§
Ваня Светло ужасно скучал по Ивану Игоревичу Евстигнееву, который был за бугром, а не под боком. Буквально перед этой резкой командировкой они гоняли на тачке за город, в крутые домики на берегу озера, где провели три дня, из которых два не вылезали из постели и еще один — гуляли и кайфовали (а потом всю ночь не спали, и в итоге выехать обратно им пришлось позже — Ваня категорически отказался пускать неспавшего Евстигнеева за руль). Но сейчас казалось, будто с этого момента прошло несколько месяцев. Гриша лежал рядом на кровати, по-царски вытянувшись так, что голова его была ровно на подушке, и взирал на Ваню полным скептицизма взглядом. Посмотрев на кота, Светло снова вспомнил, как с ним знакомился Евстигнеев — бесцеремонно подхватил на руки и стал активно чухать и гладить под аккомпанемент Ваниных воплей "ТЕБЕ ТАКАЯ ПИЗДА, ГОСПОДИ, А ТЫ ЕЩЕ И В ДОРОГОЙ РУБАШКЕ, БЛЯТЬ, БЫСТРЕЕ КИДАЙ ЕГО В СТОРОНУ И УБЕГАЙ!". Но Гриша, который обычно отвешивал сочных лещей всем, кто хотя бы пытался к нему приблизиться, в руках Евстигнеева прищурился и громко замурлыкал, подставляя голову для ласк. Произнеся "ах ты пидорас шерстяной", Светло с ничего не выражающим лицом ушел на кухню осмыслять увиденное. Но сейчас Ваня мог думать только о том, чтобы телепортироваться к Евстигнееву и, минуя все вступления, уверенно усесться на его член. Обреченно вздохнув, Светло взял телефон, чтобы спросить у Вани, как прошел день, и мобильный вдруг завибрировал в руке. - Да, - довольно протянул Ваня, переворачиваясь на спину. - Я не разбудил тебя? - поинтересовался Евстигнеев. - Нет, но застал в постели, - Светло усмехнулся. - Рад тебя слышать. Очень. - Это взаимно... - Собирался писать тебе, - Ваня улыбался так, что скулы уже начинали болеть. - Прости, я прочел твои мысли, - мягко рассмеялся Евстигнеев. - Помнишь, как я приехал к тебе утром? - Чтобы забрать в универ или когда соскучился? - Когда соскучился. - Да. Ваня очень хорошо это помнил. Гриша очень хорошо это помнил, потому что ахуел от происходящего. Ванин зад, казалось, до сих пор это помнил. Вся его квартира это помнила и забывать не собиралась. - Помнишь, как мы лежали и обнимались, - не спеша проговорил Евстигнеев, - и... - И как я накинулся на тебя? - О да. - Отлично помню, - довольно улыбнулся Ваня. - А как я прижимал тебя к стене и... - И у тебя, блять, уже давно стоит, - постановил Светло и закусил губу. - Да, - Ваня прозвучал виновато. - Что ж, мы это уже делали... В этот раз, нахуй сраженный напором Евстигнеева, Ваня моментально завёлся тем же настроением и сам нашептывал в трубку подробности того жаркого утра. - Черт, как же я хочу тебя, - прошипел Евстигнеев, вгоняя в краску. Светло так хотелось подорваться и приехать. Но Ваня же был в ебанной Германии, а не в другом районе. Еле слышно простонав от бессилия, Светло выдохнул в трубку: «Знал бы ты, как я тебя хочу». Если любовь — такая, то Ваня был готов ей поклоняться и слагать стихи безостановочно.§
- Итак, - Слава обвёл взглядом аудиторию. - Поднимите руки те, кто добросовестно перевел все главы толстой важной книги, написанной на старонемецком? Ага, великоле... - начал Машнов, увидев всего три руки, а затем, рассмотрев их владельцев, с покерфейсом быстро проговорил: - Серёжа, опустите руку, не ведите себя как шайзе. Супер. Всего двое. Ань, Вы сделали это письменно? - Только некоторые фрагменты, - ответила девушка. - Великолепно, - расплылся в улыбке Слава. - Вы не сделали домашнее задание, которое вам еще летом дал господин Фёдоров. Вы что, в бессмертие уверовали? Или всерьез решили, что он забудет, и не проверит? А вместе с тем проявили невероятную смекалку, решив, что, раз Фёдоров забудет — задание никто проверять не станет? Если честно, четвертый курс, мне больше нравится версия с искренней верой в бессмертие. Исходя