Доверься

Никто из них почему-то так до сих пор и не задумался о том, что эта телепатическая связь может проявляться совершенно не вовремя и, судя по всему, не зависит от желаний ни одного из них. Ровно до того момента, пока он, беспокойно ворочаясь в своей постели в бесплодных попытках уснуть, не ощущает внезапно присутствие рядом кого-то ещё. Ощущает и замирает, стискивая зубы и напряжённо всматриваясь в темноту. Кровь в ушах стучит предательски громко, да так, что и не разобрать, то ли ровное дыхание спящего человека в паре метров за его спиной, то ли размеренный гул корабельной системы вентиляции. Чтобы проверить в конце концов приходится медленно обернуться. Кайло Рен никогда не отличался ни выдержкой, ни терпением. И она действительно там. Лунный холодный блик на хрупком плече, выглядывающем из-под одеяла. Слишком близко. Слишком лично. Он шипит еле слышно, выдыхая раздосадованно сквозь зубы. Да вы что, блин, издеваетесь? Попытки вытолкнуть её обратно, в её реальность, оканчиваются лишь её сонным ворчанием и он бросает это бесполезное дело, опасаясь разбудить. Черт знает, что она предпримет, внезапно обнаружив ситха на кровати в паре метров от себя. Выстрел в живот из бластера не так страшен – проходили уже – а вот то, что она может вообразить, будто он очень хотел оказаться в её спальне, пугает от чего-то больше. А сна по-прежнему ни в одном глазу. Он всегда ненавидел это состояние. Разуму не за что зацепиться, и он бесконечно пережевывает одни и те же мысли. Так морская вода катает камешки волнами туда-сюда, пока те наконец не станут идеально гладкими. А самое отвратительное в этом то, что ни о чем не думать тоже не получается. Рей издает странный полу-вздох, полу-всхлип и переворачивается, разметав волосы по подушке. Ей явно что-то снится. Не то, чтобы он хотел подсматривать. Просто соблазн слишком велик и в конце концов это единственное, за что его воспаленный разум отчаянно хватается, спасаясь от переваривания самого себя в который уже раз. Кайло закрывает глаза и позволяет образам, мечущимся под её подрагивающими ресницами, свободно течь сквозь себя. Они снова в том самом зале. Красное марево – матово-тканевое и лакированно-кожаное – заполняет всё вокруг, да так, что становится душно. Она стоит перед ним на коленях. Сноук говорит что-то пафосное, Рей готова поспорить, что он бы сейчас не удержался от облизывания собственных губ, если бы они у него вообще были. Его голос чуть не дрожит, он упивается каждым словом и тем, что рисует в этот момент его воображение. Бен смотрит сверху вниз. Его глаза непроницаемы, за темнотой радужки не различить зрачка. Неподвижные красные отблески окружающего их пространства ложатся поверх, но не проникают внутрь, словно в глазах мертвеца. Немного воображения и, если захотеть, можно представить, как холодный алый цвет сменяется теплыми бликами от пляшущих язычков пламени в той хижине, сложенной из непонятно как держащихся друг на друге камней. Как под этими бликами становятся видны тонкие золотистые линии, расчерчивающие темноту неровными дорожками. Почти как у его матери. Как его зрачки расширяются, но темнота в них уже знакома и даже близка. Воздух между их пальцами почти вибрирует, тепло кожи смешивается в одно. Ты не один больше. Все, что может Рей – это транслировать всю эту мешанину образов и воспоминаний со всей доступной ей Силой прямо в его глаза. Но его лицо не меняется и по-прежнему не выражает ничего. Даже она не замечает неуловимого движения пальцев и легкое колебание Силы. Звук включающегося сейбера словно нажимает на спусковой крючок внутри неё и колоссальное нервное напряжение находит выход в один момент, непроизвольно заставляя её упасть на пол в поисках укрытия. Но боли нет. Это был не меч Бена. Внезапное осознание заставляет её поднять глаза. Меч проходит сквозь тощее тело Сноука так, словно его там и вовсе не было, и плавно плывет через весь зал прямо в протянутую руку Рей. Она вскакивает на ноги и оборачивается, до сих пор не веря до конца в реальность происходящего. Всё её тело бьет крупная дрожь и она нервно стискивает в руках рукоять меча. Бен, по-прежнему, словно каменное изваяние, его выдает лишь медленный глубокий вдох – свидетельство того, чего ему стоило провернуть все это и того, что он прекрасно понимает, какой тяжелый бой ждёт их впереди. Он не произносит ни слова, за него говорит красный свет его меча, расчерчивающий его лицо на две половины. Они поворачиваются