Поверь в меня.

      Странно. Звякает фарфором посуда на кухне. Слышатся негромкие шаги. Шумит вода, ударяясь о дно раковины. Бурлит закипающий чайник. Странно.       Сквозь закрытые веки дневной, молочный свет пробивался в сознание, настойчиво выуживая его из сна. Разум противился этому назойливому вмешательству как только мог, но постепенно начинали беспокоить звуки, доносившиеся с кухни. Окончательно проиграв утру, которое из раннего уже давно перетекло в поздно-полуденное, Арс сонно сел на кровати, опустив босые стопы на мягкий ковёр.       Ноги, проснувшись первыми, на автомате понесли своего человека в ванную, где пришла очередь рук умывать лицо и чистить зубы. Немного взбодрившись благодаря водным процедурам, Попов почти в адекватном мыслительном состоянии, абсолютно не готовый к внезапным сюрпризам судьбы, зашёл на кухню. - Доброе утро, Арс. - БЛЯТЬ!       Все процессы мироздания и течения времени в этой конкретной комнате встали на паузу. На беззвучную, немую и шокированную паузу. Бесконечно удивлённые, ошарашенные и испуганные аквамарины уставились в извиняющиеся, неловкие изумруды. Очень знакомые и кроткие, совершенно чужие глаза хлопали ресницами и виновато "улыбались".       Антон первый покинул ментальную крио-заморозку, осторожно поднимаясь из-за стола и пятясь к плите: - Арс, пока ты не применил все имеющиеся у тебя навыки самозащиты, - пятерня с растопыренными, длинными пальцами закрыла пространство перед набором ножей, стоявшим возле варочной поверхности, - позволь мне всё объяснить. - Ты кто, блять, такой?! - нецензурные, но ёмкие слова с переменным успехом брали верх над интеллигентной натурой. - Тоша, ну, Тошиюки, - Шастун представлял, насколько сумасшедше это звучит, но как-то по-другому рассказать правду не мог. - Что? - понимание к брюнету не приходило и даже в дорогу не собиралось. Он не предпринимал попытки напасть на вконец охреневшего домушника, решившего не только обокрасть квартиру, но и попить в ней чай. Ну так, заодно. Мужчина просто разглядывал незнакомца и усиленно скрежетал шестерёнками в голове.       Со стороны мыслительный процесс на лице Попова выражался в появлении угрюмости и даже некоторой свирепости, поэтому, уже представивший несколько раз за последние 4 часа эту ситуацию Шаст предусмотрительно вцепился в кухонную мебель, прикрываясь, словно щитом и направляя её ножками на брюнета. Настоящий Капитан Табуретка. - Арс, я понимаю, что звучит это идиотски и нереально, но уж как есть. Да, ещё вчера я был твоим псом Тошиюки, но на самом деле всегда находился внутри него. Или не внутри, а как бы был превращён в него. Ну, в собаку, - в голове заготовленные объяснения звучали гораздо собраннее и логичнее, но выходящий из себя и всё больше запутывающийся Арсений, процессу явно не помогал. - Меня зовут Антон Шастун. Не знаю, сколько я пребывал в "зверином" виде, но мне сейчас, должно быть, где-то 27 лет.       Действительно, в голове у Попова с каждой секундой сумбур превращался в настоящий хаос, щедро приправленный непониманием. Мысли метались из стороны в строну, сталкиваясь и перемешиваясь. "Откуда он знает моё имя и кличку моего питомца? Следил? Но зачем ему такая информация? Может, он просто псих? Ненормальный маньяк-преследователь. И что тогда вызывать - полицию или машину из дурдома? Выглядит вменяемо, но несёт какую-то чушь. Зубы заговаривает? И на какой хрен он чайник кипятит? Уже закипел, кстати".       Арс, больше сосредоточившись на внутреннем обдумывании, чем на своих действиях, непроизвольно шагнул вперёд, к парню. Антон, расценив это действие, как выпад, и, на самом деле, не желая навредить мужчине, случайно заехав тому табуреткой, быстро опустил её на пол, тоже немного отшатнувшись и попятившись. Из-за напряжения и неудобной позы, Шаст начал терять равновесие и схватился рукой за единственную вещь, имевшуюся за спиной - раскалённый, плюющийся на плиту стоградусной водой чайник.       Руку тут же ошпарила пышущая жаром, стальная поверхность, а носатая посудина вдобавок плеснула на пальцы новую порцию пыточной, невыносимо горячей жидкости. Парень взвыл от едкой боли, отдёргивая свою повреждённую конечность, и этот вопль резанул по ушам Попова не хуже, чем вчерашний собачий вой, вызванный прижатием хвоста Кьярой. Оба звука были безумно похожи.       