Холодно, папочка

      Локи, наконец-то, смогли погрузить в транс. Сейчас он не спал, но и не бодрствовал. Целительница работала с его сердцем, и чтобы не пугать бывшего мага, Один принял решение выдернуть Локи из реальности. Пусть и ненадолго. До конца так и не получилось. Сквозь серую муть пасынок Одина видел, как над его грудью билось его ослабшее сердце. Это была иллюзия, вызванная Всеотцом, чтобы Хильд было проще направлять свою магию. Теперь Локи видел, что часть сердца была не красного, а ненормального серо-белого цвета. По середине серой области был отвратительный рубец, даже на вид казавшийся жёстким, и именно к этому рубцу тянулись нити целительской магии, от чего в груди становилось теплее. Там, где магия приобретала золотистый оттенок, ткани розовели и начинали пульсировать.       Хильд было очень тяжело, но она ювелирно исполняла свою работу, отчаянно надеясь, что измученный организм выдержит. Шрам закрылся приблизительно наполовину, когда целительницу качнуло: — Достаточно, — прервал её Один, — сейчас его жизнь вне опасности, продолжишь позже, когда восстановишься. Лекарка поклонилась государю и молча покинула покои, а Один присел на кровать. Локи всё ещё был смертельно бледен, но нездоровый желтоватый оттенок уже пропал, руки его больше не метались по одеялу, и хотя он всё ещё судорожно цеплялся за любую теплую вещь, и вздрагивал, когда ему снились крысы, выглядел он намного лучше, чем в тот день, когда он вернул его в Асгард. — Держись, — прошептал Один, — только держись.       Каждый способен на глупости, а Локи, похоже, не исчерпал их запас. Когда Всеотец покинул спальню Локи, тот открыл глаза и с ненавистью прошептал: — Мне не нужна ничья жалость. Не нужна! — он видел только унижение в том, что о нём заботились, не упрекали его и пытались помочь. Нет, он не собирался мстить, он просто подсознательно хотел, чтобы от него все отказались, и тогда его ненависть, всё ещё дотлевавшая в душе, вспыхнула бы с новой силой. Сейчас она могла потухнуть, а других чувств Локи, увы, не испытывал уже долгое время. Его ненависть была необходима ему как воздух просто потому, что он страшился своей собственной пустоты. Сейчас ему казалось, что это единственный верный выход.       Он прекрасно понимал, что вставать ему нельзя, но, не отдавая отчёта своим поступкам, не думая о последствиях, он всё же поднялся на нетвёрдые ноги. Сердце тут же зашлось бешеным ритмом, по лбу покатился холодный пот, но Локи постанывая, сделал шаг в сторону дверей. Ноги начали подкашиваться, но Локи хотел догнать Всеотца и высказать ему всё. Что ничего менять не надо, что не надо жалеть его как бездомного пса, и лучше было бы дать ему умереть.       Логики в поступках не было, это был настоящий психоз, и приступ случился не слишком удачно. Вольштагг отбыл на кухню за едой, Тора вызвали на военный совет и Локи был один.       Получилось сделать четыре шага, а потом снова стало больно, и с ужасом Локи понял, что сейчас он рухнет. Снова накатил страх, ведь Один может рассердиться и прогнать его на холод. Почему же он сам всегда всё портит? Нужно было срочно вернуться в кровать, но сил уже не осталось. Он заскулил и стал опускаться на холодный, ему так казалось, пол. Непрошенные слёзы навернулись на глаза. Он ослушался целителя и этого точно так просто не оставят. Ещё раз он попытался вяло дёрнуться в сторону кровати и замер, скованный холодом и болью. Силы кончились.

***

— Тор, ты здесь? — послышался осторожный голос и Локи узнал леди Сиф. — Это конец, — прошептал он. Послышались шаги за спиной, а затем Локи услышал возмущённый вздох. Сиф, конечно, знала, что Локи вернулся в Асгард, знала она и о том, что Бог Обмана не здоров, но масштабы случившегося она не представляла. К чести воительницы в её голове даже и мысли не мелькнуло о том, что Локи заслужил всё, что с ним произошло. — Зачем ты встал?! — в голосе было возмущение и… сочувствие. Крепкая рука пусть и грубовато, но аккуратно подхватила его под локоть. Сиф вздёрнула Локи на ноги, того повело и он бы точно упал бы, но Сиф прижала его к себе. — Вернись в кровать, или тебе куда надо? — Прошу, прошу, прошу, не надо говорить никому, что я вставал, — шептал Локи, а душа воительницы плавно опустилась в пятки. Локи никогда и никого ни о чём не просил. Он повелевал, приказывал, глумился, издевался и угрожал. Хотя, к друзьям Тора, он относился покровительственно, но никогда ни о чём не просил. А сейчас он впадал в истерику, что было не характерно для него. Воительница задумалась, стараясь подобрать верные слова: — Хорошо-хорошо, никому ничего не скажу, — она помогла Локи лечь, закутала одеялом и осталась рядом с ним. Оставить принца в таком состоянии ей не позволил долг. Локи тяжело дышал в кровати, кутался и молчал. — Холодно? — Сиф сама не знала, зачем спросила. Локи только кивнул в ответ. — Это от одиночества. — И что? — с горьким вызовом просипел Локи. — И ничего. Просто факт. Так как Тору рассказывать? — Нет. — Хорошо, тогда мне стоит уйти, чтобы не возникло лишних вопросов.