F.U.N

Вону нужно с кем-нибудь поговорить. Он чувствует себя абсолютным придурком, потому что в темноте собственной комнаты его распирает во все стороны, но нужно лежать тихо, потому что как КАК вообще ртом сказать подозрительно косящемуся Сынчолю, что он, тот самый Вону, пошутивший про геев раз так миллион, сам молодец. Да еще такой молодец, что объект его, господи, воздыханий – Ким Мингю, Тот Самый. Да и Сынчоль ему тут не помощник. Сынчоль, кажется, всегда был с этим внутри – с тем, что влюбиться в парня совершенно нормально. Вону сто лет не упал этот футбол, поэтому лениво наблюдая за очередным матчем, он думает, кто лучше всего подойдет для вопросов. Сунён вряд ли – он, такое ощущение, сам еще не осознал, что Чан парень и не то чтобы особенно тупой. Чису мог бы, но Вону не хочет раздражать Чихуна, который, кажется, начинает закипать, когда Чису только с ним здоровается. Надо же, ревнивая гейская лисица. Зато вот Джун, на плече которого лежит голова разморенного солнцем Минхао, вполне может. Вону поворачивается в сторону поля – мяч в воротах. Мингю словно бы дал ему время. За это время нужно обдумать и принять всё, а пока можно просто смотреть, как Мингю улыбается. Это апокалипсис какой-то – как вообще можно остаться живым после такой улыбки? – Сопли подбери, – едва слышно самому себе советует Вону, но удержать свой рот от ответной улыбки не может вообще никак. Сунён приносит холодную колу и пару бутербродов. Чану не то чтобы особо нравится футбол. Ему скорее нравится сама атмосфера, ощущение праздника и какого-то очень семейного единства. А еще то, что Минхёк почти забывает о нем на время чемпионата, поручая его Сунёну. Сунён вроде нормальный. Отношение к нему у Чана вечно на викинге раскачивается, но сейчас и последние дни – он нормальный. Водит везде, знакомит с друзьями, следит, чтобы никто не смеялся над Чаном, и приносит еду. Вечером Чан, конечно, уходит домой, но это неплохо, потому что пока чемпионат – он вернется. Сунён щурится от солнца. Может не так и плохо, что Минхёк записал на курсы. Может не так и плохо будет пойти сюда учиться. – А тебе самому что интересно? – вдруг спрашивает Сунён, словно ловя хвост чановых мыслей. Тот откусывает от своего бутерброда, потому что да не знает он. – Ничего? – усмехается Чан, дожевывая. – Комиксы и спать до обеда. Где этому учат? Сунён смеется дураком и кивает. – Да, на такой факультет и я бы поступил, – говорит он. – Думаю, там должна быть еще дисциплина видеоигр. Чан улыбается. Не похож Сунён на ответственного взрослого, и либо Минхёк просто не в курсе, либо ему все равно, лишь бы под ногами не болтался. – Я правда надеюсь, что тебе тут понравится, – продолжает Сунён. – Это явно не предел твоих мечтаний, но тебя тут ждут. – Ты? – Возможно, – Сунён смотрит на поле. В перерыве там выступают танцевальные команды, и оно немного скучнее, чем ожидалось. – Тогда ладно, – Чан пожимает плечами. – Раз ты ждешь. Сунён, кажется, чудом не роняет свою колу. Он поворачивается медленно, это очень забавно – такая гамма эмоций на лице. – В смысле, мне так будет даже проще, – улыбается Чан. – Не одиноко и можно хвастаться знакомствами со старшими. – Конечно, – криво улыбается Сунён. Разочарование выглядит еще забавнее. Но на что он вообще рассчитывает. Чану, конечно, нравится и его дурная голова, и его безответственность, и его вот эта напускная серьезность, но жизнь-то только начинается, в ней таких сунёнов будет еще целая гора. И не таких, что важнее. Поэтому он снова пожимает плечами, только уже своим мыслям. Если не случится кого-нибудь другого, Сунён – неплохой вариант для старта. Чан улыбается, когда выступление танцующих девочек заканчивается. Чонхану не хочется смотреть игры. Он устал от всего этого футбола, устал от того, что нужно болеть за команду, до которой ему нет никакого дела. Устал от того, что Мингю даже вид сделать не может, что все в порядке. Решение поздороваться с ним и поздравить с первой победой – самое идиотское. Хорошо хоть не попросил Сынчоля сходить с собой, вот было бы мерзко. Мингю считает Чонхана