***
Когда они зашли в башню Гриффиндора захватить сумки перед послеобеденными уроками, Бродяга метнулся к календарю Ремуса, на котором красными кружочками были обведены «пушистые» дни, отодвинул его в сторону и вытащил сухой желтоватый пергамент. Он щелкнул по нему палочкой и торопливо произнес: — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость! Через мгновение от прикосновений волшебной палочки по поверхности пергамента расползлись чернильные пятна и линии, складывающиеся в причудливые очертания коридоров Хогвартса. Сириус пошарил глазами по западному флигелю, где разместили гостей, и наконец… — Ага, а вот и она! Джеймс вскочил с кровати и уставился в то место, куда указывал кончик палочки Сириуса. — И что? Тут нету никакой Китти. Только Элен Боне, Кэтрин Крайтон и Люсиль Дюбуа. Я умею читать, и ты определенно хочешь меня надуть. — Ты определенно идиот, Сохатый. Думаешь, Китти — это ее полное имя? Ты у нас что, Сохатый Поттер? Джеймс хрипло рассмеялся и запустил руку в карман с сигаретами. — Да знаю я, не ори. Как легко тебя развести! Он увернулся от кулака Сириуса и плюхнулся на кровать, раскуривая сигарету. По комнате поползло облачко дыма. Хвост поморщился, Ремус распахнул окно, продолжая складывать вещи в сумку, а Сириус продолжал пялиться на точку с именем, как порой делал Джеймс. Может, даже не порой. Может, очень даже часто. Он стряхнул пепел, и Сириус, вздохнув, прошептал: «Шалость удалась!». Карту он положил себе под подушку, а не за календарь, как обычно. Джеймс ухмыльнулся своим мыслям, затянулся последний раз и мельком, пока никто не увидел, поднял голову и взглянул на маленькую мятую колдографию, спрятанную у него на кровати в складках полога. На ней была Лили, веселая и смеющаяся. Он украл ее из альбома Марлин и ничуть не жалел о своем ужасном поступке. Кроме фотографии, еще там была парочка записок, в которых на вопрос Джеймса: «Пойдешь со мной в Хогсмид, Эванс?» было приписано ее мелким ровным почерком неизменное: «Нет, Поттер». Ремус благожелательно называл это бумажное скопище «стеной сталкера». Питер закинул сумку на плечо. Лицо у него было какое-то бледное, изможденное, но Джеймс решил поговорить с ним попозже. Он затопил окурок в пепельнице и закинул в рот мятную таблетку (он знал, что Лили ненавидит запах сигарет, но ничего не мог с собой поделать). Бродяга советовал ему избавиться от них, потому что «что-то, а поцелуя с ней тебе точно не перепадет». Сириус тоже подтянул к себе сумку за ремень, пнул Джеймса и посмотрел на колдографию в складках полога, понимающе ухмыльнувшись. — Развлекаешься, Поттер? Джеймс смущенно прищурился и быстро задернул полог, вскочив с кровати.***
Вторая половина пролетела быстро. Все были на взводе после приезда гостей из Шармбатона, а еще по школе прошелся слух, что к вечеру ожидается визит дурмстрангцев. На последних уроках никто усидеть не мог. Некоторые считали минуты до конца уроков, а некоторые, особенно старательные, даже попытались (безуспешно) заклинаниями ускорить время, за что профессор Флитвик оставил их после уроков. Словом, с окончанием последнего урока все облегченно вздохнули — даже такие заядлые отличницы, как Эванс. Девчонки пошли знакомиться с французами, а Мародеры направились к озеру, несмотря на пасмурную погоду. Накрапывал мелкий дождь, колючими каплями пригибающий траву. Березка на поляне клонилась к земле верхушкой, и ветер был такой, что Мародерам пришлось приподнять воротники своих мантий, но это место здорово прочищало мозги. Копна на голове у Джеймса намокла и даже немного перестала топорщиться. Он с раздражением взлохматил волосы, повыше натянул воротник и вытащил из кармана снитч. Почувствовав