Parallel lines

Чонгук трахает Чимина, а тот лежит и смотрит в потолок, думая о значении слова «трахает». Чонгук просто двигает бедрами, держит для удобства за задницу, лёжа на Паке, и дышит сбито в шею, да и всё. Трахает — именно то слово. Чимин не всегда использует его для описания холодного секса без любви, обычно наоборот, когда страсть, искры и это так немного грубо, но с самоотдачей и бешеным желанием, кучей слюнявых поцелуев и нечаянными синяками. Но Чимин не хотел сейчас, у него даже не стоит, и чувство, что его используют. Чон отстраняется, задирает его ноги, меняя позу, но вдруг прерывается и просто смотрит. — Блять… Чонгук разочарованно стонет, кладёт его ноги обратно и член выскальзывает из Чимина, противно хлюпая. Когда это Чимин начал считать этот звук противным между ними? Младший позорно сдвигает бёдра и по-прежнему смотрит в потолок: на белой краске уже начинают чудиться разноцветные круги. — Я могу тебе отсосать, — предлагает. — Я не могу кончить, зная, что тебе это не доставляет удовольствия, — Чон подбирает с пола трусы и надевает их, а потом садится на край кровати и даже не смотрит в его сторону. — Но у меня с самого начала не стоял. — Я надеялся, что встанет, когда я начну. Начнёшь что? Просто долбить меня членом после пятиминутной прелюдии? Эти мысли он вслух не говорит. Он сам виноват, ему не на что жаловаться. Чимин первый, кто начал вести себя, как холодная безжизненная рыбина. — Нам надо расстаться, — когда он это произносит, ему не трудно. Он так долго метался, думал, стоит ли, боялся начинать разговор, а теперь вдруг стало плевать. Ему легко даются эти слова. — Что? — Чонгук резко разворачивается и смотрит на него. — Чимин, какого хрена? — Прости, — говорит. — Я тебя не люблю, — говорит. Он чувствует, как Чонгук сверлит его взглядом, наверное, ошарашенным, но сам не хочет посмотреть в ответ. Намджун его так избаловал… И Чимин даже не знает, верны ли его догадки, он сам это вбил себе в голову, сам начал думать о друге больше положенного, сам в него влюбился и сам методично рушил свои с Чонгуком отношения. У них было столько планов на будущее, они откладывают деньги на поездку заграницу зимой, чтобы понежиться на горячем песке, пока другие морозятся зад в заснеженном Сеуле. Откладывали, вернее сказать. — У тебя кто-то есть? — в голосе младшего слышится звоночек истерики. Не кто-то. Что-то. К кому-то. — Нет. — Кто он? Чимин, блять, кто это?! — Чонгук вдруг нависает над ним, пережимая запястья своими ладонями, и старший пугается. — Чонгук, у меня. никого. нет. Отпусти, ты меня пугаешь, — произносит он тихим, хриплым голосом. — Тогда почему? Чимин, давай поговорим? — Я не хочу говорить, Гуки, может быть, через некоторое время, когда мы остынем, но не сейчас, ладно? Ты не виноват. Чимин поднимается с кровати и надевает свою одежду обратно. Чонгук потерянно сидит и наблюдает за его действиями, не в силах на что-то повлиять. Когда старший заканчивает, он решается, наконец, поднять виноватый взгляд. — Я уйду сегодня. — Мы ещё ничего не решили. И куда ты пойдешь? — Вещи потом заберу, — Пак нетвёрдо кладёт ладонь Чонгуку на плечо, поглаживая, в неопределенном желании утешить или извиниться. — Мне жаль. Младший смотрит на него огромными глазами, а потом хватается за руку, как за соломинку, и валит Чимина на кровать, прижимая к себе чуть ли не тисками, так, что из Чимина вырывается хрип. — Не уходи, хён. Это всё из-за секса? Я исправлюсь, я постараюсь, — Чимину так больно, и он слышит, как больно Чонгуку, но не может ему никак помочь. — Я тебя не люблю, в этом вся проблема. Чонгук, отпусти. Чонгук не отпускает, он судорожно прижимается к его телу, и Чимин ощущает всем собой, как его грудь ходит от тяжёлого дыхания. Чимин даёт ему время так побыть, а потом, когда младший уже не так настойчив, собирает немного вещей и зубную щётку, потом закрывает за собой дверь. Они начали жить вместе относительно недавно, и Пак ещё не успел завести кучу ненужного барахла, так что его вещей было немного, он сможет забрать их в следующий раз, когда Чонгук будет на работе. Чимин едет в метро и только там у него начинается неконтролируемый приступ плача. Он на людях, но ему так больно, что становится плевать. Максимум, на что он сейчас способен, — это не рыдать громко в голос, а держать лицо просто печальным и ронять катящиеся слёзы на футболку, временами утирая щёки и подбородок. Он уже скучает по Чонгуку, но знает, что если вернётся, то снова ощутит ту пустоту, которая возникла между ними. Он тоскует по прошлому, по тем моментам, когда они были счастливы, и в голове Чимина ещё не поселились первые сомнения. Он появляется опухший, с красными глазами и небольшой спортивной сумкой на пороге Намджуна. Больше ему некуда пойти, он расторг контракт на свою студию и забрал залог месяц назад. — Чимин? — Я не позвонил, — задушенно произносит; нос забит соплями, а горло словно в тиски кто-то зажал. Намджун выглядит иначе, чем обычно, но Пак не может на этом сосредоточиться. — Боже, Чиминни, что случилось? — он мигом оказывается рядом и укрывает в объятиях, младший роняет сумку и обнимает в ответ, снова заходясь рыданиями. А потом из-за плеча Намджуна он видит какого-то симпатичного мужчину в красивом костюме и тапочках.