явно предателем. Или кем-то оттуда же, а это вовсе не так. Чонхан – хороший человек. Он не сделал ничего, за что его можно было бы не любить. Он не стал тянуть эти отношения до тех пор, пока всё стало бы совсем плохо, он освободил человека, который действительно ему дорог – и толку от этого почти никакого. Мингю ему не рад, и подходить к нему ближайшие недели Чонхан не собирается. «идём на матч сегодня?» Сынчоль. Чонхан не может не улыбаться – Сынчоль слишком чудесный. И эти ощущения чудесности Сынчоля отравляются неподъемным чувством вины, которое Чонхан старательно объясняет самому себе – его не должно быть, никто ни в чем не виноват, всё правильно. «я не хочу» Потому что правда не хочет. Пусть Мингю нормально играет, спокойно зарабатывает им победу за победой, становится самым лучшим который уже раз – у Чонхана сил на это всё нет. «Вону на стадионе, не хочешь прийти?» Чонхан хочет. Правда хочет, просто вот спрятаться на какое-то время, понять, что и как он делал и делает не так, побыть с человеком, который несмотря ни на что продолжает хотеть находиться рядом. Даже при варианте, что Чонхану просто нужна поддержка. Поэтому он пишет «дай мне пять минут». Пять минут на что? Пять минут, чтобы привести себя в порядок и постучать в дверь комнаты Сынчоля. Пять минут, чтобы понять, стоит ли правда идти. Закрытая дверь дает много возможностей, и неизвестно, что Сынчоль там себе думает. Пять минут, чтобы криво поулыбаться – ты слишком плохой для хороших чувств, ты уже сделал больно одному, и как ты себя ни оправдывай, вина всё равно на тебе. «сколько угодно, Чонхан» ...и одна минута, чтобы представить, насколько круто целоваться с Сынчолем, хватаясь за его футболку, жмурясь до искр в глазах, потому что есть вещи, которые уместить в сердце практически невозможно. Сынчоля вот невозможно. Он как будто занимает отдельные пространства. Будто из него состоит воздух вокруг. Будто без него жизнь во вселенной прекратится навсегда. Чонхан глупо смеется. Он быстро смотрит в зеркало, проводит руками по волосам, одергивает рубашку. А потом пишет Сынчолю «бегу» – и на самом деле бежит. Стучит в его дверь так, словно от этого зависит жизнь, а когда она распахивается, попадает к Сынчолю в руки. – Прибежал, – улыбается Чонхан. Сынчоль смотрит на него с такой теплотой, что непонятно, как его самого-то не разорвало от этого. Чонхан жмурится, потому что Сынчоль правда как солнце, слишком ярко, чтобы смотреть. – И правда, – говорит Сынчоль, закрывая дверь. – Зачем торопился? Я же всегда здесь. Чонхан мотает головой, потому что нужно торопиться, нужно скорее ловить это солнце в свои руки. Он правда хватается за его футболку, цепляется за нее пальцами, смотрит, как смешно сжата ткань, фиксируется на какой-то совершенной ерунде. А потом поднимает глаза и улыбается. Сынчоль говорил, что теперь очередь Чонхана решать. Он и решает. Уверенный в своей правоте, подается вперед и целует. Смеется про себя от того, как Сынчоль глупо вздрагивает от неожиданности. И растворяется, когда его ладони ведут по пояснице вверх, когда его пальцы запутываются в волосах, когда обваливается всё то, что копилось у него внутри. – Серьезно? – спрашивает Сынчоль, целуя скулу Чонхана. – Абсолютно, – дрожащим голосом отвечает тот. Наверное, даже плохие люди заслуживают хороших чувств иногда. В перерыве Вону сваливает. Он видел, что Джун быстро унёсся в сторону кафетерия, а это значит, есть где-то минут десять на его поимку и какие попало вопросы. – Поговорить надо, – говорит Вону, когда Джун смотрит на него вопросительно, застыв, нагнувшись над выпавшим из автомата с напитками соком. – Ты меня бить собрался, что ли, – фыркает тот. – Ну правда, – морщится Вону. – Есть минутка? – Для тебя – даже пять, – улыбается Джун и кивает на подоконник. – Что случилось? Мимо них ходят люди, и это вот вообще не лучшие условия для разговора, который Вону не знает, как начать. – Ээээ, ну, – он чешет подбородок и вздыхает. – Как ты понял, что ты гей? Джун логично давится соком и округляет глаза. – Ты нормальный? – все еще логично