ice flowers

Чунмён пахнет персиками, и это странно - шампунь у него с цветочным ароматом, гель для душа из той же серии, одеколон, вроде, обычный мужской, с крепким резким запахом, но если ткнуться чуть ниже подбородка носом – чувствуется запах фруктов. Приятный, ненавязчивый, и хочется-хочется лизнуть. Бэкхён так и делает, прижимается близко и языком проводит, оставляя мокрую дорожку, жмурится довольно, когда Чунмён с ворчанием отодвигается. — Не мешай работать. — Ладно, — Бэкхён честно старается не мешать, устраивается под боком, но устоять невозможно. Чунмён – сосредоточенный и важный. Надувается, губы вперёд выпячивает – и соблазн снова сильнее. Бэкхён кусает за мягкую щёчку. — Персик. — Отстань, — Чунмён отмахивается, заезжает ладонью по лицу случайно, извиняется, конечно, сразу, но Бэкхён, хоть и не злится ни капли, перестаёт. Уходит, ухмыляясь. На щеке яркий след от его зубов, и это самое главное. * Чунмён потягивается, чешет живот под футболкой, заплывая на кухню. Там только Чанёль у плиты, готовить пытается – не любит он этого, но Кёнсу снова на съёмках, а кушать хочется – пришлось отгонять Чонина от холодильника и самому вставать за поварёшку. — Утречко, — Чунмён носом ведёт. Пахнет до жути вкусно. Он привстаёт на цыпочки, заглядывая через плечо, и Чанёль оборачивается с улыбкой. Наклоняется к нему, тычась носом в висок. — Доброе, — скользит губами ниже и несильно прикусывает за щёку. Чунмён вскрикивает негромко и коротко, отпрыгивает, смотря растеряно. Трёт пострадавшее место. — Ты чего? — обескуражено на грани шёпота. Другая щека ноет со вчерашнего укуса от Бэкхёна, а теперь этот… Чанёль смущается под его взглядом, жмёт плечами и ничего не говорит по сути, только: — Скоро завтрак, хён. Подожди немного. * Книга интересная, но скучная. Умно написанная, поэтому не прочитаешь за раз. Чунмён засыпает на середине предложения и просыпается только от внимательно изучающего его взгляда. Вздрагивает, сонно моргая. Чонин смотрит настороженно, исподлобья. Глаза тёмные и пугающие, особенно спросонья. — Что такое, Чонин-а? — Хён, можно я кое-что проверю? — Что? — Ты только не ругайся, — Чонин выглядит заранее виновато. Улыбается слегка. Чунмён не отвечает – сердиться ведь будет, и лучше бы Чонину ничего не натворить, но тот успевает наклониться и звонко оттянуть нежную кожу на щеке губами. Облизывается, выпрямляясь, и сбегает быстрее, бормоча довольно что-то на ходу. Чунмён вылавливает что-то вроде «вкусненько» и недоумевает. Щека горит. Засос, наверное, останется… * — Это несмешно! Чунмён даже разозлиться не может нормально, когда Бэкхён со смехом бегает от него по комнате, уворачиваясь от мягких снарядов. Чунмён всей коллекцией мягких игрушек Чанёля кидается. Щёки у него покусанные, в тёмных лиловых пятнах. — Как я на людях показываться должен? Что визажисты скажут? — Да ладно тебе, хён. Ну сладенькие у тебя щёчки, и что тут? Все фанаты это говорят. Персик мой яхонтовый. — Ты себя слышишь вообще? Я человек! Живой! И не для твоих дурацких экспериментов. — Ну, получилось же! Сколько людей куснули? Три-четыре? Чанёль наверняка один из первых, дурачок наивный. Чунмён оседает на кровать обессилено. Закрывает горящее лицо руками. Ему пару часов пришлось со льдом лежать. Даже Кёнсу (Кёнсу!) не удержался и после съёмок, уставший, завалился к нему в комнату и поцеловал в пылающую щёку, промурлыкал довольно и скрылся. — Чунмённи, ну чего ты? Мило же. Они придурки, наивные. Попробовали разок и хватит. Кто им ещё позволит? — Бэкхён садится рядом, смотрит настороженно на сжимающие игрушку руки Чунмёна. — Всё равно они больше ничего не могут. Не могут сделать так, — Бэкхён опрокидывает Чунмёна на спину, нависая сверху. Ухмыляется. И в ухмылке этой обещание. — Не могут сделать так. Пальцы, цепкие, лезут под рубашку, а губы прижимаются к шее, к нервно бьющейся жилке. — И так тоже не могут, — ладонь сжимает ещё не возбуждённый член, и Чунмёна дугой выгибает. Дышит прерывисто. — Бэкхён-а, — просящее-молящее. У Бэкхёна глаза затапливаются чернотой, а ухмылка становится совсем опасная. Облизывает губы, глядя на жаждущее тело под собой. — Щёчки, может, и общие, а вот ты, хён, мой, верно?