ice flowers

[При первой встрече у Бэкхёна высветленные на затылке волосы, кривобокая улыбка во весь рот и запах голубики на заляпанной рубашке. Это всё, что осталось в памяти с того дня. Чунмёну тогда понравилось] Чунмёну, на самом деле, сейчас всё здесь нравится - новая местность, новые люди, новые волки, достаточно дружелюбные, чтобы не тыкаться ему сразу за ухом, - ничего от прошлой стаи и разгромленного лагеря, воспоминания о котором бередят незажившую рану. Он сидит на высоком пологом камне, болтая ногой - второе колено ещё ноет и мешает нормально двигаться, иначе бы он здесь не оказался. Его посадил сюда один из волков и сказал ждать Бэкхёна. Ну, Чунмён послушный, когда есть вероятность быть разодранным чужаками на куски. Время хоть и послеполуденное, но на улице тихо. Лишь изредка слышится копошение из ближайшей палатки. А ещё безумно пахнет мокрой прелой травой. Здесь они явно надолго не задержатся, зима приближается, а на одних корешках выжить сложно. Чунмён пробовал однажды, когда остался один. — Кхм. Чунмён вскидывает взгляд, нервно почесывая болячку на правом запястье. Бэкхён - а никто другой к нему, конечно, не подошёл бы, - на вид кажется совсем мальчишкой, но Чунмён подмечает уверенный поворот плеч и сильные руки, а на дне блестящих весельем глаз - усталость и месяцы, а может и годы опыта. Глупо было бы ожидать, что к нему подошлют волчонка. — Ты потерялся? — спрашивает Бэкхён, задумчиво склоняя голову, прячет ладони за спину, как выражение отсутствия агрессии, и Чунмён, ощущая благодарность, неловко поднимается, замирая в шаге от него. Они почти одного роста, но на Бэкхёне идентичные штаны с грубой подкладкой смотрятся искусно, в то время как на нем висят как мешок. — Вроде того. Моя стая... Они... Мало кто выжил. Думаю, вы слышали о набегах на северной стороне леса. Бэкхён напряжённо сводит брови. — Вроде того, — повторяет он, смакуя эти два слова, и вдруг расплывается в улыбке, отчего его лицо становится ещё моложе. У него длинные не по возрасту резцы. — Хочешь остаться здесь? Ох. Чунмён пытается не выказать своего удивления. Ни тебе дежурных вопросов, ни проверки на прочность, даже на забег не позвали и не попросили принести тушу какого-нибудь бедного животного. Бэкхён даже имени его не знает. В груди вяжется напряжённый узел, но Чунмён кивает. Идти всё равно некуда. Улыбка Бэкхёна становится озабоченной. Взгляд - на секунду - заинтересованный. — Хорошо. Мне стоило бы познакомить тебя с ребятами, но у меня нет времени. Думаю, Чанёль тебе всё покажет и расскажет перечень обязанностей, за выполнение которых ты, как член стаи, будешь отвечать. Добро пожаловать. Чунмён ответить ничего не успевает, как Бэкхён уже разворачивается и уходит в глубину леса, откуда и пришел, быстрым шагом. Вместо него перед ним снова вырастает тот волк, который и наказал ему ждать здесь. — Вижу, ты познакомился с Бэкхёном, — жизнерадостно замечает он. — Да. Он у вас очень... своеобразный. — Зато чувствует хороших людей, — волк смотрит на него со знанием. — Между прочим, я Чанёль. Правая рука лидера, — гордо говорит он, и Чунмён неволей улыбается от невинности волчонка. — Я Чунмён. Не мог бы ты, пожалуйста, показать, где я могу остановиться? * Резкое изменение погоды действовало не только на нервы - ведь приходилось откладывать перемещение, - но и на повреждённое колено. Чунмён старается никак не показывать свою боль, работая наравне со всеми, но Бэкхён с его острым взглядом замечает всё. Осторожно касается плеча. — Ты можешь пойти отдохнуть. — Я в порядке, — сквозь зубы говорит Чунмён. Он здесь всего пару месяцев, и, к сожалению, у многих не на лучшем счету, ведь отчего-то новенький приглянулся их лидеру, и тот неизменно каждый вечер четверга приносит сладко пахнущую