Песня о тебе

Кофе грело руки Луи, он наконец-то одел утепленную джинсовку, потому что зима все ближе подкрадывалась к Лондону. Последнюю неделю осени он начинал день на этом балкончике со стаканом кофе, которое сам не пил. Этим утром он пришел раньше и задумался о том, что ему сказал Гарри, когда Луи впервые принес ему утренний кофе: — Знаешь, когда ты играл, я уже думал, что проиграю. Если бы струна не порвалась, так бы и было, — он взял бумажный стаканчик и, оперившись о перила балкончика, грел свои руки. — Я не думал, что на этой скрипучей штуке можно играть такие красивые мелодии. — Буду считать это комплиментом, — Луи встал с лавки, прикрытой плющом. Сейчас он стоял на ней коленом левой ноги и сам отогревал ладони чужим кофе. Почувствовав прикосновение к предплечью, он повернулся и увидел Гарри. Сегодня он пришел раньше, как и Луи, в его руках был файл с листами и стакан из той же кофейни, где обычно Томлинсон берет кофе для Гарри. — Ты купил себе кофе сам. Мог бы сказать, — Луи снова отвернулся ко двору университета. — Нет, это тебе, — Стайлс сунул скрипачу кофе, накрытый крышкой, поэтому Луи не мог распознать, что это конкретно за кофе, и забрал свой. — А еще я хотел спросить, как продвигается подготовка к прослушиванию. — Я не хочу в этом участвовать, — отрезал Луи и отпил свой напиток. Это оказался латте с карамелью. Как-то этот парень догадался о его страсти к сладкому. Гарри сжал файл, похрустев им. — Это было пунктом пари, — гитарист повернулся спиной ко двору. — Ты обязан сделать это. — Нет, Стайлс, я думал, что выиграю, — Луи начинал злиться. — Но ты проиграл, — голос Гарри становился более раздражённым. — И тебе придется пойти туда. Ты точно не пройдешь его, так что тебе нечего бояться, — он с прищуром посмотрел на сведенные брови Томлинсона. Луи повернулся и, словно принимая вызов, поднял бровь, глядя в зеленые глаза Гарри. — Отлично, Стайлс, посмотрим, кто тут не пройдет. Лиам говорил, что услышал от Найла, как вы готовитесь к прослушиванию в сопровождение, — Луи не отрывал от Гарри взгляда. — Да, — он улыбнулся одним уголком рта, обнажая уютную ямочку на щеке, заставляя Томлинсона смягчить взор. — Поэтому надеюсь, что ты пройдешь. Хотя это почти невозможно. — А если вы не пройдете? — глаза Луи вновь сузились, а губы стиснулись в тонкую линию. — Вероятность этого практически равна вероятности того, что тебя возьмут, за это не переживай, — Гарри усмехнулся в ответ на выпад скрипача. — Слишком самоуверенно, Стайлс, — Луи покачал головой, отпивая еще глоток вкуснейшего кофе, который оказался латте с соленой карамелью, раньше парню не приходилось пить его. Гарри протянул ему файл, в котором оказались ноты и флешка. — Ничего лишнего не подумай, это просто покровительский жест, — он сунул листы в руки оторопевшему Томлинсону и ушел в здание, оправдавшись подготовкой к первой паре. — А флешку вернешь завтра! — уведомил гитарист уже практически на входе в коридор университета. Луи держал над головой зонт, рукавом вытирая очки. Дождь решил вернуться в такой родной ему и давно забытый Лондон, а линзы парня, которые он носил каждый день, ускользнули из баночки. Пока скрипач искал их, он наступил на одну из них — вторую он так и не нашел. Он уже немного опаздывал, чтобы отдать кофе Стайлсу, но Луи еще даже не купил его, поэтому походка скорее напоминал бег. Телефон вибрировал в кармане джинсовки, и ему пришлось остановиться, чтобы надеть очки, достать телефон и сразу же продолжить свой забег. — Томлинсон, прикрой меня на истории инструментов! — голос Стайлса немного оглушил Луи. Он зло посмотрел на экран, где была надпись: «Садист: (», желая, чтобы Гарри разбил себе лицо. — У меня тоже есть пары, тебе совсем не интересно?! — таким же тоном ответил скрипач. — Придержи коней, как ты с хозяином говоришь? — насмешливо сказал Гарри. — Хватит. Я не буду тебя прикрывать, у меня есть занятия, — ответил Луи, останавливаясь и протирая чуть вспотевшие стекла очков снова. — Не ври, Томлинсон, я знаю, что у тебя окно, — Гарри