абсолютно синхронно, спиной к спине, как давно доверившие друг другу свои жизни бойцы. Красные плащи уже окружили их со всех сторон. Но сейчас им не нужна даже Сила, чтобы чувствовать друг друга, как самих себя. Каждое движение – выверено и точно. Естественно, как дыхание. Она не видит – чувствует, как опасно близко к нему находится очередной противник. Так же, как и то, что среагировать он не успеет, всегда рубит с плеча, наотмашь, почти не оставляя себе простора для маневра, инерция уже увела его руку слишком низко. Она успевает отбить очередной удар со своей стороны и не глядя развернуться на 180, всаживая светящийся синим лазер точно в грудь тому, кто уже замахнулся, целясь в беззащитную шею ситха. Он не благодарит её даже взглядом – некогда, сзади уже подступили опасно близко, воспользовавшись её отвлечением. Она видит сразу три лезвия, летящих прямо к ней и безотчетным, беспомощным жестом хватается свободной рукой за воздух позади себя, неожиданно находя там жесткую ткань его костюма. Он подставляет бедро под её руку и отводит чуть в сторону, толкая её, заставляя упасть спиной на его спину в безумном маневре. Ты больше не одна. Доверься. И она падает. Его спина словно каменная даёт нужную точку опоры и это до того невыносимо, остро и отчаянно правильно, что крепкие тиски напряжения, сковывающие её по рукам и ногам с самого начала боя, наконец отпускают. Она уверенным, пружинистым движением отталкивает нападающего от себя ногой и отбивает оставшиеся два лезвия одним ударом. Сейбер поёт. В какой-то момент их всё же разводят в разные стороны и приходится отбиваться самой. Она не осознает, всё внимание сосредоточено на схватке, но на краю сознания отчётливо бьётся мысль, что неприкрытую спину покалывает неприятный холодок. Как фантомная боль в отсеченной руке. Зато сосредоточенность на противниках ничуть не мешает всё так же продолжать чувствовать его, каждое движение и это ощущение до безумия непривычно и странно. Особенно потому, что его стиль боя разительно отличается от её собственного. Его движения, удивительно четкие, просчитаны и отработаны до последнего градуса оборота меча, но всё ещё импульсивно-хаотичные. И не это ли самая точная его характеристика? Последний противник перед ней наконец повержен. И она не может сдержать волну ликования, поднимающуюся из-под самого солнечного сплетения. Но во внезапно наступившей тишине она особенно остро чувствует угрозу. Не себе, но почти как свою. Она не успевает подумать прежде, чем сделать. - Бен! Клинок летит через весь зал. Точно в его руку. Такой точной может быть траектория только интуитивно правильного импульса, на уровне инстинктов. Вспышка – и хватка противника слабнет. Бен скидывает помертвевшую руку со своей шеи. Её лицо раскрытая книга. Ему почти ни у кого не удавалось видеть настолько чистых, искренних эмоций. Её глаза блестят от слёз и словно светятся своим собственным, внутренним светом. Она счастлива от того, что он жив и рядом. И ему кажется, что следующие его слова вызовут в ней ещё больше подобных эмоций. По крайней мере, он на это надеется. И понимает, насколько ошибся, видя поглощающие её разочарование и бескрайнюю горечь. Её дыхание становится прерывистым и рваным, будто она задыхается. Ему тоже приходится с большими усилиями заставить себя снова дышать ровно. Сердце захлебывается адреналином, умоляя о лишнем глотке кислорода. Больше в эту ночь он не осмеливается коснуться её даже мысленно и, плюнув на попытки уснуть, уходит бродить по коридорам корабля, словно загнанный зверь. Когда она просыпается, то видит расплывающееся и исчезающее марево видения чужой постели с болезненно скомканными простынями. И очень надеется, что ей показалось. Однако уже на следующий день она, просыпаясь посреди ночи, обнаруживает в полуметре от себя ту самую кровать, уже гораздо менее призрачную, и лежащего на ней ситха. Надежда рассыпается в прах, Рей прячет лицо в подушку, скрипя зубами. Она старается не думать о том, в какой ещё особо удачный момент Сила решит столкнуть их лбами. Иначе и до невроза недалеко. Рей отчаянно просит, почти умоляет Силу сделать это всего лишь обманом зрения, игрой причудливых теней в ночной темноте, и осторожно выглядывает одним глазком сквозь щелочки между пальцами. Четкий профиль Кайло Рена почти издевательски контрастно выделяется мертвенно-бледным цветом на фоне окружающей темноты. Хоть на монетах чекань. Рей чертыхается про себя. Но через какое-то время берет