Средь нехоженых троп

Окурок за окурком падает и придавливается ногой, топчется и превращается в ничто - одолженные у Ванька сигареты выкурены до самого фильтра, и в голове теперь гудит, отдаваясь неясными отзвуками во все тело. Пепел иногда осыпается на штаны, но рука никак не поднимется спихнуть его с себя - настолько, кажется, она одеревенела или же совсем обленилась. Вообще, все тело обленилось. Лень ходить, лень передвигать челюстями в попытке впихнуть в себя какую-нибудь очередную гадость, лень дышать и лень просыпаться. Снова и снова куда-то идти, спешить. Вставать с кровати, до сих пор непочиненной, и плестись едва-едва в ванную, чтобы почистить зубы, чтобы изо рта не воняло и люди не отворачивались от тебя, как от прокоженного. Имеем опыт. В зеркало Слава не смотрит: он и без того способен угадать черты собственного лица или, вернее, его отражения. Ведь даже в зеркале в темноте он намного более здоров, чем в свету да ещё на улице. Так же по нему и не скажешь, что он - семнадцатилетний пацан. Нет. Ему лет сорок по виду, так уставшим от жизни он кажется. Удивительно, устать от жизни, не успев даже ещё пожить! Что случилось? Ничего. Да, это правда. Абсолютно ничего. От того и худо. Ничего не изменилось. Его будто окунули в омут дерьма. Мирон все ещё уезжает в Лондон, все ещё с Соней, переехал всё-таки к матери. Будущий год впустую, само будущее - впустую. У Вани же будущее есть, есть мечта - свалить из этого дна. У Славы подобных амбиций нет, но есть Надя, Саша, Валентина Сергеевна, Пашка и десятитонная ответственность на плечах за всех четверых. Он не может позволить себе подобной роскоши. Ваня до безумия, до колик в животе и неясных искорок в глазах хочет в Питер. От чего ж у всех мечта такая - совать свой нос в большие города, будто что-то изменится? Будто Хабаровск и Питер - не одной поляны ягоды? Отчим снова притащился, вот и все. Больше новостей нет. - Пойдём, Слав, - таким образом Ваня оповещает о конце обеденного перерыва. Подходит, тянет его за руку и ставит на ноги. И так снова и снова. Каждый день. Или, может быть, ещё Надя: - Да пропил все деньги идиот. Что про него скажешь? Неудачник, вот и все, Жень. Как и отец его. Но ничего, Жень, с тобой как-нибудь выкрутимся. Хорошо, что ты есть. Не за спиной, нет. Громко. Чтобы слышал и клевал её презрение. - Слав, давай уедем. Ты и я, - в конце концов предлагает Саша, в очередной раз тырясь под его одеялом, когда Надя с её муженьком снова ссорятся. Хотя это не то слово. Хуярятся вовсю. Дом трещит по швам, едва терпя их посягательства на стены. А потом ебутся. Вопят точно резаные и приходится закрывать Саше уши ладонями, чтоб она не слышала ничего. Ещё более развязные, более безразличные к судьбам своих близких и как никогда обдолбанные. В комнатах постоянный дым от сигарет, лезет сквозь стены и достигает их носов. - Куда, Сань? Да и нельзя ещё, ждать нужно, - хрипит в ладошку, потому что голос ранее сорвал, опять закрывая мать от кулаков отчима. - А сколько? - шепчет Саша. - До весны, Сань. Когда у меня будет день рождения. 9 мая, помнишь? Слава держит дверь своей комнаты запертой, но это не спасает от частых рейдов этой бестолочи. Он обычно шляется, нацепляя на себя Славкины вещи, которые едва-едва налезают на его пивной живот. Или ещё: - Слав, а пойдём к бабушке? Она нас точно пг'имет! - Уверяет его Саша. Слава сглатывает слезы: - Она уехала, Сань. Саша умная, она понимает сразу: - Навсегда? - Слава кивает. - А они тоже не вег'нутся, да? Слава тоже умный, но лучше бы он не понимал значения этих слов. - Спи, Сашенька. Завтра будет новый день и все будет иначе. И дотянем так до нашего праздника. Саша мечтательно улыбается: - До дня Победы. И нашей тоже, да? Слава заверяет её в том, что так оно все и будет, что у них будет свой дом, свой сад и котёнок. Не один, два. И они перестанут одеваться непонятно во что и будут есть здоровую пищу - яблоки и апельсины. Апельсины Саша любит. Сам-то верит ли?.. Валентина Сергеевна умерла три дня назад. В том самом кресле за тем