из нее вы выглядите не настолько глупо. В аудитории воцарилась мертвая тишина. Даже Ваня замер, наблюдая за своим другом и почувствовав, как над их головами собираются мрачные тучи. Сидящий рядом с ним Серёга в честном ахуе глядел на Вячеслава Валерьевича, отказываясь верить, что самый крутой, веселый и отбитый препод принадлежит-таки стороне зла. - В сложившейся ситуации массового уверования в вечную жизнь, у меня возник вполне логичный вопрос — вы на кару небесную нарываетесь? - по тону Слава звучал почти как Мирон, и от осознания этого у Вани по затылку пробежал небольшой табор мурашек. Серёга рядом переводил взгляд с Вани на Славу и обратно. Он никак не мог воткнуть, стоит ли ржать со слов преподавателя. - Поскольку вы слишком шокированы, чтобы говорить, взгляните на меня с ужасом, и это будет означать согласие, - как бы между прочим отметил Машнов, сверля взглядом аудиторию. Немая сцена была прервана резким открытием двери, за которым последовало явление в аудиторию головы Дмитрия Фёдоровича Хинтера. - Вячеслав Валерьевич, можно Вас? - спросил он. Быстро кивнув, что сейчас выйдет, Слава бросил напоследок: - Ищите пока оправдание вашему существованию. Когда Машнов вышел, Ваня выдохнул. Последняя фраза была максимально ироничной и жирно намекала на то, что Слава откровенно издевался над ними последние несколько минут. Нервно усмехнувшись, Светло подавил в себе порыв подняться и выйти вслед за ним, чтобы нарваться на неприятности. И остался на месте хихикать. - Мне передали, что Вы искали меня в срочном порядке, - обратился к нему Хинтер, как только Слава вышел и пожал ему руку. - Да, это так! - подтвердил Машнов. - Но в этом уже нет необходимости. Всем своим видом Слава старался изображать незаинтересованность — не признаваться же ему, что он несколько минут назад собирался пробраться в кабинет Хинтера. - Если что-то понадобится, я у себя, - сказал Дмитрий Фёдорович. - После занятия зайдите, я Вам бумаги отдам некоторые, их нужно будет на немецкую кафедру отнести. Но для начала мне их надо подписать. - Хорошо, - кивнув, Машнов проводил его глазами до кабинета, а затем открыл дверь в аудиторию, где перешептывался прихуевший четвертый курс. Вячеслав Валерьевич вошел, и все замолкли. - Кайфанули? - спросил он, не улыбаясь. Телефон Машнова засветился, показывая новое сообщение. Писала Женя: «Даже не вздумай что-то предпринимать по поводу Хинтера, его проект нам выгоден». Пока Слава искал свое разочарование где-то меж цифровых строчек, среди общей тишины раздался голос Вани: - Смотря о чем Вы. Вячеслав Валерьевич, старонемецкий — полная жесть и, к тому же, жутко скучная. - Согласен, - Машнов развел руками. - Надеюсь, вы успели прочувствовать то неуловимое ощущение, которое настигнет вас в будущем, когда на моем месте окажется сам Мирон Янович. Ладно, выдохните, - Слава не выдержал и рассмеялся, а аудитория вздохнула с облегчением, - вас не казнят. Кто выполнил — тот молодец. Кто нет — у вас есть шанс. Здесь, - Машнов кивнул на толстую папку, лежащую на его столе, - работы столько, что сами-знаете-кто, - ткнув пальцем в потолок, Слава вызывал хихиканье у всей группы, - готов простить вам невыполненный перевод, если вы поможете эту работу закончить. - А я почти поверил, что нам пизда, - прошептал Серёга Ване. - А теперь у меня позорно стоит на твоего друга даже больше, чем на Евстигнеева. Сука, Ванечка меня порежет, нельзя быть таким впечатлительным... Светло чуть в голос не заржал на весь корпус. Тем временем Вячеслав Валерьевич раздал всем задание и стал объяснять, что нужно сделать.§
