***
В перерывах между турами и другой чертовщиной Лили даже казалось, что в Хогвартсе идет нормальная, размеренная жизнь. Никто на седьмом курсе Гриффиндора не брал уроки Прорицания. Видеть будущее, раскидывая по бархату разноцветные камни или ища знакомые силуэты в чаинках на дне чашки? Что может быть глупее. Лили Эванс была единственной на всем курсе, кто придерживался другого мнения. Маглы и саму магию считали глупой выдумкой. Для Лили все в Хогвартсе было в новинку: и чародейство, и полеты на метлах, и прорицание. И за возможность сделать будущее немного яснее она ухватилась с радостью. На следующий день после Турнира она пришла в класс немного раньше остальных. В этом семестре они изучали гадание на картах Таро, и на шелковых подушках покоились колоды золоченых карт и книги с толкованиями. Лили опустилась на место около окна, прямо на пол. В комнате курились благовония и горели свечи, окропляя подсвечники цветным воском. Лили достала из сумки книгу по продвинутому Зельеварению и принялась читать, но дело шло туго. Ей тяжело было сосредоточиться в абсолютной тишине и покое — за шесть лет обучения с Мародерами она настолько привыкла к постоянному шуму и гоготу, что научилась абстрагироваться от него, спокойно занимаясь своими делами. Теперь, когда вокруг было тихо и никто ей не мешал, смысл прочитанного тут же ускользал от нее. Она пожалела, что Джеймс относился к Прорицанию скептически и не брал уроков. Лили захлопнула книгу, и взгляд ее упал на лежащую перед ней колоду карт. От скуки она принялась ее тасовать, а затем наугад вытащила три карты и положила перед собой рубашкой вверх. Она не задавала никакого вопроса, ей просто было интересно, что же карты ей скажут. Лили отложила колоду и села, подобрав под себя ноги, а затем одну за другой перевернула карты. Рыцарь Жезлов, перевернутый туз Кубков, Смерть. У нее похолодели пальцы. Она много читала про Таро и знала, что Смерть не всегда значит что-то плохое. Но сочетание ей совсем не нравилось. Она потянулась за книгой толкований, как вдруг услышала тихий вздох и звук бьющегося фарфора у себя за спиной. Она резко развернулась, чувствуя ком в горле. Перед ней стояла профессор Конкор, ее преподаватель Прорицаний. Она с ужасом смотрела прямо на разложенные Лили карты, и той показалось, что профессор, наверное, злится на нее почему-то. — Простите, профессор, — забормотала Лили, рукой пытаясь нащупать за собой расклад и смешать, сбить карты, словно этого никогда и не было. — Я просто пришла слишком рано и подумала… Ох, простите, я сейчас все уберу… Она развернулась, чтобы собрать карты, но ее остановила рука профессора Конкор. Та присела рядом с Лили. В ее глазах читалась искренняя, глубокая грусть, и смотрела она прямо на Лили. — О, дитя, — прошептала профессор Конкор. — Ты знаешь, что это значит? Лили принялась листать учебник, но профессор не собиралась проверять ее знания. Она изящной смуглой ладонью указала на каждую карту поочередно, а затем прижала руку к груди. — Человек, которого ты любишь больше всего, отдаст свою жизнь, чтобы защитить тебя, — сказала профессор, и Лили пробрала дрожь. — Погибнет ужасной, ужасной смертью. Беззащитный. Чтобы спасти тебя. Любимый человек? Ее любимый человек — умрет? Защищая ее, Лили? Но кто же ее самый… О. Конкор потянулась и вытащила из колоды еще одну карту — Лили не рассмотрела, какую именно, из-за слез, горевших в ее глазах. — О… — пробормотала профессор и так же быстро спрятала карту обратно в колоду, а затем схватила Лили за руки. — Мужайся, дитя. Грядет война, в которой многие положат свои жизни. Лили резко вырвала