Отбросив свои смятение и замешательство, брюнет кинулся к пострадавшему, вмиг забывая, что происходило буквально пару минут назад, и почему он был разозлён и запутан. В сознании горело только одно желание: помочь. Антон уже не обращал внимание на то, что творит мужчина, держа мгновенно покрасневшие пальцы на весу и стараясь не разрыдаться как девчонка.       Действуя, скорее, на каком-то аварийном автомате, Арсений быстро включил кран и, на удивление осторожно, но при этом стремительно схватил парня за нетронутый участок руки, подставляя её под холодную воду. На следующие 6 минут снова замерла неловкая пауза, в которой движение имела лишь струя крана, превратившаяся из прохладной почти в ледяную. Попов так и держал, немного сжимая, предплечье Шаста, в лёгком ступоре наблюдая за напором воды. Антон же, с мокрыми глазами и закушенной губой старался не шевелиться и не делать резких движений, ведь проблему они не решили, но теперь брюнет стоял слишком близко, и мало ли чего мог совершить. - Арс, можно я ещё раз попробую всё объяснить? - с бесконечной надеждой в голосе, опасливо произнёс парень. - Надо ожог обработать, - абсолютно не слыша, что ему говорят, ответил мужчина. - Так ты мне веришь? - удивлённо промямлил Шастун. - Нет. Но это не значит, что тебе не нужна помощь.       Пока новоявленный санитар занимался поиском аптечки, загугливанием алгоритма скорой помощи при ожогах, оказыванием этой самой, немного неумелой помощи, Антон старался как можно более понятно и хоть чуть-чуть уместно всё таки рассказать свою историю. Он умышленно, во всех подробностях описывал то, что случилось с ним после их судьбоносной встречи в переходе, чтобы доказать, что никто не смог бы этого узнать, кроме непосредственного участника событий. Приправляя повествование обрисовыванием чувств, испытанных во время злополучной поездки в лес и возвращения назад, Шаст надеялся тем самым слегка надавить на совесть Попова, чтобы усилить эффект правдивости рассказа.       В общем и целом, к концу их разговора голова у Арсения пухла знатно, рука парня была обработана и перебинтована, но первичное непонимание, злость и страх из настроения брюнета выветрились. Он не мог в полной мере осознать и целиком поверить в историю Антона, но закрывать глаза на точные факты не собирался. Представления, что вообще делать в такой ситуации и как дальше быть, тоже не наблюдалось, но мужчина отчаянно надеялся, что оно когда-нибудь, и, желательно, как можно быстрее придёт.       Самым же главным моментом стало то, что Шастуна из дома не выгнали, малословно и все ещё с настороженностью, но накормили обедом и ужином, приготовили место для ночлега на диване в гостиной. Это, однозначно, было прогрессом и очень хорошим знаком. Все таки, парень не ошибся - Арс и правда самый лучший. И самый добрый. И самый родной.

***

      Привыкать друг к другу было сложно. В первый месяц "обновлённого" совместного проживания, между бывшим питомцем и таким же бывшим его хозяином висела и иногда накалялась неловкость. Арсений до сих пор, небольшими подвижками, осознавал и начинал верить в историю Шаста, приглядываясь к нему и замечая странное сходство в поведении с Тошиюки. Антон явно перенял у своего прежнего "собачьего" состояния некую некоординированность и неуклюжесть движений, продолжая, пусть и редко, что-то ронять и ломать. Взгляд и выражение лица у него после очередного случайного краш-инцидента было до боли похоже на извиняющуюся морду Тоши, опущенную в знак признания вины и покорности. Эти ассоциации вызывали в сердце брюнета странные, иррациональные ощущения: от щемящей боли, до лёгкого, едва уловимого тепла.       Так же никуда не делась и "аварийность" Шастуна: его излюбленным хобби было поцарапаться обо что-то, порезаться не особо острым предметом, вплоть до листа бумаги, уронить себе на ногу нечто увесистое. И во всех этих случаях Арсению приходилось лечить многострадального парня. Создавалось впечатление, будто Антон специально методично калечился, чтобы получить ласку и хоть какие-то прикосновения от мужчины. И к превеликому удивлению последнего, эти самые прикосновения подарить хотелось.       Пусть особым красавчиком Шастун и не был, но выпирающие, тонкие ключицы, щедро открытые вырезом большой по размеру футболки Арса, гибкие кисти с длинными пальцами, опять же эти чёртовы зеленющие, большие глаза, вечно облизываемые, искусанные губы - парень нравился брюнету, и ему хватало смелости признать это хотя бы перед собой.       