свободу, золотой шарик трепыхнулся в руке у ловца и вырвался, но Джеймс тут же ловко его поймал. Ремус уткнулся в книгу, Хвост начал что-то жевать с невероятно хмурым видом, отвлекаясь только на особо удачные броски Джеймса, а Сириус широко зевнул. — И зачем мы сегодня сюда пришли? — осведомился он, с надеждой косясь в сторону гриффиндорских башен, их окон которых лился приятный мягкий свет. — Пойдем лучше познакомимся с француж…цами. Джеймс ничего не ответил, а Ремус стряхнул воду с намокших страниц и со вздохом захлопнул книгу. — Я понимаю, что это наша традиция, но сегодня идти сюда — плохая идея. Джеймс сквозь сжатые зубы процедил: — Можете идти. Я тут один посижу. Сириус со вздохом, который мог бы являться эквивалентом фразы «хрен разберешь этих девушек», участливо спросил: — Что-то случилось, солнышко? Джеймс смерил его взглядом, который он сам считал убийственным. Руки замерзли, и он спрятал их в карманы. — Отвянь, Бродяга, — огрызнулся он. Сириус, повернувшись к Люпину и Петтигрю, скорчил гримасу и одними губами произнес: «Опять Эванс». — Эванс? — произнес он вслух. Джеймс фыркнул так презрительно, что сразу стало ясно: все дело в ней. — Конечно же нет. Ответом ему были три саркастические улыбки. — Ну ладно, я опять накосячил, ясно? Не стоило мне этого делать. Мы только помирились, и вот опять она меня ненавидит. Так противно… на душе… становится. С каждым словом он ударял кулаком в березку, и с последним ударом на ней появился кровавый отпечаток в виде четырех костяшек, который тут же будто впитался в кору дерева. Сириус подумал, что, возможно, эта березка совсем не так проста, как кажется. Гремучая ива, береза-людоед… Он любил эту школу. Ремус совсем по-взрослому поджал губы. — Может, извинишься? Это всего лишь шалость, ничего страшного ведь не случилось. Странный, шквалистый ветер унес его последние слова. Он загудел у них в ушах, и Сириус, хватая с земли сумку, которую чуть не унес порыв, понял: ветер магический. Черная гладь воды в озере надулась, как пузырь, а затем втянулась вглубь, образовав воронку. Сириус хотел выхватить свою волшебную палочку, но он не мог пошевелишься, будто кто-то сковал его тело. Из воронки показалось что-то, напоминающее мачту. Оно поднималась из воды, все выше и выше, и с громким всплеском из воды поднялся черный корабль. Вода в озере поднялась до самих кустарников. И вдруг Сириус заметил фигуру на возвышении луга. Дамблдор стоял с выражением абсолютного, непоколебимого спокойствия на лице; ветер нещадно трепал его седые волосы. Сириус ничуть не удивился бы, если бы он начал, скажем, есть лимонные дольки или подстригать ногти. Словно почувствовав его взгляд, Дамблдор повернулся к Мародерам. Его лучистые глаза за стеклами блеснули. — Что привело сюда вас в такое время? — негромко спросил он, но даже сквозь стихающий гул ветра его голос доносился ясно, так что Сириус мог поклясться, что расслышал каждое слово верно. Корабль из морской пучины приближался к берегу. Дамблдор стоял как ни в чем не бывало; ветер окатил подол его мантии темными брызгами, но он преспокойно покачивался на своих остроносых ботинках, заломив руки за спину. На Сириуса накатило невероятное умиротворение, и он наконец обрел способность двигаться. Что ни говори, у них был лучший директор в мире. Джеймс выхватил палочку, кашлянул, смущенно посмотрел на нее, словно не понимая, что это такое, а затем положил в карман отяжелевшей от воды мантии. Таинственный корабль причалил к берегу озера (вблизи он не казался таким уж устрашающим и огромным), и на песок опустился трап из грубых деревянных досок, которые до невозможного воняли тиной. И только сейчас Сириус