свои руки из ладоней профессора Конкор и встала, почти не покачнувшись. Все это бред. Сириус правильно говорил, это бред. Такого не будет. — Бред, — вслух сказала она и схватила сумку. Ее собственный голос показался ей глухим, доносящимся словно из-за под толщи воды. — Это все чепуха. Конкор смотрела на нее тихими, грустными глазами — как будто человек, знающий немного больше других и потому понимающий свою мудрость. Она опустила руки себе на колени и с жалостью улыбнулась. — Мужайся, дитя, — повторила она. Лили не ответила и выбежала из комнаты, не обернувшись.***
Если бы Джеймс не знал ее лучше, он подумал бы, что Эванс его избегает. Он не видел ее с Трансфигурации — их первого урока. Затем она упорхнула на свои дурацкие Прорицания, но на обеде не появилась. Джеймс не хотел навязываться и становиться излишне опекающим парнем, поэтому заставил себя отвлечься и расслабиться. Но чутье подсказывало ему, что что-то не так. В холле после обеда он поймал за локоть Эммелину Вэнс, когтевранку с седьмого курса. Та тоже ходила на Прорицания: Лили говорила, что она лучшая на их потоке. — Вэнс, привет. Не видела Эванс? — самым легким тоном спросил он. Эммелина прижала книги к груди и нахмурилась, покачав головой. Зазвенели ее серьги. — Нет. Ее не было сегодня на занятии, вообще-то. А что? — Да так. — Стараясь скрыть нервозность, Джеймс сунул руки в карманы брюк и широко улыбнулся. — Ладно, Эмми, спасибо. Эммелина серьезно кивнула ему и собралась уходить, как вдруг почему-то остановилась. Она посмотрела на Джеймса со странным прищуром, как будто он скрыл от нее что-то важное. — Стой, Поттер. У меня такое предчувствие… — Она замялась и переступила с ноги на ногу. — В общем, у меня бывают вещие сны. Ничего конкретного, просто предчувствия. И я чувствую, что с тобой случится что-то не то. Знаю, ты в это не веришь, но все равно. Будь осторожен. Джеймс перестал слушать уже на словах по вещие сны, поэтому расплылся в ухмылке и потрепал Вэнс по плечу. — Конечно, Эмми. Я всегда осторожен. Спасибо. Эммелина одарила его грустным взглядом из-под тяжелых век и ушла. Джеймс перестал улыбаться и завертелся на месте, гадая, куда подевалась Лили. Он нашел ее в гостиной, сосредоточенно строчащей что-то в свитке. У Джеймса сразу отлегло от сердца: он чмокнул ее в макушки и уселся за стол рядом. Лили торопливо скатала свиток. — Привет, Эванс. Прогуливаешь занятия? Кто ты и куда дела мою девушку? Лили улыбнулась — немного натянуто. — Пустяки. Хотела закончить эссе для Флитвика. — Она замолчала, нервно сминая края свитка. — Ты что-то хотел? У Джеймса снова появилось это нехорошее предчувствие. — Нет, но… — Ну и ладно. — Она стремительно вскочила со стула. — Я пойду к себе, что-то неважно себя чувствую. — Мне пойти с тобой? — обеспокоено спросил Джеймс, тоже вставая. Лили покачала головой, пятясь к лестнице. — Нет! То есть… у меня правда немного болит голова. Я прилягу. — Ладно, — растерянно произнес Джеймс. Лили взбежала наверх по лестнице к женским спальням, а Джеймс остался стоять в центре гостиной Гриффиндора, сбитый с толку. Что только что произошло?***
