Алатсу

— Наигрался? — вместо «привет» всего одно слово, которое он слышит, стоя на чужом пороге. Вместо очевидного ответа Ваня стыдливо кривится и по-прежнему молча пересекает порог до невероятного уютной обители Фёдорова. — Отпишись, — единственно, что сообразил сказать Евстигнеев и вдруг поднял на Мирона глаза. Тот вскинул бровь: — Не хочу, — усмехаясь, сказал он. — У неё есть потенциал. — Потенциал ебать мне мозги, — зло оскалился Ваня. Фёдоров же на это неодобрительно на улыбке скривился: — No. Так нельзя. — а затем медленно развернулся и зашагал по своей огромной квартире на кухню. Ваня тяжело вздохнул, пытаясь побороть неловкость, а потом небрежно избавился от грязных из-за уличной слякоти кроссовок, последовав за артистом. — Не считаю, что я не прав, — видимо, всё ещё злясь, поведал Ваня. Мирон, который доставал из своих запасов бутылку виски, обернулся на него через плечо, а потом покачал головой. — Как знаешь, — под тяжёлый выдох пожал плечами он. — Но! — провозгласил мужчина вместе с симфонией опустившегося на стол дна бутылки, — То, что она сходила по тебе с ума — очевидно. — Как и по Храмову до нашей встречи, и по Эрику… — издевательски протянул Ваня. — Facts, — закивал Мирон, вмиг наполняя стаканы крепким алкоголем. — Ну… — он в задумчивости приподнял свой стакан, — За любовь! — и хрипло засмеялся, опустив голову. — Ага, — улыбнулся Евстигнеев, поболтав в руках жидкость. — Забей, — выпив, посоветовал друг, — Найдём тебе кандидатуру получше. — Да, только в следующей раз постараемся не проёбываться у меня дома на «белье, подаренным её матерью». Парни ребячески рассмеялись, сверкнув друг на друга глазами.