Приехав из командировки, Мирон продолжал ебашить в диком режиме, следуя заранее намеченному плану. У него всё обстояло гораздо проще. Фёдоров регулярно снимал стресс после рабочего дня в компании себя и бутылки крепкого алкоголя. Мирон очень целенаправленно, с чувством, толком и расстановкой, невероятно методично для человека с его темпераментом, спивался. Он пил до Германии, пил там, пил, пока они сидели в зоне ожидания в аэропорту, и нарушать великолепную цепочку не собирался. Единственной его задачей было контролировать свое состояние по отношению к работе. И пока что ему удавалось это. Разгребая заваленный рабочий стол на компьютере (заседание по поводу переизбрания директора филфака было уже послезавтра, а Фёдоров любил наводить порядок на ноуте перед важными событиями), Мирон обратил внимание на папку с названием «Мюнхен 2016». В ней оказались фотографии с местной конференции. Мирон давно не залипал в компе и, решив отдать дань былым временам, неторопливо просматривал кадры, попивая вискарь, пока не наткнулся на серию фото, где он вещал за кафедрой о... это был доклад по прагматике или лингвокультурологии? Фёдоров сам уже не помнил. Однако одна фотография привлекла его внимание очень сильно. На ней он стоит, с улыбкой что-то объясняя и разводя руками, держа в правой пульт от проектора. Типичная картина. Но не её фон. За длинным столом, находящимся сбоку, все важные персоны мюнхенского университета с серьезными лицами внимают его речи, и кто-то смотрит на него, кто-то — в огромный зал людей напротив или многочисленные экраны с презентацией, а кто-то просто пялится в стол. Кроме его команды. Женя сидит с очень нервной улыбкой и наверняка проверяет слайд на опечатки, сосредоточенно глядя в экран перед собой. Илья с очень сложным лицом смотрит в зал. Ваня, как всегда, выглядит очень расслабленно, непринужденно откинувшись в кресле и с интересом смотря на вещающего Мирона. Как и Слава. Но Слава выглядит совершенно иначе. Он так же, как и Евстигнеев, спокоен и сидит в кресле как в своём собственном. Но на Мирона он смотрит с улыбкой, не говорящей ни о нервах, ни о веселье, ни о восхищении. И даже не об отсутствии внимания. Слава смотрит так, будто знает о Мироне что-то, чего не знает никто, и он никогда это не выдаст; он смотрит так, будто его распирает от гордости за Фёдорова и... Мирон потер шею, отодвинувшись от экрана. Если это — не тот самый влюблённый взгляд, то он — надежда русского хип-хопа. Но самое жуткое было в том, что Фёдоров больше не увидит этот взгляд, хотя готов был отдать за него всё. От всей своей жизни, которую он больше десяти лет выстраивал, отказаться. У Мирона весь мир завертелся перед глазами калейдоскопом. Он машинально закинул себе в рот сигарету и прикурил, даже не потрудившись подняться и выйти на балкон или хотя бы открыть окно. С обильным выдохом дыма Фёдоров откинулся на спинку дивана и невидящим взглядом смотрел перед собой. Дошло. Более, чем дошло.§
Евстигнеев взял трубку, так настойчиво жужжавшую у него перед лицом. - Да? - как можно более внятно и бодро произнёс он. - Вань, я не могу ему дозвониться, - голос был Женин, и голос граничил с истерикой. - Он должен был давно подняться. Заседание через час! Ваня пытался собрать вместе информацию и понять, о чем вообще речь. - Ванечка, пожалуйста, узнай, что с ним! - взмолилась Женя. И тут до него дошло. - Жень, я... Ты о Мироне? Который час? - Семь утра, Ваня! Через час заседание! Он трубку не берет! Я переживаю уже за него! Евстигнеев посмотрел на часы. Не семь, допустим, а без двадцати... И будильник у него через десять минут должен заорать. Ваня резко сел. - Я сейчас заеду к нему. Перезвоню. - Хорошо, спасибо, я жду! Соскочив с кровати, Евстигнеев понёсся в ванную умываться. Одевшись за рекордный срок, он схватил сумку со всеми бумагами, телефон, запасной ключ от квартиры Мирона и ключи от машины и вылетел из дома. Все это время пытаясь дозвониться боссу. Но телефон Фёдорова продолжал выдавать ему долгие гудки без ответа. Ваня доехал