наконец понял, что здесь происходит. По трапу тяжелой поступью простучали черные сапоги из необработанной кожи, и показался человек. Он был высок, футов семь росту, и выглядел очень грозным из-за длинных, спутанных черных волос и острых маленьких глаз, которые поблескивали из-под кустистых бровей. Он не был молод, но лицо еще не избороздили морщины; массивный подбородок, тщательно выбритый, был выдвинут чуть вперед, что придавало ему сходства с хищником. Заметив Дамблдора, он чуть улыбнулся, что, видимо, было верхом его признательности. — Здравствуй, Альбус, — произнес он низким, шуршащим, как сухие осенние листья, голосом. Дамблдор наклонил голову и улыбнулся в бороду. — Рад тебя видеть, Лев, — негромко поздоровался он, и они пожали друг другу руки. Человек по имени Лев с шумом вдохнул воздух и оглядел остроконечные верхушки хогвартских башен. Он опустил голову, будто прислушиваясь, а потом развернулся к Мародерам. — Я же просил, Альбус, придти одному, — угрюмо пробормотал он, отворачиваясь, но Сириус заметил, как он прячет свою палочку в рукаве. — И я попытался учесть твои пожелания, Лев, но, боюсь, эти ученики понятия не имели, что этим вечером мы потревожим их своим присутствием, — ответил Дамблдор тоном, располагающим к веселью. — Позвольте мне вас познакомить: это директор школы Дурмстранг, Лев Бойчев. Директор Дурмстранга чуть наклонил голову, смеряя Мародеров взглядом «много чести». Его маленькие черные глаза на секунду задержались на Сириусе, и он тут же отвернулся. — Прекрасно, Альбус, но мы можем поскорее зайти в школу? Я не привередлив, но сегодняшнюю погодку чудной не назвать. Он выкрикнул какое-то короткое слово на крепком языке, похожем на румынский, и по трапу спустилось с полсотни крепких парней и девушек в грязно-коричневых меховых накидках. Ни Сириус, ни Джеймс не считались тщедушными, но рядом с любым из дурмстрангцев они казались малыми детьми. Все, как один — короткостриженные, с суровым взглядом исподлобья. Девушки с бицепсами толще, чем его собственная рука, не привлекали Сириуса, и он презрительно хмыкнул, правда с опаской, потому что ближайшая из учениц Дурмстранга стояла всего в двух шагах от него, а Джеймс так воодушевленно зафыркал, что Блэк понял: от таких конкурентов желание друга принять участие в Турнире только возросло.***
Если за обедом Джеймс размышлял, как в замок вместить сто учеников Шармбатона, то теперь, когда гостей стало в полтора раза больше, голова совсем пошла кругом. Между ним и Бродягой втиснули грозную девицу с сальными, коричневыми, напоминающими мутную жижу волосами, и от ее шубы, которую она, видно, только что сдернула с медведя, здорово несло. Джеймс на потеху девчонкам смешно морщил нос, и Алиса тонко хихикала, чтобы не смущать гостью, а Марлин кусала щеки, чтобы не расхохотаться, и толкала Лили локтем, чтобы та тоже посмотрела. Когда Джеймс строил особо забавные рожицы, Лили тоже вскидывала взгляд из-под своих золотисто-медных ресниц, но не смеялась, только в глазах дрожали чертики. Сегодня эльфы постарались на славу: чтобы угодить гостям из Шармбатона, на стол были поданы легкие творожные блюда и овощи, а дурмстрангцам подали зажаренную целиком дичь. Сириус попробовал бланманже из тарелки своей французской соседки, ослепительно улыбнувшись, и та робко зарделась, искривив ярко-красные губы в смущенной улыбке. Поклонницы Сириуса с третьего по седьмой курс возмущенно покосились на нахалку, и тут же, все как одна, захотели отведать бланманже. Джеймс заметил, что по левую руку от Дамблдора сидел Лев Бойчев, который острыми глазками ощупывал зал. Джеймс как минимум дважды чувствовал, что его взгляд останавливался на нем и