спрашивает он. – Вообще, если хочешь, можем Минхао позвать, его ответы мне тоже интересны. Джун кривит рот и спрыгивает с подоконника. – У тебя что, интервью для гейского вестника? Неудачное время выбрал. – Мне правда нужно знать, – жалобно заламывает брови Вону. – И у меня нет больше времени. Джун смотрит на него, как на придурка, и тут даже не осудить – ну правда придурок, задавать такие вопросы в коридоре, полном людей. – Что-то случилось? – Вроде того, – кивает Вону. Джун смотрит на часы и качает головой. – Давай хоть в кусты твои, до конца перерыва еще есть время. Они сидят там потом, плечо к плечу. Вону ждет, пока Джун напишет Минхао, пока тот ответит милым смайликом и «удачи, Вону!» – Я даже рад, что мы без него, – Джун кивает на телефон и убирает его в карман. – Это сложная ерунда. Он задумчиво смотрит на свои руки. – Но ты так просто принял, что тебе нравится Минхао, – говорит Вону. – Принять, что тебе кто-то нравится, вообще проще всего, – хмыкает Джун. – Эмоции неощутимы, а когда они взаимны, всегда всё просто. Вону кивает. И правда, чего эти эмоции сделать-то могут. – Хуже с физическим, – Джун криво улыбается. – Но мне повезло с Минхао. Он понимает. – Тебе противно его целовать? – Ты дурак? – смеется Джун. – Целоваться приятно, потому что это человек, в которого ты влюблен. По-настоящему, а не потому, что тебе заняться больше нечем. Вону изучает носки своих кед. Какая прекрасная формулировка. А ему самому-то есть, чем заняться? Не от переизбытка ли свободного времени он таскался на стадион, болтал с несчастным Мингю, а теперь имеет, что имеет? – Сложнее всего осознать, что это не девушка, понимаешь? – Джун неловко кряхтит. – И выше пояса не девушка, и ниже. Особенно ниже. – О господи, – выдыхает Вону. – Там тоже член, Вону, – кивает Джун. – Там точно такие же реакции, как у тебя. На полном серьезе, я чуть в окно не вылез в первый раз. – Так вы с Минхао уже всё? – Вону трет глаз. – Где нам всё, по-твоему? – фыркает Джун. – Так, руками обошлись. И это, знаешь, странно – трогать член, который не с рождения с тобой. – Бог ты мой, – в голосе Вону самая настоящая паника, потому что Джун проезжается по всем его спорным вопросам. – И ты не хочешь бросить Минхао? – Ты дурак? – снова спрашивает он. – Я влюблен в него, как полный кретин. Я говорю с ним обо всем, что меня пугает – это единственный выход, серьезно. Будешь молчать – сделаешь хуже не только себе. Вону кивает. У него опыта – даже порево не смотрел. Будь Мингю девушкой, было бы хотя бы понятно, чего и куда. А тут и правда всё слишком страшно. – Я ошибаюсь, или у тебя появился парень? – Джун сжимает губы, чтобы не засмеяться в голос. – Ошибаешься, – вздыхает Вону. – У меня появилось любопытство. Потому что ну Мингю же все еще не его парень. – Ладно, – Джун встает и потягивается. – Нам пора. Но с любопытством своим правда лучше разговаривай – так решаются все проблемы. Вону кивает. В какую жуткую пропасть он себя затянул и как из нее сбежать. Сынчоль пишет с просьбой поошиваться где-нибудь вне комнаты максимально возможное количество часов, и Вону поднимает бровь. Да ну неужели. Но это и неплохо. Вону болтается до вечера с Сунёном и Чаном, потому что они еще не настолько геи, как все остальные, и за ними смешно наблюдать. Мингю его к себе в комнату не зовёт, потому что у Вону все еще есть время. Ближе к ночи Вону приходит на стадион. Там пусто, можно просто сидеть на беговой дорожке и курить, смотря на усыпанное звездами небо. Столько здесь всего с Вону уже успело произойти. – Так и думал, что найду тебя здесь. Мингю стоит рядом и улыбается. Вону кивает и хлопает по месту рядом с собой – прекрасная традиция сидеть на земле. – Ты правда решил выиграть все матчи, чтобы я шесть дней таскался к восьми утра? – хмыкает Вону. – Именно, – кивает Мингю. – И так-то в команде еще люди есть. Для Вону нет. Он не может сказать, что победила команда, потому что для него побеждает Мингю. Всё еще великолепный Мингю, никуда его идеальность не делась. Вону смотрит на свою сигарету и щурится. – Если мы станем встречаться, мне