так быстро, что сам с трудом верил в это. Но времени на удивления не было — он бегом поднялся на нужный этаж и, не церемонясь, отпер дверь в квартиру Фёдорова. Войдя, Ваня подумал, что оказался вовлечённым во что-то личное. Ему даже на какое-то мгновение пришла в голову мысль, что здесь он сейчас столкнётся со Славой... По всему полу была разбросана одежда, рваным следом ведущая почти от самого порога вплоть до спальни Мирона. Будто ее срывали в порыве страсти. В очень буйном и, возможно, пьяном порыве. Осторожно подняв куртку Фёдорова и бросив ее на вешалку, Ваня переступил через джинсы и едва не оцепенел, увидев недалеко от них бюстгальтер, лежащий поверх женского платья. - Бляяяяяять. Евстигнеев быстрым шагом вошёл в спальню, игнорируя лежащие под ногами шмотки. В спальне перед ним раскрылась картина маслом. В постели Мирон действительно был не один. От шума первой проснулась явно до сих пор пьяная дама, быстро натянувшая до шеи одеяло, уставившись на Ваню полными недоумения глазами, сверкающими из-под темных прядей слегка спутанных волос. - Я думаю, Вам пора, - сухо сказал Евстигнеев, позабыв напрочь о том, что девушка ни в чем не виновата. Кивнув, она стала озираться по сторонам в поисках одежды. Ваня сделал глубокий вдох. - С одеялом встаньте. Я не смотрю. Подойдя к Мирону, растянувшемуся на животе почти на всю кровать, Ваня перевернул его на спину и хорошенько труханул. - Мирон! Поморщившись, Фёдоров отвернулся. - Прости, босс. Ваня влепил Мирону пощёчину. Достаточно крепкую, чтобы привести в чувства, но не слишком сильную, чтобы оставить след. Открыв глаза, Фёдоров грозно глянул на Ваню и оттолкнул его, промычав: - Ебанулся, что ли? Уволю тебя... - Мирон, вставай. У тебя заседание. - Блядь, - простонал Мирон голосом, который был ниже его собственного на пару октав. - Я не могу. - Что значит «не могу»? - Мне хуево, Вань. Начальник был в полнейшее дерьмо. Быстро генерируя способы выхода из данной ситуации, Евстигнеев наткнулся взглядом на закрытый презерватив на тумбочке. Взяв его двумя пальцами, Ваня ещё раз толкнул Мирона. - Мирон? - Ванин голос прозвучал угрожающе. Посмотрев на квадратик, который ему показывал Евстигнеев, а затем на его лицо сатаны, Мирон очень захотел рассмеяться, но его тошнило при любом лишнем движении, и он лишь булькнул что-то вроде усмешки, а затем произнёс: - Не было ничего. - Может, не помнишь? - Нет, Вань, я просто не смог. - Поднимайся, - резко сказал Евстигнеев. - Я не... - Сейчас же. Вставай. Я не дам тебе проебать самое важное для университета событие. Ваня вышел. Девушки в квартире уже не было, и Евстигнеев почувствовал себя уродом за то, что грубо говорил с ней. Отложив самобичевание, он поставил чайник и, доставая чашку, придерживая ухом телефон, ждал, пока Мамай возьмёт трубку. - Да, Вань, что-то срочное? Я в деканате. Беззвучно выругавшись, Евстигнеев ответил: - Постарайся задержать всех, кого сможешь. - Что-то случилось? - уже тише спросил Мамай. - Потом. Я надеюсь на тебя. - Сделаю все, что в моих силах. Отбив этот звонок, Ваня выбрал другой контакт и, на секунду задержав в нерешительности палец над кнопкой вызова, снова выругался, в этот раз жёстче и вслух, и нажал на неё. - У аппарата, - растягивая слова, зевнул в трубку Слава. - Мне нужна твоя помощь. - И тебе доброе утро, грубиян, - цокнул Машнов. - Не бойся, не опоздаю. Приеду и помогу. - Приезжай. К Фёдорову. По голосу Вани Слава понял, что происходит какой-то пиздец. - Насколько релевантна моя помощь? - осторожно спросил он. Впрочем, уже махнув водителю такси повернуть в другую сторону. - Масштабы университета подойдут? - вздохнул Ваня, наливая кипяток в кружку. - Пожалуйста, приезжай. - Что случилось? - Слава выпрямился и прошептал таксисту: «Быстрее, я доплачу». - Ничего серьезного. Он просто в