себя в руки, вызывая в памяти образ мастера Люка, как пример истинно джедайского самообладания. Раз ничего не поделать, похоже, придется смирится. Сна, конечно же, как не бывало и Рей долго пытается занять себя хоть чем-нибудь. Например, разглядыванием потолка. Но это скучное занятие быстро надоедает, неуемная натура дает о себе знать – уж в чем в чем, а в этом они похожи. И в Рей просыпается упрямство, соседствующее с не менее неуемным желанием самосовершенствоваться. Мастер Люк гордился бы. - Загляни своему страху в глаза. Ну же. Как ещё ты собираешься с ним справиться? – шепчет она про себя и заставляет себя посмотреть прямо на него. Когда ей наконец удается справиться с напряжением и неловкостью (и ещё чем-то, чему названия она пока подобрать не может, но клятвенно обещает себе разобраться позже) её внимание почему-то сразу же привлекают его угольно-черные кудри. И она сама себе не может объяснить, почему они вдруг так притягательны. Это чувство знакомо ей с детства, но в природе его разобраться так до сих пор и не удалось. Это вообще практически первое, что она помнит в своей жизни и единственное, что хоть как-то связано с родителями, помимо того момента, когда они её бросили. Грязная лавка мусорщика на шумном рынке, прилавок в пыльном углу завален всем, что продавец не сумел отнести к какой-либо категории товара и потому просто свалил в кучу. Авось кому пригодится. Рей ещё ребенок, несмышленыш, едва научившийся говорить и ходить. Но говорит она пока совсем не много, только смотрит, до странного серьезным взглядом. Родители предоставляют её самой себе, и она тут же топает на неуверенных ещё ногах к единственному, что оказалось способно привлечь её внимание в этой дыре. Солнечный луч, пробивающийся сквозь тряпку, исполняющую здесь роль шторы, выхватывает пляшущие в воздухе пылинки и ложится на неровную кучу хлама. В нем что-то тускло поблескивает, завораживающе и почти сказочно. Она наконец добирается до этого угла и тянется к такой манящей вещице. Ей оказывается какое-то старое украшение, стеклянная безделушка. В её шарообразном, потертом боку словно что-то шевелится. Девочка неловко стирает пыльный налет с поверхности пухлой ручонкой и подносит игрушку поближе к глазам. Увиденное заставляет карие глаза распахнуться шире – внутри стеклянного шарика целая галактика. Миллионы миллиардов звезд, сияющие в темноте и закручивающиеся спиралью. Они мерцают, зовут и кажется почти что дышат. Девочка долго вглядывается в них и вдруг ощущает что-то ещё. Что-то непонятное, чему подобрать названия она не может, незнакомая сила, сидящая где-то глубоко внутри. И наливающая внезапной тяжестью руку. Она не может ничего объяснить, лишь чувствует, что очень хочется сжать кулачок, в котором лежит игрушка. Спираль галактики продолжает гипнотизировать её и она не совсем осознает, что происходит, когда тонкое стекло лопается в её руке. Звезды исчезают, внутри лишь пустота и тысячи осколков впиваются в руку, расцветая алым на бледной и нежной коже. Когда взрослые наконец это замечают, вокруг начинается паника, но девочка не плачет. Лишь удивленно рассматривает собственную руку. Что-то похожее она испытывает и сейчас. Темнота его волос настолько плотная, что хочется погрузить в неё пальцы и посмотреть, останется ли на них после угольная пыль. Она долго гипнотизирует взглядом каждый завиток, до тех пор, пока рука сама не тянется к его волосам. За этим медленным движением она наблюдает словно со стороны. Его волосы оказываются немного жесткими, но всё же достаточно гладкими и приятными наощупь. Она не может объяснить этого чувства, но прикосновения к ним доставляют ей безотчетное удовольствие. И Рей продолжает снова и снова погружать в них пальцы, до тех пор, пока не замечает внимательный блеск глаз из-под полу-прикрытых ресниц. Руку надо бы одернуть, да не выходит. Она цепенеет и замирает, хватая ртом воздух, как беспомощно болтающаяся на леске рыба. Секунды текут, растягиваясь в бесконечность. - Спасибо, - тихо выговаривает он. А ей казалось, что удивляться больше уже некуда. - …Что? – только и может сдавленно выдохнуть она. - У меня голова болит. Это помогает. Блеск его глаз гаснет, прикрытый мягкой ретушью ресниц. Никакой попытки отвернуться. Он просто продолжает мерно дышать рядом, позволяя ей прикасаться. Она медлит, но затем всё же снова пропускает пряди сквозь пальцы. Он наконец засыпает, впервые за долгие недели не прибегая для этого к помощи препаратов.