Рейс в новый мир

Громадная фигура Накаямы как-то угрожающе выделялась на фоне великолепных построек и поражающих своей красотой садов поместья Кучики. Даже помня о том, что два года тому назад мне удалось победить этого синигами, а мои верные стражи мгновенно бросятся на защиту своей госпожи, если Тэкеши вздумает напасть, я не могла унять бешеный стук сердца. Разум не покидали тревожные мысли, вызванные то ли донесением Мацуи, то ли появлением нежданного визитера, то ли, что более вероятно, и тем, и другим. Накаяма, напротив, казался вполне спокойным, хоть и держался со мной, соблюдая все формальности. Карие глаза, в которых в разные моменты своей жизни мне доводилось видеть и отчаянную ярость, и панический ужас, и язвительную насмешку, теперь смотрели на меня строго и почти неподвижно. Мужчина слегка кивнул, отдавая скромную дань вежливости, и немедленно перешел к тому, ради чего посетил поместье моего клана: — Рядовая Сэйери Кучики, Шихоин-тайчо немедленно желает Вас видеть. Я напряглась, сомневаясь, не было ли это очередной ловушкой. Проявлять излишнюю подозрительность мне не хотелось, однако собственная безопасность серьезно беспокоила. — Что же ей нужно от меня в такой час? — Это мне неизвестно, — беспристрастно ответил Накаяма, тем самым вызвав у меня еще большие подозрения. Впрочем, мне необходимо было подчиниться: серьезных причин для сомнений в искренности четырнадцатого офицера у меня не было, а если Йоруичи действительно звала меня в такой час, то можно было с уверенностью сказать, что случилось что-то важное. Подобрав свой асаучи с земли и ловким движением руки вернув его в саю, висевшую на поясе, я сообщила посланнику принцессы Шихоин, что готова следовать за ним. Тэкеши не пришлось просить дважды, так что уже через мгновение мы вместе мчались по полупустым улицам Сейрейтея. За все время пути мой спутник ни разу не пытался заговорить, так что мне даже показалось, что он до сих пор стыдится своего поражения, поэтому испытывает дискомфорт, находясь рядом со мной. Его настроение вскоре передалось и мне, поэтому, когда вдалеке показались лестницы, ведущие к казармам второго отряда, два одновременных облегченных вздоха разрезали тишину ночи. Мой провожатый оставил меня почти сразу же после того, как к обычному спектру ночных звуков примешался гомон нескольких десятков голосов, возвещавший о том, что внушительное скопление народа находилось где-то совсем рядом. Вскоре я добралась и до источника звуков: толпа праздных зевак, казалось, едва сдерживалась, чтобы не наброситься на тихо переговаривающихся капитанов и лейтенантов с расспросами. Среди собравшихся я сразу узнала Шихоин, сопровождаемую Омаэдой и Урахарой, а также Хирако с его лейтенантом, появление которых оказалось для меня сюрпризом, причем, если говорить об Айзене, сюрпризом весьма неприятным. Кошка, должно быть, сразу почувствовавшая мое приближение, сделала знак рукой, и толпа неохотно расступилась, пропуская меня вперед. Проходя через скопление синигами, я явственно различила неодобрение в некоторых из направленных в мою сторону взглядов: часть простолюдинов так и не смогли смириться с тем, что строгие границы, проведенные между рядовыми и высокопоставленными защитниками душ, были стерты для представителей знати. Именно поэтому рассудок подсказывал, что будет разумнее хотя бы создать иллюзию субординации между командующим и подчиненной. — Что произошло? — спросила я, после того как, поравнявшись со всеми, вежливо поприветствовала собравшихся офицеров. — Почему здесь Хирако-тайчо и Айзен-фукутайчо? Стоило только этим словам сорваться с губ, как в голову пришло осознание того, как глупо моя попытка подчеркнуть разницу в воинских званиях выглядела со стороны: разве обыкновенные рядовые смеют задавать подобные вопросы своему капитану? Шихоин, казалось, тоже заметила напускную формальность моего обращения, и в ее золотистых глазах на миг проскользнули смешинки. А вот у капитана пятого отряда мои слова вызвали куда меньше удовольствия. — Хирако-тайчо? Ты точно хочешь свести меня в могилу, Сэй-тян, — закатил глаза Шинджи. — Мы что, поссорились? — Просто не хотела дискредитировать тебя, позволяя себе фамильярность в присутствии низшего офицерского состава, — я взглядом указала на собравшуюся толпу, а затем, вновь обратив внимание на Хирако, глаза которого закатились теперь так сильно, что, казалось, могли разглядеть мозги, не выдержала и засмеялась, — но если ты