Да и Антон, чего уж греха таить, ещё там, в переходе, при первом взгляде в колдовские, по истине блядские озёра, при первом касании тёплой ладони, при первом хрипловатом смехе и улыбке, рождающей очаровательные ямочки на щеках - втрескался в этого джентльмена по самое не могу. И чувство это никуда не делось, лишь укрепляясь и прорастая настойчивыми корнями во все клапаны - так, что уже, кажется, не выдрать. Вот только сам джентльмен либо замечать этого не хотел, либо замечал, но стеснялся, либо знатно тормозил. Шастун, конечно же, надеялся на второй вариант, ведь он был самым простым и решаемым. Со временем, разумеется, но решаемым.       Была и ещё одна, усиливающая своё влияние проблема: Антону было очень неудобно и стыдно пользоваться всем тем, что предоставил ему Арс. По идее, брюнет не был ему "должен" и мог преспокойно выкинуть на улицу этакий "сюрприз с перевоплощением". Но Попов, не поднимая и не обговаривая этот вопрос, просто принял парня в свою жизнь, не прося взамен абсолютнейшее ничего. И это неминуемо напрягало. Напрягало до тех пор, пока однажды утром, наразмышлявшись за ночь и придя к выводу, что он не вправе находиться в роли нахлебника в квартире мужчины и обязан её покинуть, Шаст прямым текстом заявил об этом за завтраком.       Брюнет, взглянув с нечитаемым выражением лица на Антона, так и продолжил на него смотреть, замерев в забавной позе: весь такой напряжённый, серьёзный, еблище серьёзное, вилка, с нанизанными на неё кусочками огурца и помидора, тоже серьёзная.       Парень уже был готов привести заранее придуманные аргументы, но, видимо, выйдя из режима удивлённого ожидания, Попов не дал ему даже начать: - И куда ты собрался? - в голосе явно обозначилась претензия напополам с угрозой. - Ещё не знаю, придумаю что-нибудь, буду импровизировать, - преувеличенно легкомысленно ответил Шаст. Интонация мужчины заставила, почему-то, расцвести чувство вины глубоко внутри, словно Антон снова что-то сломал. - Зачем? - вопросы были односложные, но невероятно тяжёлые в плане объяснения. - Не хочу тебе мешать, - чистейшая, немного горькая правда. - Ты не мешаешь, - всё так же серьёзно и уверенно проговорил брюнет. - Неправда, Арс. Признай: я - не твоя головная боль, и не имею ни малейшего права жить под твоей опекой и на твои средства. С какого вообще хрена ты решил не выгонять меня, а заботиться? Почему? - медленно, но верно парень начинал выходить из себя. - Я несу за тебя ответственность. - Ответственности не хватает? Собаку заведи! - выпалил Антон, совершенно не осознавая, какую забавную вещь только что произнёс.       Читавшиеся в рассерженных аквамаринах несогласие, укор, удивление и недовольство быстро сменились на плохо скрываемое веселье. Шаст же, так и не доперев, в чём заключается смехотворность его предложения, продолжил: - Хватит со мной возиться просто потому, что это уже вошло в привычку. Я больше не твой питомец! - Закрой рот, - голос подчинял и одновременно успокаивал. Парень успел уловить стремительное движение, плохо понимая, что за ним может последовать.       Поцелуй вышел нахально и катастрофически неожиданным. Арсений просто примкнул к изогнутым в обиде губам своими, не переходя к активным действиям, чтобы не напугать Шаста. Тот же, случайно или намеренно приоткрыл рот, желая совершить прерванный вдох для продолжения гневной тирады, что мужчина расценил как приглашение. Невесомо пройдясь по губам языком, он углубил поцелуй, получая, наконец, на него ответ. Одна рука нежно порхнула пальцами по скуле, вторая легла на затылок, отрезая любую возможность отстраниться. Антон что-то невнятно промычал с интонацией то ли удивления, то ли одобрения.       Целоваться, перегнувшись через кухонный стол, было не очень удобно, поэтому соприкосновение пришлось прервать. Вернувшись на своё исходное место, Попов выжидающе посмотрел на парня, который, распахнув прикрытые во время поцелуя глаза, находился если не в экзистенциальном кризисе с полным разрывом всех имеющихся шаблонов, то по крайней мере в прострации. - Все ещё собираешься уходить? - самодовольная ухмылка предательски идеально сочеталась с сияющими лазурными омутами и раскрасневшимися губами. - Н-нет, - всё, что Шастун смог из себя выдавить.       На том и порешили.