Сириусе. Правый фронт надежно прикрывала Макгонагалл, а де Ляйен сидел где-то с краю стола и оживленно болтал с профессором Торнтоном, размахивая руками и повернувшись к нему всем телом. Профессор отвечал неохотно, и когда Дамблдор поднялся, чтобы произнести речь, он вздохнул с заметным облегчением. — Дорогие гости! — громогласно начал он. — Мы рады приветствовать вас в нашей школе и надеемся, что отсюда вы уедете только с самыми хорошими воспоминаниями! Раздались жиденькие аплодисменты: формальностей в Хогвартсе никто не любил. — Давайте поприветствуем аплодисментами директора школы Шармбатон, Сирила де Ляйена! Раздались бурные аплодисменты французов и доброй половины учеников Хогвартса. Сирил зарделся, встал, поклонился и бухнулся на место с выражением глубокого удовлетворения на лице. — Директор школы Дурмстранг, Лев Бойчев! Началось что-то невообразимое. Дурмстрангцы повскакивали со своих мест, засвистели, зааплодировали. Девица, сидевшая рядом с Джеймсом и Сириусом, чуть скамью не опрокинула от усердия. Бойчев не встал, а только чуть наклонил подбородок, но глаза его светились гордостью. Дамблдор глядел на эту вакханалию снисходительно, а когда наконец все вновь уселись на места, он негромко добавил: — Я хочу предупредить наших дорогих гостей, что в будущем такая бурная поддержка заслужит не только уважение, но и порицание: мы, в Хогвартсе, ценим дисциплину. Соседка Джеймса и ухом не повела. — И, наконец, то, ради чего мы сегодня собрались… — продолжил Дамблдор. — Ужин? — предположил Ремус, и Джеймс тихонько рассмеялся. — …Кубок Огня! В Большом зале возарилась тишина, и все, как по команде, повернули головы в тот угол зала, где стоял Кубок, с которого Джеймс сдернул покрывало пару часов. Он больше не притягивал внимание, не выбрасывал искры, только синие языки пламени лизали его края. — С этого момента в Кубок каждый желающий может бросить свое имя, — произнес директор. После паузы он подобрал полы мантии и уселся на свое место. Джеймс расслышал, как он попросил мадам Помфри передать ему блюдо с тушеным мясом. Лили закусила губу и молча смотрела в стол. Сириус вытащил из кармана кусочек пергамента и принялся что-то яростно вычерчивать на нем палочкой. Кто-то потихоньку начал уходить из зала, а некоторые оживленно перешептывались. — Что ты делаешь, Сьюзен? Тебе еще и пятнадцати нет! — Кубок ни в жизни не разберет твой корявый почерк, Фабиан. — У тебя есть с собой еще пергамент? Сириус царапал свое имя на пергаменте, высунув кончик языка от усердия. Марлин наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц, не отводя взгляда. Ее короткие льняные волосы упали ей на лицо, и выглядела она сейчас необыкновенно хорошенькой, но Сириус и бровью не повел. Он разорвал пергамент надвое и протянул чистую половину Джеймсу. Джеймс схватил пергамент и криво ухмыльнулся, искоса поглядывая на Лили. Она сидела белее мела, и на фоне огненных волос казалось, будто ее лицо слеплено из гипса. Джеймс поудобнее перехватил палочку и начал выводить ее кончиком: «Джеймс Поттер». Писать было неудобно, но перо лежало где-то на дне сумки, и доставать его не хотелось. Он поставил последнюю черточку в букве «р», согнул пергамент пополам и повернулся к Ремусу и Питеру. — Вы будете писать? Хвост в явном ужасе замотал головой, а Люпин тихо произнес: — Ты же знаешь, я не могу. Джеймс коротко кивнул и перемахнул через скамью. Мисс Живодерка, как он окрестил свою дурмстрангскую соседку, уже дописывала свое имя крупным, корявым почерком на незнакомом языке, а Джеймсу необходимо было во что бы то не стало ее обогнать. Сириус тоже вскочил со своего места, одарив пятикурсниц с Когтеврана кривой ухмылкой. — Идем? — спросил