Ночью, в Визжащей хижине, Ремус переживал особенно тяжелую луну. Зелье, позволявшее ему сохранять рассудок, не облегчало муку превращения. Стоя с палочкой наготове, в углу комнаты, Сириус заметил: — Сегодня он превращается дольше обычного. Джеймс поморщился от звука ломающихся костей. — Да. Бедняга Лунатик. — Он мельком посмотрел на Сириуса и тут же опустил взгляд на пол, тихо сказав, чтобы Питер не услышал: — Мне нужно с тобой поговорить. После… всего этого. Сириус посмотрел на него с легким удивлением, но кивнул. Ремус закончил превращение и теперь стоял на четырех лапах, тяжело дыша. Его волчья пасть с обнаженными желтыми клыками выглядела устрашающе. — Р-ремус? — спросил Питер, не убирая наставленную на друга палочку. — Это ты? Ты… меня понимаешь? Несмотря на свой облик, глаза оборотня оставались осмысленными. Он наклонил морду, и Мародеры опустили палочки. — Ну наконец-то. — Сириус скинул на кровать кожаную куртку и размял шею. — Я скучал по полнолуниям! Ремус уставился на него. — То есть… мне очень жаль, — протянул Бродяга. — Ох уж эти полнолуния! Просто ужасно. Джеймс неодобрительно покачал головой, усмехаясь, и открыл дверь хижины. Сириус обернулся в черного пса, и Питер вслед за ним обратился в крысу. — Ну ты и животное, — пробормотал он, выпуская на улицу Бродягу. За ним выбежали Хвост и Лунатик. Сириус гавкнул. Джеймс плотно захлопнул дверь в хижину, огляделся по сторонам и обернулся в оленя. Он покачнулся на тонких ногах, чуть не потеряв равновесия от веса рогов, внезапно утяжеливших голову. Затем вскинул морду и галопом поскакал в лес, чувствуя, что пес и волк бегут за ним. Потом они с Бродягой курили, валяясь на кровати. Ремус спал на другой, измученный тяжелым обращением. Питер примостился у того в ногах. Джеймс не удержался и стащил из пачки Сириуса вторую сигарету. Он и не представлял, как сильно скучал по горькому жжению в горле. — Ты не заметил ничего странного в Эванс сегодня? — спросил он, затягиваясь. Сириус с удивлением повернул к нему голову. — Я ее сегодня вообще не видел. Что с ней? — Не знаю. — Джеймс сел на кровати и взъерошил волосы свободной рукой. — Мне просто показалось, что она меня… избегает, что ли. И на занятиях сегодня не появилась. — Зная Эванс, она давно уже переписала у кого-нибудь пропущенную лекцию и сейчас мучается угрызениями совести. В чем дело? Это реально тупая причина загоняться, Сохатый. Джеймс докурил и бросил законченную сигарету на пол, наблюдая, как она гаснет. — Не знаю, Бродяга. Я просто чувствую, что что-то не так. Я что-то сделал? Возможно, я не уделяю ей достаточно внимания — я ведь вечно на тренировках, а у нее обязанности старосты, и может… — Его вдруг прошиб холодный пот, и он повернулся к Сириусу с широкими от ужаса глазами. — Она ведь не хочет со мной порвать, да? Сириус рассмеялся. — Расслабься, Сохатый. — Он хлопнул друга по плечу. — Я в жизни не видел более влюбленных друг в друга людей, чем вы с Эванс. К тебе я уже привык, но она… тошнотворно втрескалась в тебя, чувак. Взгляд Джеймса лихорадочно метался по стене за Сириусом, словно пытаясь уследить за полетом невидимой птицы. — Тогда я на ней женюсь, — выпалил он. Сириус жутко закашлялся. Он пару раз ударил себя по груди кулаком и просипел: — Ты и правда олень, Поттер. — Пойми, Сириус, это же идеально! — Джеймс вскочил с кровати, чудом не разбудив Питера с Ремусом. — Мы любим друг друга! И заканчиваем школу уже в этом году. И если я сделаю ей предложение, она поймет, что, хоть я и не могу пока проводить с ней много времени, мои намерения серьезны, и… Сириус наблюдал за ним исподлобья с выражением жалостливого отвращения. — Сохатый, что ты несешь? Какое предложение? — вкрадчиво, будто разъясняя маленькому ребенку, произнес он. — Вам еще даже восемнадцати нет, а ты уже спишь и видишь во влажных мечтах, как окольцовываешь Эванс? Ты в своем уме? Никто не женится в восемнадцать. Если не по залету. Вам ведь это не грозит, э? Заложив руки за спину, Джеймс расхаживал туда-сюда, очевидно, пропустив все слова Сириуса мимо ушей. — Она не захочет выходить замуж до конца