Мародеры и Турнир Трех Волшебников

Джеймс застыл на месте, нелепо приоткрыв рот; рукав его мантии так и остался наполовину закатанным. С минуту все стояли так же, молча застыв, а потом воздух прорезал сразу с десяток голосов: — Турнир! Турнир! — А во сколько лет уже можно принять участие? — Другие школы уже приехали? — Какой приз для победителя? — А Святочный бал тоже будет? Лили остановила всех повелительным взмахом руки, и Джеймс чуть не прыснул от важности в этом ее жесте. — Я ничего еще не знаю, — объяснила она. — Думаю, Дамблдор обо всем расскажет на ужине. Толпа заворчала, когда в воздухе повисла интрига, и начала понемногу расходиться. Лили тепло улыбнулась расстроившемуся Ремусу и легонько сжала его плечо. — Нам нужно собрать первокурсников, — напомнила она и ушла, взметнув волосами, собранными в хвост. Ремус, вздыхая, поплелся за ней. Джеймс проводил их завистливым взглядом. — Почему со мной она не может быть хотя бы вполовину такой… ласковой? — воззвал он к Бродяге и сложил руки на груди, подавляя острое желание закурить. Сириус тоже откровенно скучал, ожидая появления Макгонагалл, которая наконец открыла бы эти чертовы двери в чертов Большой зал. — Почему ты не можешь быть хотя бы вполовину не таким мудаком, как сейчас? — лениво отозвался он. Джеймс отдавил ему ногу. — Чего я не могу понять, — продолжил он свой горестный монолог, определив Сириуса к зрителям в компанию к Питеру. — Почему она такая добрая к Лунатику? Может, он ей нравится? — Потому что он ее друг? — робко предположил Хвост, но тут же съежился под взглядом Сохатого. — Продолжай, — пискнул он. Джеймс ничего не сказал и с драматичным вздохом взъерошил волосы. — Кстати, вы же будете участвовать в Турнире, да? — перевел тему Сириус. — Мы выгоним тебя из Мародеров, Сохатый, если ты не рискнешь. Джеймс с трудом отвел взгляд от гипнотизирующе покачивающегося хвоста за спиной Лили и криво ухмыльнулся. — Сам-то не соскочишь, Бродяга? — поинтересовался он. Сириус от возмущения аж поперхнулся. — Будь уверен, я буду одним из первых, кто бросит свое имя в этот Кубок! — Бросим вместе? — широко улыбаясь, предложил Джеймс. Сириус ответил ему такой же заговорщической улыбкой. Они даже не заметили, как нахохлился недовольный Питер. Его даже не спросили. Естественно, он бы не согласился на такой ужасный риск! Но обида-то от этого никуда не делась. К ним наконец вернулся Ремус, сияя улыбкой. При его радостном виде Джеймс нахмурился. — Знаешь, кто эта девчонка, которую ты только что стращал? — хитро спросил он. — Ну и кто же? — подозрительно спросил он. Улыбка Люпина разъехалась до ушей. — Гестия Джонс. Джеймс стремительно побледнел. — Она… Это… — Младшая сестра Гвеног Джонс из «Холихедский гарпий», — подтвердил он худшие опасения Джеймса. Тот побледнел еще сильнее и схватился руками за голову. — Вот черт! Гвеног Джонс была загонщицей команды Хогвартса по квиддичу, да и к тому же капитаном. Джеймс чуть не боготворил ее: она взяла его, мальца-второкурсника, охотником в команду, и с тех пор не проиграла ни одного матча. После того, как Гвен закончила школу — она была на два года старше Джеймса, — тот занял ее место капитана в команде. Ссориться с действительным загонщиком «Холихедских гарпий», единственной полностью женской квиддичной команды в Англии, Джеймсу вовсе не хотелось. Лили подошла к Ремусу, поправляя манжеты, и удивленно уставилась на Сохатого. — Что с тобой, Поттер? На тебе лица нет! — Повернувшись к Ремусу, она добавила: — Идем, Макгонагалл уже впускает всех в зал. Сириус засмеялся, и на него обернулось несколько девчонок. — Что, Сохатый, зассал? — Он хлопнул его по спине, подталкивая к взбудораженной толпе, плетущейся в зал. — Забей, подумаешь, пошутил! Вы же с Гвен друзья… вроде. Джеймс приободрился. — И правда, что это я? — легкомысленно заявил он и выдернул галстук из-под жилета. — В квиддич можно и без рук играть. Бродяга засмеялся, а Питер, памятуя недавнюю обиду, промолчал. Зал