говно. А ему с ученым советом общаться через... блять, полчаса. - Думаешь, я помогу ему протрезветь? - с сарказмом в тоне ответил Слава, уже выйдя из такси. - Я думаю, ты поможешь мне физически. - Тогда через пять минут открывай. Пока Слава добирался, Ваня заставил Мирона выпить чашку крепкого чая. Фёдорову стало совсем немного полегче, но его все равно шатало и мутило, и каждое слово давалось ему с огромным трудом. Ваня помог ему дойти до ванной и оставил его там наедине с ледяной водой. А сам отправился открывать дверь Славе и звонить Жене с просьбой откладывать заседание как можно дольше. - Блюет? - деловито осведомился Машнов, едва порог переступил. - Нет... Вроде бы. - Уже неплохо! Поставив на пол бутылку пива, Слава скинул куртку и обувь. - Ты уверен... - начал Евстигнеев, покосившись на пиво. - О да, коллега. Из ванной вышел мокрый Мирон, в домашних штанах. На плечах полотенце. Нахмурившись, он перевёл взгляд с Машнова на Ваню. Затем на бутылку пива. - Н-нет, - очень слабым голосом выдал Фёдоров. - Тошнит? - спросил Слава. - От одного вида? - Почти...- Мирон медленно развернулся и потопал в спальню. - Никогда в таком состоянии его не видел, - тихо сказал Ваня, отправляясь следом за Мироном. - Найди аптечку, пожалуйста. Славе не надо было искать. Он и так знал, где у Мирона лежат лекарства. Но вместо этого Машнов открыл пиво и зашёл в спальню, где Мирон сидел на краю кровати уже в брюках, а Ваня как мамочка застегивал ему рубашку, потому что из-за дрожащих пальцев Фёдоров не мог справиться с пуговицами. Лицо Мирона отражало ненависть к самому себе. Он сидел, вцепившись руками в край кровати и плотно сжав губы, отчаянно пытаясь вспомнить, что такое мыслить. - Держи, - протянув Мирону пиво, сказал Слава. - Думаешь, поможет? - с сомнением спросил тот. - А ты не думай, - ответил Машнов, - ты пей. Сделав два осторожных глотка, готовый в любую секунду отправиться блевать, Мирон на удивление почувствовал себя чуть полегче. - Ну как? - спросил Ваня, поменяв бутылку в руке Мирона на пиджак. - Чуть лучше. - Почему не стоит воспринимать энтузиазм приезжающих к нам работать иностранцев всерьёз? - вдруг выдал Слава. - Потому что это ебаный медовый месяц, за которым последует культурный шок? - Мирон смотрел на него как на идиота. - Ты в элементарном знания мои проверяешь?! - Нет, настрой, - Машнов ухмыльнулся. - Психуешь, но голова работает. - И, значит, говорить на заседании сможешь, - заключил Евстигнеев. Шёл Мирон с трудом и очень медленно, поэтому Слава и Ваня поддерживали его. Погрузив босса в машину на заднее сиденье, они сели, и Евстигнеев погнал со скоростью света. Мирон, надо отдать ему должное, всю дорогу молча терпел, пытаясь отдышаться, и пару раз прикладываясь к бутылке с пивом, которую Слава заботливо взял с собой. Они приехали в университет вовремя, Мамай написал Ване, что начало не вот-вот стартанет, а отложено на пятнадцать минут, и Евстигнеев чуть не заорал от счастья. Все трое зашли в модный туалет главного корпуса и заперли дверь. От Мирона пахло пивом, и Слава с Ваней это прекрасно чувствовали. - Запах, - сказал Евстигнеев и принялся шарить по карманам в поисках жвачки. Запустив руку во внутренний карман пиджака, Слава извлек оттуда пакетик с яблочными дольками. - Это... из Мака? - вскинув брови, выдал Мирон. - Да, и не спрашивайте, откуда оно у меня. Ешь. От этого точно не блеванешь. Когда Фёдоров дожевал яблоки, Слава достал из другого внутреннего кармана небольшой флакон. - Это же мои... - промычал Мирон. - Да, именно, твои, - кивнул Машнов и стал опрыскивать его в стратегических местах. Ваня достал тем временем две жвачки: мятную и арбузную. Засунув в рот фруктовую жвачку в количестве нескольких штук, Мирон активно жевал всё это и смотрел на Евстигнеева и Машнова, ожидая вердикт по поводу