ice flowers

Хватает всего двух шотов текилы, чтобы Чунмёна, одинокого и развязного, утащили на танцпол, прижимая к своей широкой груди. Одна ладонь прижимается к его животу, другая скользит по спине и останавливается на ягодице. — Ты красивый, — шепчут на ухо, и Чунмён глупо хихикает. Как легкодоступная школьница — думают раздражённо остатки его благоразумности. Голос этого парня глубокий и с лёгкой хрипотцой, а руки — широкие и очень удобные, чтобы помещаться в них. На периферии сознания он вспоминает его — Чанёль, тот рэпер с дурацко-розовыми волосами, как изжеванная жвачка, который сидел на сцене и качал головой под биты, а потом резко читал о гребанной жизни, потерянной мечте и вообще о избито-пафосных темах в рэперском лексиконе. Чунмён не слушал, он с удивлением смотрел на Минсока, который самозабвенно целовался с другим андеграудным рэпером у дальней стены. У того, кстати, волосы были приятного цвета. Цвета спелого апельсина. Чунмён любит цитрусы. А теперь и он сам стоит посреди танцпола, и сзади прижимается весь такой страдающий (по текстам) рэпер и нашептывает на ухо грязные словечки, от которых крутит в животе. Чунмён закидывает руки назад, за чужую шею и двигается не в такт, но зато ритмично проезжается по стояку задницей. — Блять, детка, — губы Чанёля обжигающие, оставляют поцелуи- укусы на шее. Чунмён хочет расплавиться. И вообще много чего хочет, особенно в главной роли с этими ладонями, которые идеально и нужно оглаживают его живот под рубашкой и изредка касаются ремня на штанах. — Я. Тебе. Не. Детка, — выдыхает он, елозя задницей. И из-за этого слова его весомыми не считаются. Он слышит низкий смешок, который импульсами от губ проходится по позвоночнику, и не может сдержать стон. Боже, он так пьян. Чанёль резко разворачивает его, несколько мгновений смотрит, и Чунмён чувствует смущение. Видеть себя в зеркало не хочется, картина и так стоит перед глазами. Но Чанёлю, видимо, нравится, потому что он вдруг ругается на английском и целует его. Губы скользят резко и неопытно, но горячо и влажно, они сталкиваются языками на полпути и стон друг другу в рот. Чунмён трогает чужое тело, скользит ладонями по твёрдой груди, по худым рёбрам и впалому животу, неловко останавливается у бляшки ремня. И его бьёт осознанием, ЧТО он делает. — Нет, — он отскакивает, судорожно облизывая губы. Чанёль смотрит запутанно и обиженно, Чунмён в ответ — испуганно. Он качает головой и повторяет. — Нет. Когда он почти бежит к выходу, его сильно шатает, в голове туман, а член больно давит на ширинку, но он умудряется вырвать с чужих коленей Минсока и выбегает на улицу, сразу ловя такси. — Никогда больше, — говорит он в пустоту, когда Минсок сопит на его плече. (Но он ещё не знает, что скоро, всего лишь через неделю, избавиться от этого ходячего недоразумения, бегающего за ним и скандирующего на весь коридор «Чунмён-хён», у него не получится)