школы, значит, свадьбу можно сыграть летом или осенью, — рассуждал он себе под нос, — я сделаю ей предложение с фамильным кольцом — оно должно быть у меня где-то в чемодане, — и потом… Сириус боролся с желанием свернуть другу шею. Стало ясно, что теперь желание жениться на любимой девушке затмило его первоначальное намерение разобраться, что же с Эванс происходит. — Да остановись ты! — Сириус сел на край постели и схватил Джеймса за плечи. — Сохатый, очнись! Эванс хандрит, и твоя первая реакция — сделать ей предложение? Так вот, срочные новости, Поттер — свадьба депрессию не лечит! — Джеймс отвлекся от своего лихорадочного возбуждения и наконец посмотрел на Сириуса. Воодушевленный, тот продолжил: — Поговори с ней! Выясни, что не так! Нет нужды жениться на ней… пока, — прибавил он, заметив убийственный взгляд, которым наградил его Джеймс. — Ты прав, — решительно произнес Джеймс. Сириус с облегчением выдохнул и отпустил его. — Я должен поговорить с ней, узнать, что случилось… и только потом сделать ей предложение. Сириус застонал и рухнул на кровать.***
Лили не хотелось выходить. Она закрепила кроватные пологи заклинанием, наложила чары беззвучия и теперь сидела внутри своего маленького убежища, листая книгу и не понимая ни единого слова. У нее из головы не шли слова прорицательницы — о смерти любимого человека. Потом ей становилось стыдно, что она думает о такой ерунде, когда на носу второй тур, а через полгода — ЖАБА. А затем она вспоминала о мастерстве Конкор, и круг замыкался. Сидеть внутри кокона ей было душно и темно, и Лили пожалела, что не взяла с собой часов — она не знала, сколько времени прошло. Наконец ей надоело, и взмахом палочки она сняла заклинание, вернувшись из своего мирка в женскую комнату седьмого курса Гриффиндора. Вокруг нее кипела жизнь: девочки только пришли с ужина и теперь переодевались. Мэри с помощью палочки заплетала волосы на голове в тугую косу-венок. Алиса напевала новую песенку ABBA. Марлин сидела на кровати, смывала макияж — магловским способом — с несчастным видом глядя на свое отражение в маленьком зеркальце. Под глазами у нее залегли фиолетовые круги, а лицо осунулось так, что проступили скулы, которых обычно видно не было. Лили хотела спросить, в чем дело, но в тот же момент к ней самой обратилась Алиса: — Лили! Все хорошо? Лили устало ей улыбнулась. — Да. Просто… много всего навалилось. Все нормально. Марлин, а у тебя все в порядке? Марлин испуганно вскинула глаза, словно не поверила, что Лили обращается к ней. — Да, все в порядке. Почему ты спрашиваешь? Лили замялась. Марлин и правда сильно изменилась с начала года: ушла ее женственная пухлость, льняные волосы потускнели и поредели. Но как сказать об этом, чтобы не обидеть подругу, Лили не знала. — Ты не заболела? Просто… ты выглядишь болезненной. — Что ты несешь? — зло перебила ее Марлин, отложив зеркальце, и Лили опешила. Это было не в духе Маккиннон. — Я нормально выгляжу. Лучше за собой следи. Алиса разинула рот, Мэри опустила руку, и коса распалась на пряди. — Мар, ты и правда… — начала Мэри, но Марлин и ее перебила: — Ужасно выгляжу? Жирная? Уродка? И без тебя знаю, спасибо. — Она вскочила с кровати, и у Лили возникло ощущение, что она покраснела бы сейчас, если бы могла. — Нет нужды быть такой грубой, Мэри. И Лили. — Она полыхнула глазами на Лили. — Займись своими делами. А я больше не желаю находиться рядом с людьми, которые такого обо мне мнения. Она сделала шаг от кровати, другой, а затем ей будто кто-то подрезал ноги, и она упала на пол.***