был бесподобен в своем горделивом великолепии. Первокурсники, задрав голову, в восторге пялились на парящие золотистые свечи и звездное небо над головой. Джеймс простонал, едва взглянув на деревянные столы, на которых красовалась серебряная посуда с дрожащими свечными бликами. — Черт, еще Распределения ждать! — Он перекинул ноги через лавку и уселся, скорбно подперев подбородок ладонями. В животе у сидевшего рядом Питера немилосердно урчало. Оставив первокурсников на милость Макгонагалл и Распределяющей Шляпы, Ремус примостился рядом с друзьями. С мазохистским наслаждением человека, с которым за день успело случиться подавляющее число неприятностей, Джеймс заметил, что Лили сидит напротив него, но даже не смотрит в его сторону. — Вы видите, кто сидит на месте преподавателя Защиты? — спросил Сириус, откидывая со лба длинную черную челку. Две девочки-четверокурсницы глуповато хихикнули. Джеймс близоруко сощурился, пытаясь разглядеть нового преподавателя через очки. — Мужчина, — наконец сказал он. Ремус саркастично похлопал. — Лет тридцать-тридцать пять, все лицо в шрамах. На левой руке не хватает мизинца. - А без очков так можешь? - поинтересовался Сириус. Питер прыснул. Без увеличительных стеклышек перед глазами Джеймс был слеп, как крот. Шум в зале начал сходить на нет, как будто кто-то заткнул трубу граммофона тряпкой, понемногу проталкивая ее все глубже внутрь. Дрожащих первокурсников подвели к табурету, на котором возлежала древняя, прямо-таки разваливающаяся Шляпа, и Джеймсу стало непонятно, кто, кроме Нюнчика, осмелится надеть себе на голову эдакое страшилище. Макгонагалл, по-видимому, так не считала. Она тихо произнесла пару слов наставления новоприбывшим и развернула свиток. — Аллен, Роберт! — сухо вызвала она. Мальчик, пошатываясь, подошел к табурету, водрузил себе на голову Шляпу и робко присел на краешек. Джеймс поморщился. — Пуффендуй! — проскрипела Шляпа. Красный от смущения Роберт удивленно выдохнул, когда стол поклоняющихся барсукам детей взорвался приветственными возгласами. Все так же робко он присел за стол дружелюбных собратьев, где его встретили похлопываниями и радушными улыбками. — Гринграсс, Гвендолин! Высокая черноволосая девчонка уверенно прошагала к табурету и с явным отвращением на лице надела на свою холеную головку Шляпу. Сириус скривился, глядя, как ее старшая сестра, Шарлотта Гринграсс, умиленно стирает с накрашенного личика фальшивые слезы счастья. Шляпа пожевала мясистыми складками кожи, словно губами. — Слизерин! Новоявленная слизеринка брезгливо сдернула с головы Шляпу и за кончик тульи и передала ее Макгонагалл (Джеймсу помнилось, что-то подобное проделывала Шарлотта шесть лет назад), после чего степенно проследовала к столу своего факультета. — Джонс, Гестия! Джеймс застонал и наполовину сполз под стол. Лили неодобрительно покосилась на него, и он тут же сел ровно, но она уже отвернулась. — Гриффиндор! Их стол взорвался радостными криками. Джеймс добросовестно попытался выдавить хотя бы улыбку, но когда девчонка уселась рядом с Эванс, прямо напротив него, он чуть не взвыл. Ну за что ему такая несправедливость? Но он хотя бы вернулся в школу. Он сейчас сидит за этим знакомым дубовым столом, рядом сидят его друзья, а напротив — Эванс (хоть и не смотрит на него, но все равно сидит, буквально в метре от него, и он даже может рассмотреть веснушки у нее на носу и щеках!), и снова потекут размеренные осенние дни учебы, и снова они будут составлять конкуренцию Пивзу, выводя из себя школьного завхоза, и снова начнутся матчи по квиддичу… Ужасная мысль вышибла у него дух из легких. Настолько ужасная, что даже волосы на голове зашевелились. Он яростно затормошил Сириуса, заслужив еще один неодобрительный вздох от Эванс. — Бродяга! Бродяга! Квиддич! — Что квиддич? — Матчи по квиддичу отменяются на время Турнира! — Джеймс одним лишь усилием воли подавил унизительное жжение в глазах. — Это был мой последний шанс завоевать