нужно будет бросить курить? – Зачем? – удивляется Мингю. – В смысле, это твоя привычка, если тебе с ней комфортно, то кури дальше, я не против. Чёртов идеальный Мингю. Вону хмурится. – Материться? – Ты не ругался при мне еще… – Ёб твою мать. Мингю ржет. Падает на спину и смеется, такой дурной, будто не он тут выше и талантливее всех. – Ты дурак, – сообщает он, и не то чтобы Вону не был в курсе. – Мы же вообще разные. – Мы разные только в привычках, – Мингю садится обратно, трогает Вону за плечо. – Ты переживаешь о какой-то ерунде, правда. О, Вону переживает об этом меньше всего, потому что его настоящие страхи уже озвучил сегодня Джун. – И тебя не бесит сигаретный дым? – упрямо возвращается он к почти ушедшей теме. – Ты же не дымишь мне в лицо, – Мингю такое упрямство только забавляет, кажется. – Не дымлю, – ехидно улыбается Вону. – Но я же не бегу чистить зубы после того, как покурю, а если ты собираешься со мной целоваться, тебе придется целоваться и с моими сигаретами. Мингю приоткрывает рот – видимо, с этой стороны он не думал. А потом все равно улыбается. – Я не пробовал целоваться с курящими, поэтому не могу утверждать, что мне это не нравится. Вону щурится. Ему кажется, что это какая-то очень даунская ловушка, но в нём все еще сидит это упрямое ехидство, поэтому он кивает на свою сигарету. – Сейчас и проверим. Мингю молча ждет, пока Вону докурит. Смотрит, как тот аккуратно заворачивает окурок, убирает пачку обратно в карман и нюхает свои пальцы. – А! У меня и руки пахнут сигаретами, как тебе? Мингю показательно-безразлично пожимает плечами, потому что на самом деле ему хочется засмеяться – настолько Вону балбес, боже. – Давай, – говорит Вону. – В смысле? – фыркает Мингю. – Мне тебя целовать? Очень романтично. Вону поджимает губы. – Если тебе будет неприятно, то лучше вообще закрыть эту тему, потому что курить я не брошу, – вздыхает он. – Ладно, – соглашается Мингю, потому что это в какой-то из вселенных даже мило. Такая, особенная романтика для тупеньких. – Только не ори, пожалуйста, от осознания, что целуешься с парнем. – Я сегодня уже орал от осознания, что у тебя есть член, – вываливается изо рта Вону, и вот ну правда, немного контроля, что за ерунда. Но Мингю ржет, его глаза дугами, полумесяцами этими идиотскими, и Вону улыбается тоже, потому что классный он. А еще ему и правда Вону зачем-то нужен, если не свалил еще. – День открытий, надо же, – говорит Мингю, успокаиваясь. – А теперь просто помолчи. Вону кивает, усаживается лицом к Мингю и смотрит на него. Как вообще можно трогать такого парня своими вонюче-сигаретными руками. Жалкий дурацкий Вону, ну как так вообще. Но Мингю касается его щеки и тепло улыбается. Даже если ему будет противно, это их самый первый поцелуй, и нужно все сделать правильно – и от этого у Вону щемит сердце. Его гладят по щеке, проводят пальцами по скуле, и очень хочется закрыть глаза, но тогда этот вот волшебный Мингю пропадет из вида. Но волшебный Мингю не пропадает – он приближается и касается своими мягкими губами губ Вону, и вот тогда глаза закрываются сами, потому что это, блин, офигенно. И руки сами тянутся к лицу Мингю, хоть и пахнут сигаретами – Вону жизненно необходимо потрогать его, убедиться, что он настоящий, что не собирается никуда исчезать и становиться больным сном. Мингю улыбается, притягивает Вону за затылок, хотя куда уже ближе, казалось бы. Он на самом деле хочет целоваться с Вону. А Вону на самом деле хочет, чтобы это никогда не заканчивалось. Чтобы шли годы, чтобы происходили события, а они бы сидели тут, под ветрами, дождями, снегами и солнцем, целовались. – Я брошу курить, – бормочет Вону в ухо Мингю. Тот глупо смеется, целуя его снова. – Я привыкну, – обещает он в ответ. Вону кивает, загребая его обеими руками. У него ноль опыта, он понятия не имеет, что делать с Мингю потом, когда просто поцелуев станет недостаточно. Но пока хочется неловко и мокро целоваться в наступающей ночной прохладе, под огромным звездным небом, когда в мире, конечно же, миллиарды людей, но сейчас – только они вдвоем.