настаиваешь… — Хватит, — вмешалась принцесса клана Шихоин, — пререкаться будете потом. Дело серьезное. — Может, мне все-таки кто-нибудь объяснит, что происходит? — окончательно осознав глупость попыток скрыть очевидное и поборов вдруг нахлынувшее волнение, я вернулась к своей обыкновенной манере общения. — Пустые распоясались в Руконгае, — обнажил зубы Шинджи, явственно выражая собственное неудовольствие, — район, где они были замечены, контролируется моими людьми, но командующий почему-то решил впутать сюда еще и второй отряд. — Должно быть, командир полагает, что в деле могут быть замешаны не только пустые, Хирако-тайчо, — задумчиво пробубнил Киске. Сказав это, Урахара замолчал, и никто из собравшихся не спешил прерывать возникшую паузу. Я с интересом переводила взгляд от одного напряженного лица к другому, когда заметила, что толпа зашевелилась вновь и сквозь нее протиснулась высокая и худощавая фигура. Молодой человек, быстро преодолевший зевак, вальяжно приблизился к нашему маленькому кружку и, поприветствовав высокопоставленных синигами, обратил взгляд прищуренных глаз на меня. Фигура вновь прибывшего была до невозможности несуразна: юноша выглядел безумно тощим, что особенно подчеркивала форма, висевшая жалким мешком на своем владельце. Так что можно было с уверенностью сказать, что если кто-то решит заглянуть ему под косодэ, то непременно обнаружит там ребра, обтянутые кожей, и впалый живот. Жилистые руки с тонкими запястьями, длинными узловатыми пальцами и сбитыми костяшками вызывали какое-то необъяснимое отторжение. Кожа молодого человека казалась почти белой, но эта белизна не имела ничего общего с моей собственной аристократической бледностью, а, напротив, будто бы являлась признаком болезни и бедности. В сочетании с волосами, казавшимися серебряными в свете луны, его образ обрисовывался в голове скорее призрачным, нежели человеческим. Юноша был настолько выше и подошел ко мне так близко, что, чтобы получше рассмотреть его лицо, я должна была высоко задрать голову, однако подобный жест слишком явно продемонстрировал бы худому синигами, что его разглядывают, а этого мое строгое аристократическое воспитание никак не могло допустить. Поэтому, только сделав два шага назад и невольно взрезавшись спиной в грудь стоявшего рядом Урахары, я решилась посмотреть на того, кто столь грубо и бестактно нарушил мое личное пространство, и непроизвольно дернулась: две яркие голубые льдинки смотрели на меня из-под опущенных ресниц и, казалось, забирались под кожу, проникали в душу через широко раскрытые глаза и, наводя там свои порядки, холодом сковывали сердце. Слишком широкая и оттого казавшаяся безумной ухмылка расползлась по тонкому лицу, когда молодой человек, беглым взглядом пробежавшись по моему шелковому шихакушо, остановил свои глаза-льдинки на крупной заколке с клановым гербом, удерживающей прическу, сделанную на манер Соде но Шираюки. — Что с Вами, Кучики-сама, — особенно сильно растянув гласные в последнем слове, сделал акцент на обращение пришедший, — неужели Вам настолько противно находиться рядом с безродным руконгайцем, что даже хваленая аристократичная холодность не смогла удержать Вас на месте? — Если бы Вы имели хоть малейшее представление о правилах поведения в обществе, то не стали бы задавать мне подобных вопросов, — вернув на секунду утерянное самообладание и гордо вздернув подбородок, ответила я со спокойствием и холодностью во взгляде. — Ах, простите этого юношу, Кучики-доно, — поспешил сгладить острые углы Айзен и, обратившись ко всем, продолжил, — позвольте представить вам Ичимару Гина, совсем недавно закончившего обучение в Академии, которое, к слову, он прошел всего за год. В начале будущего года он должен быть официально зачислен в пятый отряд, однако он уже ходит на задания наравне с остальными и неплохо справляется. У меня дрогнула челюсть. Боялась ли я Ичимару Гина? Наверное, все-таки больше нет, чем да. Во всяком случае, меня не пугала его собственная фигура: он, хоть и казался довольно жутким, но все же, в отличие от Айзена, был относительно понятен. Мотивы и действия Ичимару могли выглядеть странными или даже безумными, но все-таки были постижимы, а люди всегда больше всего боялись именно неизвестного. Но, являясь преданным вассалом лейтенанта пятого отряда, Гин определенно представлял для меня угрозу, поэтому мне следовало быть с ним предельно осторожной. — Ближе к делу, Соуске, — вернул меня к