сказал, ставя точку в разговоре. — Если у меня там будет пропуск, я очень сильно разозлюсь. Пока. Томлинсон услышал гудки, когда уже глубоко вдохнул, чтобы возразить. Парень, задыхаясь от гнева, убрал от уха телефон. Луи хотелось бросить его и еще попрыгать на корпусе, чтобы причинить боль Стайлсу, но, к сожалению, он бы этого не ощутил, поэтому Томлинсон посильнее сжал телефон и спрятал в карман поглубже. Луи сидел за последней партой аудитории, обычным местом Гарри, и прятал голову за рюкзаком. — Стайлс? — спросил преподаватель, желая узнать, присутствует ли студент на паре. У Луи затряслись коленки, он, набрав воздуха, ответил, понизив голос на пару тонов. — Тут, — вышло не очень, и, видимо, Найл, который уже сидел на третьей парте, когда Луи проскользнул за ближнее к выходу место, узнал его голос. — Молодой человек, — преподаватель поднялся со своего места и подошел к последней парте, возвышаясь над нерадивым студентом. — Вы что, меня за дурака держите? Луи поднял взгляд на своего «любимого» преподавателя истории. — Здравствуйте, — он вежливо улыбнулся ему. — Раз вы сегодня вольный слушатель, то будьте добры приготовить доклад для своей группы по сегодняшней теме, — он кивнул ему, и повернувшись спиной, сказал уже для остальной группы. — А сегодня это «История волынки». Томлинсон, вспомнив ужасный вой этого адского инструмента, беззвучно застонал и упал на рюкзак. Гарри и Луи стояли в кабинете проректора и держали в руках объяснительные, которые писали после пар последние полчаса. Гарри ничего не говорил и даже не смотрел на Луи все это время. Мужчина, с покрашенными в черный, волосами, что видно из-за седины на корнях, принял исписанные с одной стороны листы формата А5 и поменял их. — Читайте в слух, — он откинулся на спинку широкого кожаного кресла, готовясь слушать каждого из парней. Луи чуть смял бумажку Гарри и испугано глянул на него. Стайлс начал читать. — «Сегодня я поступил очень-очень неправильно. Я понимаю свою ошибку, и то, что очень-очень нарушил правила посещения университета. Я совершил ужасный-ужасный проступок и очень-очень… — Гарри насмешливо посмотрел на Томлинсона. -… очень сильно извиняюсь. Такого больше никогда… — он усмехнулся, -… никогда не повториться». — Ваша очередь, мистер Томлинсон, — мужчина перевел взгляд на скрипача. — «Я, Гарри Эдвард Стайлс, попросил Луи Томлинсона, назваться своим именем на паре профессора Робина, так как выполнял неотложное поручение матери. Это было неправильно с моей стороны, прошу принять свои извинения» Луи, не веря своим глазам, еще раз пробежался по строчкам. Все было так просто и лаконично, ему во второй раз стало стыдно за свою объяснительную. — Я надеюсь, вы поняли свои ошибки, так что для профилактики вам нужно убраться в костюмерной актерского факультета, — мужчина положил локти на дубовый стол и, сложив ладони, положил подбородок на тыльную сторону. — Миссис Уильсон все проверит и лично доложит. — Мы все очень-очень хорошо приберем, да, Лу? — Стайлс опять насмехался над своим временным рабом. Тот сжал кулаки и вдохнул поглубже, чтобы не вспылить. Парни стояли перед дверью в костюмерную, толкнув ее, они увидели не просто беспорядок, а вселенский хаос: ни один наряд не висел на плечиках, не говоря уже о специальных стойках, парики лежали на всех горизонтальных поверхностях, а обувь валялась вперемешку с аксессуарами в виде шляпок и сумок. — Мы тут никогда не уберемся, — обреченно проконстатировал Луи. — И не говори, работы тут на пару суток, — Гарри поднял с пола парик с ярко-синими кудрями. Осмотрев его со всех сторон, Стайлс кинул его в скрипача. — Удачи! Он прошел и сел за стул, предварительно переложив средневековые парики и пару туфлей с камнями на стол рядом, и вперил свой взгляд в Луи. — Что ты имеешь в виду?! — Луи возмутился. — Ты мой раб и я повелеваю тебе прибрать тут все, — Стайлс демонстративно закинул длинные ноги в замшевых ботинках на стол и сложив руки на груди. — Чем раньше начнешь, тем раньше закончишь, Томлинсон. Гарри