запаха. Те переглянулись и кивнули друг другу. Мирон даже выглядел прилично, но ему всё ещё крайне плохо давалась речь. - Что мы можем сделать? - по существу спросил Ваня, глядя на него. - Я не знаю, - шумно выдохнув, Фёдоров открыл холодную воду и смочил лицо. - Это все терпимо, но... каждое слово... Мне бы переключатель, блять. Яростно похлестав себя по щекам, Мирон уселся на крышку туалета. - Кокаина нет ни у кого? - саркастически спросил он, всем своим видом выражая дикую ненависть к себе. А вот Слава за вопрос ухватился. Сделав глубокий вздох, он мягко отодвинул Евстигнеева в сторону, присел возле раковины и, запустив руку под нее, нащупал возле трубы нужную плиточку и, вынув ее кусок, достал пакетик, в котором лежала маленькая таблетка. Все это он проделал с каменным лицом. Ваня смотрел на него в явном ахуе, а Мирон нахмурился, в этот раз не спеша осуждать. - Не кокаин, но точно поможет, - сказал Слава, протягивая пакетик Мирону. Долго не раздумывая, Фёдоров взял его и, достав оттуда таблетку, закинул ее себе в рот. Он мог бы задать Славе тысячу вопросов, но зачем, если он доверял ему полностью, а все остальное сейчас вообще не имело никакого значения. Евстигнеев промолчал. - Я поднимусь пока, - сказал Машнов. - Еще минут пять выиграю. Ему просто физически больно было видеть Мирона в таком состоянии, и каждое действие, которое Машнов предпринял, чтобы спасти ситуацию, он делал не для того, чтобы заседание состоялось (за исключением последнего, что и вынудило его уйти), а ради Мирона. Чтобы помочь ему. Ваня провожал взглядом Славу, лицо которого приобрело вид маски, и понимал, что обязательно вернется к этой теме позже.§
Заседание прошло успешно. Мирон ощутил прилив сил уже через пару минут после того, как съел таблетку, и уверенно вещал на нужные темы на протяжении почти двух часов. Разве что, очень часто обращался к стакану с водой. По окончании заседания Тимарцев кинулся к Мирону с вопросами, на что им рассчитывать, почему было сказано это и вон то, в каком доме Марс и чего ожидать от небес в коридорах затмения. Иными словами, он задавал миллион абсолютно тупых вопросов, сомнительно относящихся к теме заседания. - Мирон Янович, - позвала Женя, как всегда вовремя появившаяся рядом, - Вы мне срочно нужны! Забрав Мирона, который уже был готов послать Тимарцева самостоятельно, Женя увела его подальше и спросила, как он себя чувствует. Ответив, что все в порядке, и поблагодарив ее за то, что утром вызвала Ваню, Фёдоров предпринял попытку скрыться в неизвестном направлении. Но не вышло. - Мирон, можно тебя на секунду? - позвал Хинтер. Сначала Фёдоров подумал, что наркотик спровоцировал у него слуховые галлюцинации. Но Дима стоял перед ним, приоткрыв дверь на английскую кафедру и приглашая войти. - Да, - ответил Мирон и прошел мимо него в кабинет. Дверь тут же закрылась. Стоя спиной к Фёдорову, Дима произнес: - Ты что, обдолбанный? Мирон в очередной раз сглотнул и не успел придумать ответ. - Что? - сказал он. - В этой комнате нет идиотов. Я задам вопрос еще раз, - Хинтер повернул голову вбок. - Ты был обдолбанный на заседании? Понимая, что из этой ситуации только один выход, Мирон тихо спросил: - Как ты понял? Дима повернулся, глядя на Фёдорова взглядом настолько тяжелым, что оставалось вопросом, как Мирон под этим взглядом еще умудрялся дышать. - По глазам? - добавил Фёдоров. - По движениям, - ответил Дима. - Глаза на удивление нормальные. Мирон решил оставить это без комментария. Никто ничего не понял, потому что никто его раньше в подобном состоянии не видел. Кроме Хинтера. Выдержав минуту молчания, за которую оба получили информации друг от друга больше, чем за последние пару лет общения, Мирон отвернулся, а Дима сказал: - Не делай так больше. Мне будет скучно выигрывать у тебя. - Может, это мой