Кубок школы по квиддичу, и я его профукал! — Спокойно, Сохатый. — Блэк, в отличие от своего друга, оставался непрошибаемо спокоен. — Что-то мне подсказывает, что Кошка тоже не упустит шанс реабилитации для факультета после прошлогоднего поражения. В прошлом году Слизерин размазал Гриффиндор по стенке, потому что вратарь и оба загонщика весьма неудачно получили серьезные травмы прямо в начале игры. Макгонагалл, будто услышав собственное прозвище, обернулась на своих любимчиков и чуть искривила уголки губ. — Распределение окончено! — громко объявила она, свернув свиток, когда щуплый мальчик по фамилии Золш соскочил с табурета и направился к столу Когтеврана. Зал разразился аплодисментами. Под этот шквал рукоплесканий со своего места поднялся Дамблдор. Длинная седая борода была украшена зажимом для галстука, и Джеймс мог поклясться, что на его красной парадной мантии чудного покроя золотом были вышиты фениксы. — Я рад приветствовать вас всех в новом учебном году! — начал он свою речь. — Но, прежде чем мы начнем нашу трапезу, позвольте представить вам нового преподавателя Защиты от Темных искусств — профессор Торнтон! Раздались вялые аплодисменты людей, которые последние пару часов отдали бы предпочтение хорошей порции жаркого, чем хорошему учителю по Защите. Профессор поднялся со своего места. Это был высокий мужчина крепкого, жилистого телосложения; на вид ему было лет тридцать, как Джеймс и говорил, но в уголках рта и на лбу залегли скорбные морщины, пересекаемые шрамами: один на щеке и несколько маленьких на носу и лбу; в каштановых волосах серебряной змейкой блестела преждевременная седина, особенно выделявшаяся на висках, а в мягких карих глазах то и дело вспыхивал опасный огонек. Джеймс нутром почувствовал, что дисциплина на уроках этого типа будет если и не идеальная, как у Макгонагалл, то близкая к тому. Он был одет в простую черную мантию, но Джеймс, привыкший к дорогим вещам, понял, что куплена она далеко не на блошином рынке. На руках — ни колец, ни браслетов, только левый мизинец будто короче обычного на две фаланги. Торнтон сел, и черная мантия взметнулась за ним плотным облаком. — Также я хочу напомнить вам несколько правил, которые некоторые из вас ухитряются с завидным постоянством нарушать год от года, — добавил директор. Марлин тихо фыркнула, и Мародеры переглянулись с заговорщическими усмешками. — Первое: первокурсникам запрещается иметь собственные метлы и играть в квиддич, соответственно. Гестия Джонс горько вздохнула, и Джеймсу даже стало ее немного жаль. Наверняка она управляется с метлой не хуже своей сестры. — Второе: ученикам воспрещается находиться на территории Запретного леса. И, наконец, третье — наш завхоз Аргус Филч любезно попросил напомнить вам, что каждый, кто осмелится провезти в школу навозные бомбы, будет иметь дело лично с ним. Сириус фыркнул. — Навозные бомбы — для малышни. Что скажет наш доблестный завхоз насчет… Ремус увидел, как подозрительно глазеет на Бродягу Мэри Макдональд, и пнул того под столом. — Остальные детали учебного года мы обсудим после нашего праздничного ужина. Приятного аппетита! — Он хлопнул в ладоши, и на столах появились всевозможные блюда, услада для очей и желудков проголодавшихся учеников. — Золотые слова, — отметил Сириус, вонзая столовый нож в запеченный картофель. — Лучший директор на свете. Настроение у Джеймса уже собиралось улучшиться, когда он заметил, что Лили не ест. Она вертела в своих тонких пальцах серебряную вилку, но не проглотила ни кусочка. Алиса шепотом увещевала ее попробовать хотя бы кусочек пирога с грудинкой, но не добилась успеха. Джеймсу ужасно хотелось есть, но он решил, что это подождет. Перегнувшись через стол, он спросил: — Эй, Эванс! Чего не ешь? Еда отравлена, а мы не знаем? Сириус в притворных судорогах начал давиться стейком, и Лили послала ему кислую улыбку. — Отвянь, Поттер. — Она покрутила кусочек мяса на вилке, словно прикидывая, как бы половче запихнуть