реальности голос Шинджи, подгонявшего своего лейтенанта. — Как скажете, Хирако-тайчо, — покорно отвечал мужчина. — Пару недель назад мы отправили группу, куда входил и этот юноша, в регулярный патруль по Руконгаю, однако, — тут Айзен сделал паузу, как бы привлекая к себе внимание, — сегодня утром он вернулся один. К нашему общему сожалению, остальные патрульные не выжили. — Дезертир? — криво усмехнулась я, подняв правую бровь. — Как славно. — Что Вы, Кучики-доно! Молодой человек пострадал и едва спасся. Действительно: теперь, привыкнув к полумраку и внимательно приглядевшись, я заметила, что верхняя губа Ичимару была рассечена, а после дуновения ветра, растрепавшего ему серебристую челку, приметила и голубовато-желтую шишку на правой стороне лба. Впрочем, «ранения» Гина скорее вызывали у меня подозрения, что дезертиром его посчитала не только я, чем доказывали его участие в схватке с неизвестными пустыми. — Так как Ямамото-сотайчо посчитал правильным передать это дело под контроль Вашего отряда, Шихоин-тайчо, я подумал, что этот юноша может быть Вам полезным и указать место, где в последний раз были замечены пустые, — продолжал Айзен, а затем, повернувшись к Шинджи, обратился уже к нему. — Как вы считаете, капитан? После этого началась весьма скучная возня: набиралась совместная группа из второго и пятого отрядов, решалось, какое время будет наилучшим для выхода и кого лучше поставить во главе патрульных. Я молча стояла, бегая глазами от одного возбужденного лица к другому, напротив, насупленному и суровому, и отчаянно подавляла накатившее желание зевнуть. Ичимару, судя по всему, страдал тем же, так как вскоре наши взгляды встретились, однако поддерживать зрительный контакт мне совсем не хотелось, поэтому я с невозмутимым видом отвела глаза и стала разглядывать ночное небо, на котором в ту ночь не было ни единой звездочки, но было поздно: Гин заметил скуку на моем лице и теперь направлялся в мою сторону. — Что же Вы, Кучики-сама, — в этот раз он растягивал гласные еще сильнее, чем в предыдущий, хотя сделать это, казалось бы, было просто невозможно, — неужели скучаете? Мне казалось, что для вас, благородных, разговоры ни о чем так же необходимы, как воздух. Я не сочла нужным удостоить Ичимару ответа: настроения язвить не было совершенно, а его попытки уколоть вызывали лишь усталость. Врочем, Гина такое положение дел не удовлетворило: выждав еще несколько секунд и пристально взглянув на каменную мину, застывшую на моем лице, он продолжил: — Как невежливо, Кучики-сама, прошу Вас, снизойдите до своего скромного раба. Моя правая бровь взметнулась вверх со скоростью, на которую способны лишь истинные Кучики: — Раба? О, нет, нашему клану служат лишь самые достойные. — О, значит, Вы все-таки меня услышали, Кучики-сама, я безумно этому рад, — Гин улыбнулся шире, — так что, неужели неправда? Признайтесь: аристократы действительно питают некоторую слабость к заумным, но пустым выражениям. — Не то что бы слабость, Ичимару-сан, — я растянула обращение, передразнивая собеседника, и, желая поставить наглеца на место, с ехидной улыбкой продолжила, — просто у благородных есть на это время: нам, знаете ли, не нужно постоянно думать о том, на какой бы помойке подобрать объедки, чтобы не умереть от голода. Чего не скажешь об оборванцах из Руконгая. К тому же нас не гонят палками с площадей, если мы вдруг задержимся на них, чтобы поболтать, и мы не умрем от холода, как бродячие собаки, если вдруг долго будем оставаться без движения в лютую зимнюю стужу. Я пристально посмотрела в глаза Гина, желая узнать, какую реакцию произвели на него мои слова, и осеклась. Его тонкие губы продолжали улыбаться, но ясно-голубые глаза, всего на секунду раскрывшиеся чуть шире обычного, выдали, конечно, не обиду, но злобу раненого зверя. Неужели переборщила? Но разве можно было перегнуть палку с Ичимару, главным насмешником и шутом Готея 13? Стало как-то мерзко от самой себя, и в голову начали закрадываться предательские мысли о принесении извинений, однако в следующую секунду улыбка на лице Гина расползлась еще шире, отчего стала казаться совсем уж сумасшедшей. Новоиспеченный синигами, бросив на меня короткий взгляд, отвел глаза-щелки к беззвездному небу и непринужденно, словно говорил о погоде, вновь обратился ко мне: — О Вас по Сейрейтею ходят разные слухи, Кучики-сама. Я, конечно, не сплетник, но слышал парочку, когда учился в Академии духовных искусств. Должен Вам сказать: весьма занятные вещи болтают эти зеваки, так что, прошу, удовлетворите мое любопытство. Вы спите со своим братом? Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, а уже через мгновение ночную тишину, нарушаемую лишь тихим гомоном голосов высокопоставленных офицеров, решавших организационные вопросы, пронзила звонкая пощечина. Все собравшиеся, недоуменно переглянувшись, одновременно замолкли и обернулись в нашу сторону, однако на тот момент меня это мало волновало. Я не могла поверить, что хотела просить прощения у этого человека, безусловно, абсолютно безнравственного и бесчувственного. Скажи он это в приватной обстановке, на такое еще можно бы было закрыть глаза: кто всерьез станет обращать внимание на слова шута. Но Ичимару позволил себе подобную пошлость в присутствии нескольких десятков синигами, и кто-то из них наверняка расслышал его слова, поэтому этот выпад уже нельзя было оставлять безнаказанным. На несколько долгих секунд, последовавших за звоном моей пощечины, в воздухе повисло напряженное молчание. Невольные свидетели нашей перепалки, не произнося ни слова, переводили взгляды с меня на Ичимару. Он же, сперва отведя голову вправо от силы полученной оплеухи, стремительно выпрямился и прямо посмотрел на меня со смесью насмешки и все той же злобы раненого зверя. Щека Гина резким алым пятном выделялась на фоне белого лица, и я подозревала, что выгляжу сейчас примерно так же, так как чувствовала, как сильно горели мои собственные щеки. Айзен первым нарушил молчание: — Неужели этот юноша чем-то оскорбил Вас, Кучики-доно? Если Вы пожелаете… — Не стоит, — прервала я, отворачиваясь разом и от наглого синигами, и от его скользкого предводителя, — моя оскорбленная гордость не должна быть предметом Ваших волнений. Если Вы закончили, я бы хотела вернуться к себе. Айзен вопросительно посмотрел в сторону своего капитана, а тот, в свою очередь, с изрядной долей сомнения покосился на меня, однако, получив от меня ободряющий кивок и приметив, как на пару секунд на моих губах вновь заиграла кривая ухмылка, утвердительно кивнул. Старшие офицеры второго и пятого отрядов обменялись еще парой фраз, а затем Хирако, поманив своих людей за собой, ушел в сюмпо. — Было очень приятно поболтать с Вами, Злюка-сама, но, к сожалению, я вынужден идти, — пропел Ичимару и, уже пройдя пару шагов, добавил, подняв правую ладонь на один уровень с головой, — бай-бай. Вскоре и Йоруичи, дав несколько распоряжений, распустила своих подчиненных во главе с лейтенантом по баракам, так что на площади, некогда заполненной душами в черных шихакушо, теперь остались лишь мы с Шихоин. — Совершенно невыносим, — пробурчала я, все еще находясь под впечатлением от недавнего диалога с Ичимару. Кошка взглянула на меня со свойственной ей озорной насмешкой. Конечно, она сразу поняла, о ком идет речь, и поспешила сунуть свой нос в вопросы моей попранной чести, ни разу не вспомнив о том, что совсем недавно Айзен, уже пытавшийся это сделать, потерпел сокрушительную неудачу: — Какая муха тебя укусила, малышка Сэй? Не припоминаю, чтобы тебе когда-нибудь была свойственна вспыльчивость твоего брата. — Ты прекрасно знаешь, — принцесса клана Шихоин не ошиблась в своей уверенности в том, что она получит ответ. Не было смысла отказываться от объяснений теперь, когда все посторонние покинули площадь, — дело не в словах, не в моей гордости и уж точно не во вспыльчивости, дело в чести клана, дедушка очень горячо переживает такие вещи. Мы какое-то время помолчали, каждый думая о своем. Йоруичи, наверное, все еще была занята предстоящим заданием, хотя я бы не удивилась, узнав, что ее мысли загружены вещами не столь высокими. Например, обдумыванием саркастичного замечания, касающегося ее мнения о клановой чести. Моя же собственная голова усиленно занималась анализом событий прошедшего вечера, после которого я пришла к единственному верному выводу, который и поспешила озвучить: — Не хочу больше встречаться с этим человеком. — Вот как? — Йоруичи глянула на меня с какой-то особенной игривостью. — Очень жаль, потому что завтра ты отправишься на задание вместе с ним. — За что? — спросила я и, сложив руки на груди, неодобрительно посмотрела на собеседницу. — И не думай спорить, малышка Сэй, тебе нужна практика. Бросив эту фразу, принцесса клана Шихоин, ничего толком не объяснив, ушла в сюмпо, оставив меня наедине с собственными догадками. Впрочем, ничего другого от Йоруичи я и не ожидала.