голубику к домику Чунмёна. Чунмён смущается, радуется, но не знает, как правильно реагировать на такие знаки внимания, а на глупые советы Чанёля - согласиться уже наконец! - старается не обращать внимания. Бэкхён поджимает губы, но ничего не говорит. Чунмён знает, что задевает его волчье гордое самолюбие. Он обязательно извинится перед ним после, а сейчас им нужно успеть до дождя отстроить хотя бы ещё один домик. Тогда стая останется в безопасности. Может быть, не все возлюбили Чунмёна, но он прикипел к этой семье сильнее, чем мог представить. * — Бэкхён-а, — Чунмён цепляется за простыни, когда Бэкхён наваливается на него сзади. С его волос - всё таких же высветленных солнцем - капает вода, падая на голую поясницу Чунмёна, остужая распаленную кожу. — Я скучал, — Бэкхён целует его в шею. От него пахнет свежестью и дождём. А ещё... Бэкхёном. Чунмён млеет, ёрзая. — Чувствую я, как ты скучал, — со смешком говорит он. Явное возбуждение Бэкхёна утыкается как раз куда-то между ягодиц, и Чунмён чувствует себя странно пустым. Хочется. Всего целиком Бэкхёна хочется. Бэкхён переворачивает его на спину и замирает в нескольких от сантиметров от лица. Чунмён жмурится, когда крупные капли попадают на щёки, улыбается. Бэкхён ласково слизывает их языком. Совсем как волчонок. — Перестань думать обо мне, как о волчонке, — низко шепчет Бэкхён ему на ухо. С обещанием. — Я и не думал, — врёт Чунмён. — Разве мог бы маленький волчонок позволить сделать так? — Бэкхён целует его - глубоко, грязно, до слюны, стекающей по подбородку. Чунмён стонет, пытаясь свести ноги вместе, но Бэкхён держит его за бёдра, забирается выше под широкую - свою - рубашку, щиплет за соски. — Мой Чунмён-а. Чунмён не успевает заметить, как снова оказывается на животе, а пальцы Бэкхёна - в нём. Там, где ещё всё чувствительно и растянуто со вчерашней ночи. Бэкхён удовлетворённо рычит, стягивает с себя брюки и одним животным толчком оказывается внутри. Движения у него медленные и размерные. Он заставляет прогнуться в спине, задирая рубашку повыше, перехватывая под грудью, чтобы затянуть в новый поцелуй. Чунмён стонет - под новым углом каждый толчок отдается болезненным удовольствием по всему телу. — Бэк... хён, — Чунмён сжимается, отчаянно желая почувствовать себя заполненным, чтобы запах Бэкхёна неизменно хранился на его теле. — Тшш, сейчас, — Бэкхён увеличивает темп, берет в ладонь его напряжённый член - Чунмёну разрешалось прикасаться к себе только когда Бэкхён на охоте отсутствует больше трёх дней. — Пожалуйста, — на длинные просьбы не хватает внимания, особенно когда Бэкхён кусает его в плечо, начиная спешно надрачивать. Удовольствие собирается в один комок и взрывается фейерверком под кожей. Чунмён вздрагивает всем телом, готовый упасть, если бы Бэкхён не держал его крепко и не продолжал двигаться внутри. Хнычет, пытаясь убрать чужие руки. Бэкхён в нём теперь ощущается внутри особенно ярко и неприятно, хочется уйти от проникновения. Чунмён падает на подушки. — Потерпи чуть-чуть, Чунмён-а, — ласково просит его Бэкхён, каждым толчком заставляя утопать в мягкой перине. Бэкхён гладит его взмокшую поясницу. — Мой хороший мальчик. Изливается внутрь, замирая. Остаётся так на мгновение, выцеловывая шею и слизывая слезы в уголках глаз. — Ты в порядке? — виновато спрашивает он, ложась рядом и переплетая их руки. Чунмён слабо улыбается, кивает - на большее его пока не хватит. Всё тело протестующе стонет. Чунмён привык к физическим нагрузкам на работах со стаей, но Бэкхён каждый раз до приятной неги вытягивал его силы в постели. — Прости. Я вообще собирался только голубику тебе подарить, — Бэкхён смущённо трёт нос, улыбаясь. — А ты тут... Соблазнительно сопишь в одной моей рубашке. Чунмён смеётся. — Глупый волчонок.