его Джеймсу в глотку. — Аппетита нет. Джеймс нагнулся еще ближе к ней, хоть последняя реплика и показалась ему несколько кощунственной. — Что-то случилось? — обеспокоенно прошептал он. Алиса, сидевшая рядом с Лили, нахмурилась, а сама Лили легонько приподняла уголки губ, словно удивляясь этому вопросу. — Тебе-то что, Поттер? Джеймс хотел было ответить, но Алиса выпучила глаза и так сильно сжала губы, что он понял: сейчас не время. Под взглядами нескольких учеников и даже парочки учителей он сполз со стола на свое место и принялся яростно поглощать пудинг. Когда все наелись настолько, что с трудом могли вращать осоловевшими глазами (кроме Лили, которая пару раз подносила вилку к рту, но все равно как будто передумывала), Дамблдор вновь поднялся с кресла. — Теперь, когда вы наконец способны соображать здраво, я хочу сообщить вам, что в этом году в нашей школе проводится Турнир Трех Волшебников. Хоть стараниями старост эта новость уже разлетелась по Хогвартс со скоростью нового Нимбуса-1400, в зале повисла абсолютная тишина. Даже голос директора как-то неуловимо изменился: из интонации исчезли обычные нотки шутливого добродушия. — Хочу предупредить вас, что это не игра, а старая традиция, и много юных волшебников положили свои жизни в борьбе за чемпионство. Джеймс краем глаза заметил, как Эванс вздрогнула на этих словах. — В течение недели в Хогвартс прибудут делегации из Шармбатона и Дурмстранга, чьи чемпионы также примут участие в Турнире, — продолжил Дамблдор. — Ввиду частых смертей участников Турнира, я лично ввожу ограничение для Хогвартса: для участия допускаются только ученики с пятого по седьмой курс. На лицах студентов младше пятого курса явственно читалось неудовольствие, но никто не посмел проронить ни звука. — Кубок Огня — это не просто магическая вещица, которую можно обмануть элементарным Конфундусом, — добавил Дамблдор. — Это своенравный и чрезвычайно строгий артефакт. С ним нельзя договориться, его нельзя обмануть. Бросая свое имя в Кубок, вы подписываете с ним магический контракт, и если он выберет вас, то даже я не смогу помешать вашему участию в Турнире Трех Волшебников. Он говорил это таким серьезным тоном, какого Джеймс никогда от него не слышал, и даже ему стало жутковато. Обычно невозмутимая Эванс ужасно побледнела. — Кубок доставят из Министерства Магии уже завтра, и он будет стоять здесь, в Большом зале. Для того, чтобы принять участие в Турнире, — повторяю, студентам с первого по четвертый курс я лично запрещаю участвовать из соображений безопасности, — вам всего лишь нужно опустить свое имя в Кубок Огня не позднее следующего воскресенья. Так же поступят ученики из Дурмстранга и Шармбатона. Чемпионов от каждой из трех школ будут ожидать три испытания, по проведению которых будет определен победитель. — Он сделал паузу, и его очки-половинки озорно блеснули. — Есть еще одна новость, которую многие из вас сочтут блестящей. В этом году я не отменяю чемпионат по квиддичу. Зал радостно загомонил. Джеймс подавился тыквенным соком, Сириус засмеялся своим хрипловатым лающим смехом и похлопал его по спине; Питер, глядя на своего восторженного кумира, отплевывающегося от тыквенного сока, тоже тоненько засмеялся в знак одобрения, а Ремус улыбнулся и засунул в рот кусок пирога на вилке из нержавеющей стали. Школьным серебром он не пользовался ввиду очевидных причин. Даже Лили, которая весь вечер просидела как в воду опущенная, не удержалась и тоже заулыбалась так, что Джеймсу сразу стало еще теплее на душе. — Думаю, сейчас самое время пожелать друг другу доброй ночи, — объявил Дамблдор. — Старосты факультетов, пожалуйста, проводите первокурсников в их гостиные. Ученики шумно затолкались, стараясь поскорее выбраться из зала. Джеймс успел заметить рыжую макушку Лили и Ремуса рядом с ней. Она собирала гриффиндорских первокурсников с такой торопливостью, что Джеймсу показалось, что Лили не терпится как можно скорее покинуть Большой зал.