новый способ в легкую тебя обойти, - Мирон усмехнулся и подошел к двери. - А ты ведь не стукач, Дим? Последняя фраза была брошена с издевкой. Мирон вышел, оставив за дверью Хинтера и слабость, которая охватила его, пока он читал в глазах бывшего друга тревогу. Ни Ваня, ни Слава не задали Мирону ни единого вопроса по поводу того, какого хуя он нажрался в ебеня прямо перед заседанием. И это давало ему понять, что он верно выбрал себе команду, а эти двое — профессионалы заоблачного уровня. В чем была правда? Мирон перепутал даты. Он бы никогда в принципе не пошел бухать накануне такого важного дня. Только ли бухать?.. Выходя на черную лестницу, Мирон стал восстанавливать события прошлой ночи. Он, как и обычно, напился, да, тут все верно… Но откуда в его постели взялась девушка? Фёдоров поднапрягся. В голове понемногу всплывали сцены, в которых он сидел в баре за стойкой и в своем ровном и уверенном стиле вливал в себя слишком большие количества крепкого алкоголя разных видов. Думая при этом о Славе. Постоянно теребя телефон и то открывая в нем нужный контакт, то блокируя и отодвигая в сторону мобильник. Затем возникла другая картина — как он стоял на улице и курил, матерясь на телефон, который замерз к хуям и отрубился. Как раз вовремя, ибо Мирон был готов не просто писать Славе, а звонить ему и ныть в трубку о том, как он скучает, как ему хочется прижимать Славу к себе и вдыхать его запах, чувствовать его прикосновения и слышать его голос. Мирон вспомнил, как к нему подошла девушка и попросила сигарету, а он, в свою очередь, попросил ее вызвать ему такси. Пока машина ехала, они успели выкурить по еще одной, разговорились ни о чем и в такси сели уже вместе, после какой-то тупой шутки Мирона, услышав которую, девушка рассмеялась на весь квартал. Голова гудела, но Фёдоров продолжал собирать по кусочкам сюжет. Они начали целоваться еще в такси, обтерли каждую из четырех стенок лифта, а дверь в квартиру открывали очень долго, так как оба были достаточно пьяны для того, чтобы просто попасть ключом в замок. Они много смеялись и снова целовались, пытаясь преодолеть порог, и начали раздевать друг друга еще в прихожей. Уже в спальне, в кровати, ощущая мокрые поцелуи на своей шее и обводя руками потрясающее женское тело, Мирон действовал на автомате, не чувствуя при этом ни восторга, ни радости, ни предвкушения. Единственное, что он чувствовал — это возбуждение, вызванное, в большей степени, алкоголем. Он достал из тумбочки презерватив не глядя, пока девушка сидела на нем, затем сжал квадратик в руке и, откинувшись на подушку, выдохнул: «Прости, я не могу». Дамочка попалась, на удивление, из адекватных. Она слезла с Мирона, села рядом и, прикрывшись одеялом, спросила: «У тебя кто-то есть, да?». Горько усмехнувшись, Мирон бросил презерватив на тумбочку и ответил: «У меня кто-то был». Он закрыл лицо руками, но видел, как девушка понимающе кивнула и тихо произнесла: «Мне лучше уйти? Или остаться с тобой?». Мирон молчал, не зная, что ответить, и тогда она сама сказала: «Мне кажется, тебе лучше не оставаться сейчас одному. Но, если хочешь, я уйду». Выдохнув, Мирон повернулся на бок и улыбнулся ей. «Останься, — прошептал он, — мне чуть легче, когда я с тобой». И это была правда, Мирону было не так паршиво, пока он был с этой девушкой, которую из его дома выставил Ваня на утро, и чье имя он даже не смог запомнить. А Слава... Приехал, помог, сделал всё и даже больше, чтобы привести Мирона в чувства. Он определенно не заслужил такого человека рядом, но поблагодарить его и извиниться за свое поведение Мирон считал обязательными пунктами в списке своих дальнейших действий. Фёдоров мысленно материл самого себя за события последних двенадцати часов, спускаясь по черной лестнице, когда услышал голоса. - Ты же не учишься здесь, - говорил