Регулус знал, что это это всего лишь сон. Всего лишь воспоминание. Но, боги, как же у него тряслись руки. «Подойди ко мне, — приказал ему властный голос. Регулус не смел взглянуть в лицо Темному Лорду, но послушно упал на колени, чтобы как подобает поприветствовать своего мастера. — Это правда, что ты готов нести на себе мою Метку? Стать моим верным слугой? Выполнить любой мой приказ? Регулус беспомощно оглянулся на мать, Вальбургу. В ее глазах горела гордость и что-то еще — сейчас Регулус наконец понял, что то был безумный фанатизм. — Готов, — твердо сказал он и услышал смешок. А затем его руку пронзила такая ослепляющая боль, что ему казалось, что каждая кость в его четырнадцатилетнем теле плавится, а кровь кипит.» Проснувшись, он долго не мог отдышаться. Он до боли сжимал предплечье с Меткой, не вполне веря себе, что это правда. Что этот чудовищный след останется у него на руке навсегда. В одиннадцать он грезил о брате, в двенадцать — о Темном Лорде. В пятнадцать он понял, что оба, в общем-то, не заслужили поклонения. Регулус не был глуп и понимал, что уже поздно менять сторону — даже родной брат не захочет ему помочь. Возможно, и поможет, но Сириус и так уже по уши вляпался в дерьмо, пойдя против семьи. Регулус не собирался прибавлять брату проблем. Он не мог понять, скучает он по Сириусу или же просто завидует ему. Его смелости, его жизни, его друзья. О таком друге, как Джеймс Поттер, Регулус мог только мечтать. Он привык решать свои проблемы самостоятельно. Регулусу пришлось обучиться окклюменции — защита разума в его положении была необходима. Правда, проверить, работает ли его защита, до сих пор возможности не было — единственным известным ему легилиментом был сам Темный Лорд. Вряд ли бы он был рад узнать, что у его верного слуги появились крамольные секреты. Регулус покрепче обхватил запястье и снова лег, не смыкая век. Нога, которую он сломал, пытаясь выбраться из дьявольских силков, уже почти не болела. Единственное, чего он сейчас боялся — кошмары. Когда он снова начал засыпать, из дремоты его выдернули сдавленные крики и топот. Он не открыл глаз, но прислушался. — Помогите! Она потеряла сознание, и все произошло так неожиданно… Он узнал Лили Эванс, подружку Мародеров. Обычно сдержанный и серьезный, сейчас ее голос был на грани слез. Мадам Помфри что-то торопливо забормотала, и девушку, которая упала в обморок, положили на койку напротив постели Регулуса. Он согнулся и приоткрыл глаза. На кровати лежала бледная Марлин Маккиннон, а вокруг нее хлопотала мадам Помфри, с раздражением отгоняя ее подружек — Лили Эванс и двух других: их имен он не знал. Лили обхватила себя руками, маленькая девочка с короткими волосами была на грани слез, а высокая темнокожая брюнетка мяла в руках голубую кружевную кофточку, очевидно принадлежащую Марлин. Помфри что-то влила в рот Маккиннон, и ее тело обмякло на койке. Лили и девчонка пониже обменялись обеспокоенными взглядами. — Она крайне истощена, — резюмировала мадам Помфри, закупоривая пробкой пузырек. — Эта девочка будто совсем ничего не ест, и уже как минимум несколько недель! Как же вы не уследили за подругой? И вы, мисс Эванс? Вы же будущий целитель! В самом деле! Девочки стояли, одинаково пристыженные и обеспокоенные. Высокая не сводила глаз с лица Марлин. — Ну, все, будет вам здесь толпиться, — наконец спохватилась медсестра. — Мисс Маккиннон проспит до утра. Сейчас вам здесь делать нечего. Ну-ка, марш! Лили Эванс попыталась робко возражать, но Помфри была непреклонна, и гриффиндорки ушли из Крыла, нестройным хором пожелав спокойной ночи. Регулус еще долго ворочался, время от времени открывая глаза и рассматривая изможденное лицо Марлин Маккиннон.***