***

Гостиная Гриффиндора разрывалась звуками рок-н-ролла, доносящихся из надрывающегося дряхлого граммофона. Кто-то (Джеймс был почти уверен, что к этому приложили руку Фабиан и Гидеон Пруэтты) протащил коробку сливочного пива и пару бутылок огненного виски, и гостиная, в которой обосновались старшие курсы, превратилась во всеобщую пьянку. Джеймс не без зазрения совести отвел в сторонку соседку по комнате Лили, Мэри Макдональд, которая была влюблена в него курса эдак с третьего. Глаза Мэри пьяно блестели. — Мэр, слушай, а где Лили? — громко спросил Джеймс, стараясь перекричать шум в гостиной. Мэри обиженно надула губки. — Какая разница? В комнате сидит, спит уже, наверно. Пойдем танцевать! Она схватила его за руку, потянув его в сторону нелепо извивающихся под музыку тел, и Джеймс почувствовал на задворках сознания острое желание присоединиться к ним. Правда, почти одновременно с этим он заметил на красном диванчике стриженую голову Алисы, которая за ужином недвусмысленно дала ему понять, что кое-что знает. Беспокойство за Лили перевесило, и он аккуратно высвободил руку из ладошки Макдональд. — Прости, в другой раз. В глазах Мэри блеснули слезы, но она ничего не ответила, отвернулась от Джеймса и направилась прямо в эпицентр пьяной оргии. Джеймс же пошел в противоположную сторону гостиной, немного пошатываясь от огневиски. Еще бы, он как минимум ополовинил бутылку Бродяги. Алиса самозабвенно целовалась с Фрэнком Лонгботтомом, сидя у того на коленях в кресле у камина. Джеймсу было немного неловко их прерывать, но огненный виски все еще играл у него в крови. — Алиса! Э-э-эй, Вуд! С самым недовольным из выражений, когда-либо играющих на ее остреньком личике, она обернулась. — Чего тебе, Поттер? — Надо поговорить. Об Эванс. На секунду Джеймсу показалось, что сейчас она пошлет его и продолжит лизаться с Фрэнком, но она вздохнула, одернула юбку, чмокнула Лонгботтома в нос и слезла с его колен. Фрэнк недовольно засопел. Они вышли за портрет Полной Дамы, выпустив в пустой темный коридор немного пьяного шума. Алиса сложила руки на груди; ее волосы забавно топорщились, и вся она была как растрепанная птичка, но за этой личиной ясно проглядывало беспокойство. — Что ты хотел узнать о Лили, Поттер? Джеймс открыл рот, и слова сами посыпались с его губ, как неудержимый водопад: — Чем она была так расстроена за ужином? Что-то случилось? Почему она ничего не ела? Вуд неловко съежилась. — Я не могу тебе сказать… Она мне этого не простит! Это ее, личное, понимаешь? Джеймсу пришла в голову рекордная по своей абсурдности мысль, но от нее его все-таки пробрал холодный пот. Спроси, спроси, просто спроси… — Вуд, она что… она… беременна? — чуть задыхаясь, произнес он. Повисла томительная пауза. Джеймс бледнел с каждой секундой, а лицо Алисы вытягивалось от удивления. — Поттер, ты идиот? Джеймс разозлился сам на себя за подобную глупость. — Пускай эта тайна останется между нами, - буркнул он. - Тогда что с ней такое? — Только обещай, что никому не расскажешь! — сдалась Алиса. Она оглянулась на старательно прислушивающиеся портреты, и ее голос понизился до шепота. — Понимаешь, Снейп все еще просит у нее прощения, ну, помнишь, за то происшествие у озера? Еще бы Джеймс не помнил. — Ну, и что? — поторопил он ее. — Вот она и боится, что Снейп начнет геройствовать, — все так же шепотом объясняла Алиса. — Бросит свое имя в Кубок Огня, ясно? И если он погибнет… ну, Лили будет винить в этом себя… Я пыталась объяснить ей, что это чушь и все такое, но она не слушает… Тем более, Турнир это не самое безопасное мероприятие, знаешь ли... Джеймс уже ее не слышал. Глаза застилала красная пелена гнева с крошечными проблесками отчаяния. Так вот, значит, в чем дело? Она боится смерти Нюниуса? Значит на него, Джеймса, ей наплевать? — Скажи своей Эванс, — прерывающимся от злобы свистящим шепотом сообщил Джеймс, — что Нюнчик никогда не бросит своего имени в Кубок, а если и бросит, то он ни в жизни не станет чемпионом от Хогвартса! Ясно? Так и передай! Рявкнув пароль «Губрайтов огонь!», Джеймс так сильно хлопнул портретом, что картины на стенах покачнулись и заохали, а Полная Дама возмущенно поджала губы и проницательно сообщила Алисе: — Неудивительно, что этот нахал никак не может добиться расположения твоей подруги! С таким-то характером!