Слава, его голос Мирон точно ни с чьим другим не перепутает. - Что ты здесь делаешь? - Пришел к тебе, - отвечал незнакомый голос. Остановившись, Мирон осторожно выглянул вниз, где, под лестницей, увидел Славу и какого-то парня. - Ко мне? - Машнов скривился. - Что за бред. Тебя не должно здесь быть. - Слушай, я влюблен в тебя уже полгода, - неожиданно выпалил парень. - Увидел на студенческой конференции. И... Нет, дай мне сказать. Я боялся даже приблизиться к тебе. Но то, что мы оказались в одном месте в одно время... Это ведь знак! Я до сих пор не верю, что мы... что у нас был секс... И я понимаю, какие были обстоятельства и что это, скорее всего, ничего для тебя не значит. Но я решился подойти к тебе сейчас. Возможно, я выгляжу глупо, но мне насрать. Слава в ужасе молчал, втягивая воздух широко раскрытым ртом и держась лабонью за лоб. Мирон стоял, вцепившись в перила, и сжимал их так крепко, что руки уже почти онемели. Он ухватился за перила как за якорь, способный удержать его от единственной в его голове мысли — стремления спуститься и разбить лицо этому малолетке. Малолетка сделал глубокий вдох и на выдохе выдал: - Дай мне шанс. Или хотя бы воспользуйся мной в своих целях. Я хочу помочь тебе. Я видел, как тебе плохо. Мирон почти сорвался с места. Но его остановили. И это были не перила, его остановил Слава. - Прости, - очень тихо сказал он этому парню. - Я понятия не имел, что здесь замешаны чувства. И играть ими я не буду. Ты молодец, что решился подойти, на это способны только действительно смелые люди. Но я не могу быть с тобой... Дальше Мирон уже не дослушал — поднявшись на несколько пролетов выше, он уселся на ступеньки, невидящим взглядом смотря на стену перед собой. Охватившие его чувства были ему совершенно не знакомы. Пытаясь их проанализировать, Мирон вспомнил слова парня про то, что у него со Славой был секс, и тут же вернулось желание бегом спуститься обратно и оторвать пацану его тупую голову. Выдохнув, Мирон вовремя вспомнил про то, что он всё ещё под действием наркотика, и все эмоции, которые он испытывает и будет испытывать в ближайшие часов двенадцать, ему не принадлежат. Тогда почему... Почему его так зацепили адресованные Славе слова малолетки "я видел, как тебе плохо"? Почему захотелось спуститься обратно? Но уже не для гопарьского выяснения отношений, а для того, чтобы упасть перед Славой на колени и просить простить его. Простить за долбоебизм, который привел к... К измене? Машинально вытерев мокрые ладони о брюки, Мирон выпрямился и кардинально изменил ход своих мыслей. Мирону Фёдорову повезло — он не знал, что чувствует человек, когда его предают подобным образом. Ещё раз проанализировав услышанное, Мирон осознал своим объебанным мозгом, что Слава просто поменял его на какого-то мелкого типа, что Слава предал его... Что Слава от него отказался. И это осознание оказалось настолько болезненным, настолько обидным и горьким, что у Мирона аж глаза защипало, прямо как в детстве, когда над ним издевались, ломая его игрушки, а он даже доказать это не мог. "Но мы же расстались, — вдруг подумал Мирон и, ухватившись за эту мысль, стал ее развивать. — Точнее, даже не были вместе". Значит, Слава не изменял ему. Вот, ответ нашелся, всё просто! Но почему пустота и горечь остались и никуда не уёбывают, будто вся эта история с принятием ситуации их не касается?! И вновь Мирон вспомнил детство. Только в этот раз — сериал, который смотрела мать, где жена изменила своему мужу, а тот простил ее. И Мирон вспомнил свое мнение на этот счет, которое сформировалось еще тогда, в глубоком детстве, когда он не понимал, как люди могут оставаться вместе после предательства. Люди, возможно, и могли. А Мирон — нет. Да, он тоже человек, но он никогда бы не поверил, что Слава может сделать ему так больно.