взял ярко-розовый парик с соседнего стула и кинул его в Луи. — Примерь. Я уверен, тебе к лицу. Томлинсон поймал его, прижав к груди локтями. Он возмущенно откинул недлинную челку с лица, что щекотала его лоб, и ушел за одну из стоек с наваленной на нее одеждой. Вернулся он через минуту, одетый в какой-то сомнительный голубой жилет, вышитый золотыми нитками. Гарри, оторвавшись от телефона, сначала потерял дар речи, а затем рассмеялся так громко, что Луи волновался за свои очки, точнее линзы в них. — Ты выглядишь прекрасно, — Гарри навел камеру телефона на Томлинсона и сделал снимок. — Тебе стоит пересмотреть свой имидж, — парень показал снимок его модели. — Хэй! Если это увидит третья пара глаз, — Луи был на гране того, чтобы рассмеяться. — ты пожалеешь. Гарри поднял взгляд на Луи, который все-таки рассмеялся, глядя на изображение в телефоне. Он заметил, что очки, на удивление, были к лицу скрипачу. Его рука потянулась к его лицу, чтобы убрать неоново-розовые кудряшки с глаз Томлинсона и получше их рассмотреть, но, резко изменив свое решение, пальцы схватились за дужки и сдернули очки. Он надел их и ждал реакции Луи. -Хэй! Зачем ты их забрал? — он сузил глаза до щелочек, стараясь разглядеть свои очки. — Мне идет? — спросил Гарри. — Ты идиот, я ничего не вижу, — закатил глаза, наконец-то выпрямляясь. — Но, если ты о том, идет ли тебе быть идиотом, скажу, что ты явно для этого был рожден. — Тогда я сфотографируюсь в них для тебя, — он щелкнул камерой и вложил очки снова в руки Луи. — Смотри! На фотографии стоял недовольный Луи в своем розовом парике и чуть ближе к камере стоял Гарри в прямоугольных его очках. Томлинсон соврал бы если бы сказал, что этому придурку не идут очки. Ему все в мире шло, потому что с внешностью парню чертовски повезло. Обдумывая это, Луи слегка подзатянул с ответом. — Не знаю даже, мне, по-моему, больше идут, — пожал плечами скрипач. — Я тоже так думаю, — ответил Гарри чуть более тихо, чем мог бы. Найл сидел в столовой над нетронутым завтраком, подперев голову рукой и глядя в даль. Его не отвлек от этого дела даже громкий звук удара подносом о стол. — Ты не прекратишь пялиться на него? — Ник сел напротив, повернув голову в сторону объекта созерцания Хорана. — Может, стоит подсесть к нему? Я имею в виду, прямо сейчас. Найл задумался на секунду, а затем схватил поднос и резко поднялся с места, бросив небрежное «Ага». Зейн ел свой салат из капусты и брокколи; его почти тошнило от такого ежедневного набора продуктов рациона, зато сегодня был белковый день, по возвращению домой его ждала двухсотграммовая отварная куриная грудка и салат из морепродуктов. Конечно, цель оправдывала средства, не мог он себе позволить есть все, чего так сильно хочется. Наверное, факт того, что музыкантам не нужно так беспокоится о своем внешнем виде, и был причиной ужасной ненависти к этому факультету. Он никогда даже не пробовал узнавать что-то о человеке из этого факультета. И, должно быть, казался им злым человеком. Но ведь он не был таким вовсе, он просто мечтал об идеальной карьере. Вилкой ковыряя в салате, он хотел как можно скорее оказаться дома. — Привет, — странный парень, что наблюдал за ним во время репетиции, сел напротив с подносом, полным вкусной и вредной еды: сэндвич с беконом, омлет с помидорами и стакан с лимонадом — классический обед студента, то, на что в семье Маликов лежит табу. Мысленно пуская слюни на этот поднос, Зейн ответил, с легкой ноткой злости — только музыканты могут позволить себе все это: — Что? Зачем ты здесь? — Я просто хотел присесть рядом, ты кажешься хорошим парнем. Меня зовут Найл, — ударник заглянул в бокс Зейна. — Что ты ешь? Малик посмотрел в судочек и резко прикрыл его. — Это не твое дело, — зло кинул тот. Еда оказалась спрятана в рюкзак, а тот — надет за спину. Зейн поднялся с места и хотел уйти, но его остановила шероховатая ладонь Найла. — Держи, — он вложил в руку танцора батончик сникерса. — Эти брокколи отвратительны. Малик выдернул руку и ушел, пряча шоколадку в карман.