Ранним утром, когда солнце только начало окрашивать небо в желтые и розовые тона, Джеймс пробрался в спальню Лили. Он чувствовал себя немного неловко, но его потряхивало от возбуждения. Он отодвинул край полога и пощекотал Лили шею. — Эванс, — прошептал он. Лили улыбнулась во сне, и он снова пощекотал ее. Тогда она наконец проснулась, улыбаясь, но улыбка сползла с ее лица, когда она увидела Джеймса. Ее глаза округлились. — Поттер. Что случилось? Ремус кого-то ранил? Он в порядке? — Все в порядке, — шепотом усмехнулся Джеймс и встал. — Пойдем. Нам нужно поговорить. По лицу Джеймса, очевидно, было видно, что он настроен серьезно. Лили нехотя поднялась и накинула на пижаму мантию. Обувшись и пригладив волосы, она слабо улыбнулась Джеймсу. — Идем? Джеймс жестом пропустил ее первой, и Лили сбежала по лестнице в гостиную. Следом за ней кубарем скатился он сам. Вскочив, он взъерошил волосы и криво улыбнулся. Лили просто не могла не улыбнуться в ответ — эта его ухмылка уже не выводила ее из себя, а пробуждала в ней какое-то новое, неизведанное чувство, названия которому она не могла дать. Держась за руки, они поднялись в Астрономическую башню. Это было самое любимое место Джеймса в замке — здесь он первым встречал рассвет и последним провожал закат. Здесь ничто не сдерживало ветер, и здесь он сам чувствовал себя абсолютно свободным. И предвкушение от того, что сейчас должно случиться, не портило даже то, что рука Лили в его ладони казалась какой-то вялой. Ветер играл ее волосами, как цветным шелком. В свете рассветного неба они отливали розовым, и Джеймс протянул к Лили руку, чтобы убедиться, что она реальна — она выглядела как ангельское видение. Она смущенно улыбнулась и отвернулась, подставив лицо ветру. — Что случилось, Лили? — тихо спросил он, накручивая ее локон на палец. — Я же вижу, что с тобой что-то не то. Лили взглянула на него, будто раздумывая, говорить или нет, а затем вздохнула. — Все будет в порядке. Я получила предсказание… и оно меня испугало. Но я сделаю все, чтобы оно никогда не сбылось, — твердо добавила она. Джеймс вспомнил о вчерашнем разговоре с Эмми, но тут же отмахнулся от этой мысли. — И все? Какое-то вшивое предсказание? — немного насмешливо спросил он, касаясь ладонью ее щеки. Он заметил, как нахмурилась Лили, и поспешно прибавил: — Что бы тебя не испугало, этого не случится. А если и случится, то очень нескоро, когда ты будешь уже дряхлой старушкой. — Он игриво подмигнул ей. — Да, Эванс? Лили усмехнулась и прильнула щекой к его руке, ощутимо расслабившись. — Да, очень нескоро… — повторила она и с облегчением вздохнула. — Очень нескоро. Джеймс решил, что момент подходящий, и поцеловал ее. Лили прижалась к нему, путая пальцы в черных волосах. Ее поцелуй был решительным и отчаянным, и Джеймс окончательно набрался храбрости. Он сунул руку в карман мантии, разорвал поцелуй и опустился на колено. Лили смотрела на него мутными глазами, будто не понимая, зачем он это сделал. Джеймс улыбнулся, прерывисто выдохнув. Рубин в фамильном кольце сверкнул в первых лучах солнца. — Ты выйдешь за меня, Эванс? — спросил он. У Лили задрожали губы и увлажнились глаза. Джеймс подумал, что это хороший знак, и неуверенно, но счастливо улыбнулся ей, не отрывая от нее глаз. Лили тоже смотрела ему прямо в глаза, стараясь сдержать подступающие к самому горлу удушливые рыдания. Но когда Джеймс улыбнулся — своей теплой, широкой, мальчишеской улыбкой, полной света, юности и любви, — она не выдержала. Из ее глаз брызнули слезы. Она упала рядом с ним на колени, зажала ладонью рот и горько разрыдалась.