивает. Такое не проходит по щелчку, он понимает. – Мне тяжело видеть его, меня бесит, что ему это всё так просто, – Мингю морщится, и Вону касается его локтя. – Мне хочется скандалить с ним, но я обещал, что не буду делать этого. – И зря, – хмыкает Вону. – Я могу его подержать, а ты выскажи ему всё – полегчает. Мингю улыбается. – Как вариант. Но я говорю это к тому, что ты не только таблетка от бывшего. И когда мне станет лучше, я не попрошу тебя уйти. – Ладно, – кивает Вону. – А сейчас мне что думать? Ты сам-то понимаешь, что за фигня происходит? – Нет, - фыркает Мингю. – И не хочу понимать, если честно. У меня всегда всё определённо. Когда я увидел Чонхана, то сразу знал, что мы будем встречаться. Когда мы встречались, я знал, что мы будем делать, когда выпустимся. Не знал только, что буду делать, когда он от меня уйдет. И улыбка у него слишком грустная. Вону вот как раз этого всего и боится. Что он просто делает лучше, что Мингю не надо напрягаться, проверяя, кто из его друзей самый надежный. – Только ты мне, кажется, нравишься, – вдруг говорит он, и Вону думает, что отключился на время, потому что в какой такой реальности он, со всеми своими недостатками и шуточками про геев, может нравится такому, как Мингю. Поэтому Вону глупо моргает и еще глупее спрашивает: – Чего? Мингю смеется. Он, когда смеется, становится еще класснее, если это возможно вообще. – Ну правда, – говорит Мингю. – Ты сложный и проблемный, у тебя свой взгляд на всё, а еще с тобой комфортно просто вот так лежать и ничего не делать. Вону честно ждет «но» где-нибудь. Всегда есть «но». Оно такое, благосклонное. Вроде как «ты дурак, конечно, но так и быть, мне нравятся дураки». Да только у Мингю нет ни одного «но», будто вся проблемность и сложность Вону и составляют для него того, кто может нравиться. – Так, погоди, – Вону трясет головой. – Я тебе нравлюсь со всеми своими сигаретами и матерками? – Ну да, – смеется Мингю. – Я даже рад, что нас свела такая дерьмовая ситуация. Вону садится и трет лоб. Вся его жизнь, кривая-прекривая, каким-то образом пришла вот к этому. К этому моменту, к этому парню и к этим эмоциям, отбиваться от которых можно сколько угодно, но какой смысл, если они взаимны. – Так это чего, – ошеломленно выдыхает он, – мне теперь придется все эти гейские штуки делать? Мингю смеется в голос, садится тоже. – Только если захочешь, – обещает он. – Я не собираюсь тебя торопить и запрыгивать на тебя внезапно. – Блин, у вас же еще кто-то сверху, а кто-то снизу! – паникует Вону. – Господи, ты капитан футбольной команды, а Чонхан – девчонка, ты же явно был сверху! Боже, ну почему мне так везет? Мингю ржет и пихает Вону в грудь, тот валится мешком на спину и жалобно стонет. Ему тоже смешно, но паника в этом смехе все еще процентов сорок занимает. – Вону, – Мингю грозно нависает над ним. – Я тебе нравлюсь, что ли? – Ну так да, – беспомощно разводит тот руками. – Ты меня что, целовать собрался? – Разве что вот так, – Мингю быстро целует его в лоб и садится обратно. – Я не собираюсь красть любую твою девственность насильно. – Бедный мой зад, – вздыхает Вону, тоже садясь. – И я вообще-то твой хён, ну хоть какое-то уважение к старшим, хоть немного. – Ну хочешь, я буду звать тебя хёном, – ехидно улыбается Мингю и наклоняется к уху Вону. – Хён… Вону подскакивает, потому что нарочито-томный шёпот заставляет загривок покрыться мурашками. – Ты проблемный, а не я, понял? Всё, я пошел спать, ты становишься опасным. Он сгребает себе часть шоколада с кровати и выкатывается под смех Мингю за дверь. Закрывая ее за собой, Вону застывает. Он правда немного туповатый со всеми этими переживаниями. – Так мы что, с ним встречаемся теперь? – удивленно спрашивает он коридорную темноту. – Я подожду, пока ты сам меня об этом попросишь! – кричит Мингю из комнаты и снова ржет. Вону улыбается. Широко и глупо. Оказывается, Ким Мингю Великолепный, капитан победившей сегодня команды, высокий и всемогущий, идеальный и супервоспитанный, может быть тем еще балбесом.