§
Ведомость удалось отдать как раз вовремя. Прислонившись к стене возле деканата, Евстигнеев пытался отдышаться. На кой хер он так носится с гребанным Светло, он понятия не имел. Ну, оральный секс у них случался периодически. Ну, это было отлично. И что? У Вани было достаточно отличного секса и до Вани. Ленивый кусок дерьма, уже шестой год никак не может доучиться. Если бы не Слава, который стал работать на немецкой кафедре четыре года назад, то вылетел бы Светло как миленький отсюда. Но нет, пока Машнов по фану заканчивал магистратуру, Ванька отсиделся с годик в академе, затем заново штурмовал свой последний курс бакалавриата (не без помощи Славы), но таки снова нихера не сдал (в основном, потому, что это был Славин выпускной год, и он слегка был заебан магистерской и не писал за него никаких работ) и опять ушел в академ. И вот уже который раз деканат оставлял Светло на второй год, и только потому, что Машнов пару лет назад перепихнулся с завкафедрой немецкой филологии и с тех пор чуть ли не веревки из него вил. Мирон Янович не был самым милым из преподавателей. Его даже добрым назвать было нельзя. Студенты его боялись и хуесосили за спиной регулярно. В отличие от них, Мирон рассказывал обучающимся у него лошарам, какое они дерьмо, в лицо. Бескомпромиссный и жесткий, Фёдоров гонял весь университет (включая профессорско-преподавательский состав и руководящую верхушку) по струнке смирно. Но сраный Машнов вызывал в нем какую-то неконтролируемую слабость. И это поначалу очень бесило Евстигнеева. Однако в сентябре нынешнего учебного года произошли некоторые перемены.Четыре месяца назад
Ваня сидел и дымил на скамейке возле универа, думая о том, прокатит ли трюк с написанием у Славы диплома во второй раз. Год назад Славе наконец закинули в нагрузку целое одно место для дипломника, и Ваня сразу же заорал «Занято!», едва услышал об этом. Он даже Славу самого спрашивать не стал, а просто влез, наорал на всех одногруппников, мол, Вячеслава Валерьевича не трогать, и уже потом оповестил о своем решении самого Машнова. Без проблем, Слава согласился — возможно, теперь Светло наконец-таки закончит этот долбанный факультет и получит свою бумажку о вышке. А то Машнова изрядно подзадолбало постоянно писать ему рефераты, помогать с проектами, переводами и всем, чем попало. И все могло бы хорошо закончиться еще в тот раз, если бы сначала Светло не завалил на госе Евстигнеев, а затем, услышав от своего Ивана Игоревича, что Слава половину диплома настрочил за Ваню, сам Мирон Янович не сказал, что к защите его не допускает. "Ебанный бородатый пидор, — думал Ваня, — вот же не живется ему спокойно". Славе пришлось изрядно попотеть, днем и ночью, над бумагами, текстами и самим Мироном, чтобы тот хоть немного сменил гнев на милость. Таким затраханным в обоих смыслах Ваня своего друга еще не видел. И нихуя это было не хорошо, для Машнова все закончилось серьезным переутомлением и в качестве вишенки на торте — ангиной посреди лета. Красота, блять. Зато после этого Мирон стал заваливать его работой вдвое меньше, чем делал это до инцидента с Ваней, то есть, в обычное время. У Вани со Славой было две версии насчет такого ахуевшего поведения Евстигнеева. Первая заключалась в том, что Игоревич был страстно и, видать, безответно влюблен в Фёдорова и ревновал его к Славке. Вторая была более смелой, но не менее возможной: Евстигнеев просто хотел Машнова, но не мог его получить. И поэтому стремился всячески ему подгадить. А какие еще оправдания такому ебнутому поведению? Ладно на экзамене Иван Игоревич продемонстрировал во всей красе свою преподавательскую строгость, это классика, Евстигнеев всегда был душой любой студенческой аудитории, но сдавать ему, если ты хер свой клал (что Светло делал достаточно откровенно) — сущий ад. Однако доносить боссу на Славу, узнав откуда-то, что тот пишет диплом практически за своего студента… Верх долбоебизма. Докурив, Ваня отправился на пару, которую должен был вести как раз Слава. Войдя в аудиторию, Ваня кивнул очередным одногруппникам и уселся за последнюю парту. Занятия со Славой всегда проходили весело, и Светло, спустя три года, наконец стал признавать, что его друг шарит. А поначалу он в открытую стебал его, и, в ответ получая шутки про второгодников-неудачников, затыкался. Но не надолго. Машнов даже несколько раз просил его прекратить эту хуйню, иначе он будет с ним обращаться как с особо наглым и невоспитанным обычным студентом, выгонять с пары и наказывать недопусками к экзаменам. Листая ленту твиттера, Ваня улыбался своим воспоминаниям об их со Славкой словесных перепалках с позиций "студент — преподаватель". - Добрый день, - раздался совершенно не Славин голос. Ваня резко оторвался от телефона и посмотрел на вошедшего Евстигнеева. "Вспомнишь говно, вот и оно, блять," — недовольно отметил про себя Ваня. Далее Иван Игоревич на немецком объяснил ребяткам, что вести пары делового немецкого у них будет он. - Извините, - нехотя сказал Ваня, - в расписании написано, что Вячеслав Валерьевич. - По-немецки, пожалуйста, - ответил с непроницаемым лицом Евстигнеев на нужном языке. Улыбаясь в предчувствии очередного замеса, Ваня кивнул и повторил то же самое на немецком. - Вы же не первый год на филфаке, Вань, - ответил Иван Игоревич, сделав недвусмысленное ударение на словах "не первый год". - Расписание обычно появляется через неделю после начала занятий. Мне в два часа ночи сказали, что у меня сегодня пары. По аудитории пронёсся смешок, половина девочек сидели с выпученными влюблёнными глазками, а вот Ваня общего одобрения и радости не разделял. Это Фёдоров таким образом пытался его выкинуть, наконец, с факультета? Впервые за долгое время Светло оставался в напряжении на протяжении всего занятия.