Сборник.

Марьян никогда не забывает про данные обещания. Он обещал сестре привезти Лилу погостить «хотя бы на месяцок», но в итоге Лилу обосновалась у них в квартире надолго. Она была слишком понимающей и возилась с Марци чуть ли не весь день напролёт. Не сказать, что последняя была этому рада, но, к удивлению Марьяна, Лилу сестра слушалась безропотно. Даже в коляску залезала без привычного бурчания. Ровно до момента, когда её новоявленный хахаль не стучится в дверь. Марцелла вскакивает, слыша его голос в прихожей, вскакивает с коляски- та скрипит и опрокидывается, - впрочем, альбиноска почти тут же опрокидывается следом, благо - в другую сторону. Цепляется за руки Лилу, панически бегая глазами по кухне, шепчет той безостановочное «он не должен увидеть меня такой», на что шатенка только закатывает глаза, ставит коляску обратно и силой впихивает в неё девчонку. - Маря, твоя ебанутая опять выёбывается! Марьян из прихожей что-то неразборчиво гавкает, не ясно, в ответ или на внезапного гостя. Однако, Келест влетает в кухню как вихрь, застывает в проёме удивлённой статуей. Лилу наблюдает за тем, как лицо Марци бледнеет, хотя, казалось бы, куда ещё бледнее. Она снова пытается встать, но подоспевший Марьян буквально вталкивает Келеста в кухню, буркает что-то похожее на «сними куртку, еблан» и опускает ногу на коленки сестры. И начинает орать. Снова. Келест не особо вникает в слова - Марьян орёт чаще, чем разговаривает, и вообще является стереотипным русским, хотя Марцелла говорила, что мать его была, вообще-то, полячкой. Он просто смотрит за сжавшейся в инвалидной коляске девушкой, смотрящей на брата снизу вверх большими красными глазами, и искренне сожалеет сам не зная о чем. Сам Келест уже отучился влезать в их семейные разборки, ибо начни он защищать Марци - Марьян начнёт орать на самого Келеста, в ответ получит «в ёбыч» и в итоге они опять подерутся, а Марци опять будет расстроена. Потому что «я очень люблю вас обоих». Потому что «он орёт просто потому, что привык, он не хочет меня обижать». Келесту сложно это понимать, но раз таковы традиции в этой ебанутой семейке - он прекратил влезать. Лилу подхватывает его, притеревшегося к холодильнику, за руку и вытаскивает в прихожую. - Снимай куртку, а то он сейчас на тебя переключится, - хмыкает она. - Он всегда так орёт или затыкается, когда тебя пёхает? - язвит Келест в ответ, но Лилу задумывается на полном серьезе. - Всегда, - наконец, говорит она после минутных раздумий. - Единственный раз, когда он молчал, был, когда я пихнула ему в рот свои чулки в качестве кляпа. Келест неожиданно для себя проводит параллель с молчаливой Марци и трясёт головой. Но куртку снимает, неприлично всё-таки. Лилу не без интереса оглядывает обтянутые майкой мышцы и сваливает на кухню. Марьян на несколько секунд затыкается, так что Келест решается вернуться на кухню. Крикун с крайне недовольным лицом мешает кофе в кружке, пока Лилу что-то вытворяет у плиты. Марцелла, что неудивительно, на него не смотрит, пристыженно уставившись в кружку с чаем. Келест усаживается на жалостно скрипящую табуретку и кивает на коляску. - И давно..это у тебя? - С детства, она просто ебанутая, - фыркает Марьян, перебивая открывшую рот Марци. - Сама никогда бы не сказала, пока ноги не отказали бы совсем, да, Целла? - Это параплегия, - терпеливо поясняет Марци, выжигая в брате дыру. - У меня просто немного болят ноги. Иногда. Это нормально при альбинизме. Лилу тяжко саркастично вздыхает у плиты, Марьян закатывает глаза и Келест понимает, что «немного» в данном контексте - это дохуя.