он Джеймса, и тот кивнул. Некоторые уже написали свои имена, но не отваживались пойти первыми. На их счастье, Джеймс и Сириус понеслись к Кубку со всех ног, провожаемые неодобрительными взглядами учителей. Кубок вблизи оказался еще более непритязательным, чем вблизи. Его поверхность покрывала сетка трещин, и он ужасно выцвел, но синие языки пламени были до жути реальными. Джеймс и Сириус переглянулись, и у Джеймса на душе вдруг стало невыразимо тепло и приятно. — Сейчас? — спросил Бродяга, улыбаясь до ушей. Джеймс кивнул, и под радостные крики гриффиндорцев они одновременно бросили пергамент в Кубок. С секунду ничего не происходило, а потом огонь вдруг вспыхнул ярко-синим и взметнулся на добрый метр. Ученики завизжали от восторга, и даже на лицах учителей появились снисходительные улыбки. Похлопывая друг друга по спинам и чувствуя себя настоящими героями, Джеймс и Сириус прошли к своему столу и уселись, провожаемые восторженными взглядами. К Кубку начали подтягиваться люди, и с каждым новым именем пламя вновь взвивалось вверх, словно требуя больше бумаги. Почти все гриффиндорцы уже бросили в Кубок свои имена, когда Сириус вдруг побледнел как полотно и выскочил из-за стола. Джеймс в тревоге обернулся. Бродяга подскочил к высокому худому мальчишке и схватил его за воротник. Джеймс прищурился и понял: это Регулус, его брат. Сириус словно пытался что-то ему объяснить, но мальчишка в гневе вывернулся из-под его руки, и прошипел: — Отвали от меня, придурок! Сириус отпустил зеленый галстук Регулуса и криво улыбнулся, но Джеймс видел, как дрожат его руки. Он стоял и смотрел, как Регулус кидает свое имя в Кубок, а потом засунул руки в карманы и сел обратно за стол с таким беззаботным выражением на лице, что Джеймс почти ему поверил. Алиса подпрыгивала на месте, как она всегда делала, когда нервничала. — Ох, Фрэнк! Может, мне тоже стоит попробовать? — Ну уж нет! Ты что, забыла, как… — Ладно-ладно! — торопливо осадила его Алиса. — На нет и суда нет. Сириус проводил взглядом Китти, когда она бросила свое имя в Кубок Огня. Лили упорно сжимала кулаки под столом. — Что, Эванс? — поддел ее Джеймс. — Где твоя хваленая гриффиндорская храбрость? Почему ты не бросаешь свое имя в Кубок? Лили порозовела. — Отвали, Поттер, — сквозь сжатые зубы прошипела она. — Нет, серьезно? — не унимался Джеймс. — Я думал, раз ты староста Гриффиндора, ты должна подавать нам пример, вести нас за собой. Почему ты отсиживаешься в стороне? Неужто трусишь? — Я не трушу, — медленно произнесла она. Ее лицо по цвету почти сравнялось с волосами. — Правда? Что это тогда? Может, ты великодушно даешь нам с Бродягой шанс, а, Эванс? — Сохатый, уймись, — тихо произнес Сириус. С лица Лили схлынули все краски. Она медленно потянулась за сумкой и вытащила перо и свиток. Отодрав кусок пергамента, она вывела на нем свое имя, сжимая губы в ниточку, и встала. Алиса, Марлин и Ремус пораженно молчали. В груди у Джеймса похолодело. Она же не собирается?.. — Брось, Эванс! — примирительно протянул он. — Я не это имел в виду! Эванс, ну стой! Он попытался схватить ее за руку, но она увернулась и обогнула стол. — Эванс! — в отчаянии выкрикнул он. — Ну хватит, я пошутил! Северус обернулся на крик, и лицо его налилось желтизной. Он хотел вскочить, но Мальсибер обхватил его руку выше локтя и усадил на место. Лили встала на цыпочки и опустила клочок пергамент в Кубок. Холодное пламя коснулось ее руки, и внутри у Джеймса что-то оборвалось. Нет, ну не может она быть такой дурой. Лили обошла стол Когтевран и быстрым шагом покинула Большой зал, но Джеймс видел блестевшие на ее щеках дорожки слез. Похоже, в этот раз он зашел слишком далеко.