самым шитьем. "Это было не больно", - успокаивал доктор. Но откуда он знает, интересно? Он что, умирал? Он знает, что это такое, когда в одну секунду ты существуешь, а в другую уже нет - все, тьма, гасим свет? Но человека ведь больше нет. А большинству похер: особенно её неизвестно откуда взявшейся дочурке, отхапавшей квартирку и сынка, которого, наверное, во второй раз после родов и увидела. В один миг - была, и нет больше. Квартира и все её содержимое продали. Пашка исчез, сколько не искал его Слава. Похорон не было. Кремировали. Прах дели неизвестно куда. - Хорошая была старушка. Жаль её. Звонила Соня, да. Не Мирон, после той ночи вообще пропавший в никуда, исчезнувший. Соня как-то говорит, что это потому что им скоро ехать и лучше не контактировать с друг другом. Вот. - Это не обязательно, Сонь. Я просто прошу... Я буду звонить, доставать звонками не буду, нет. Просто хоть немного рассказывай, как он там, что делает, все ли хорошо или может деньги нужны. Я пришлю. - Откуда, Слав? - тихо говорит Соня. - Найду. Подзаработаю. Устроюсь на третью работу. Ясно? Только ему ни слова, а то не возьмёт, - ах да, он снова вернулся к своим друзьям-грузчикам. Управляющий поменялся, а потому его взяли так. - А почему ты думаешь, что я возьму? - готова плакать, слышно. - Потому что ты тоже его любишь. И Слава сбрасывает, возвращаясь в привычную атмосферу ругани, усталости и закоренелой лени, перебитой действиями, доведенными до автоматизма. Он берёт Сашу с собой на первую работу, а ночью, когда работает, усаживает у доброй старухи, заведующей раздевалкой для грузчиков. Она разгадывает с ней кроссворды, пока Слава надрывает спину. - Пошёл прочь! Не нужна мне твоя помощь! Ты посмотри на него, святоша нашёлся! Да я таким дрочила за пару купюр за стройкой. Надя не заходит домой, сидит себе ночью на скамье и боится и нос засунуть в тепло, в подъезд из-за муженька - Слава её увидел, когда Сашу ночью нес домой обратно. В порванных колготках раздвинув ноги, охая и ахая от боли: на них красные кружева, но не из ткани, а из крови. Полуголая, в синяках, с разбитой губой, испачканной в сперме. Отчим её изнасиловал. - Слава, не надо, пожалуйста! Не надо! Он же тебя убьет! Слава! Ну пожалуйста! - Она загораживает ему вход и падает на колени, хватаясь за ноги и умоляя того, чтобы он не шёл в квартиру. - Злой как чёрт, давай, может, к другу твоему пойдём, а?.. Как там его, к Ваньке? - Он уехал, - отвечает Слава просто. Мозг Нади работает напряжённее чем никогда, ища варианты где можно переночевать, пока Саша, ещё сонная и ничего не понимающая, стоит, обхватив его руками и почти повиснув на нем. - А... А парень, который тут жил? А, Мирон который? Он же хороший, да, может он впустит нас? А? Ну, Слав? Бросает взгляд на горящий свет в окошке гостиной и на жалкую Надю, смотрит на дверь перед ним и на Сашеньку. Выбора-то особо и нет. - Это друзья Мирона. Они переночуют тут, ладно?.. Идите, раздевайтесь... Привет, Саш, ты не голодная? нет?.. точно? ладно, пойдём со мной, я покажу тебе диван. Его придётся раздвинуть, но я слабачка, поэтому мне потребуется твоя помощь. Ты же сильная, да? Вон какие мышцы, вау! Совсем взрослая... - Соня справляется отлично, а при виде Нади вовсе не задает вопросов, протягивая аптечку. Слава аккуратно ведёт её, неся на руках, и садится прямо на пол ванной, располагая её рядом с собой. Он осторожно усаживает ее в ванну, моет голову с шампунем, смывает грязь, кровь и сперму с тела. Намыливает вехотку и терет её плечи и руки, живот и ноги. Надя матерится сквозь зубы, но терпит. Потом поливает её из шланга душа, и тщательно вытирает полотенцем, другим закутывая её волосы. В конце концов, дезинфицирует ранки на внутренней стороне её бедер. Она точно кукла движется так, как он ведёт её, садит и пьёт то, что даёт - без тени сомнений. Эта жидкость, когда она открывает глаза, оказывается горячим чаем, успешно греющим её холоднющие руки. Перед ней даже блюдце с печеньем поставлено, и Слава ждёт, когда она съест хотя бы одно. И Надя ест, не хочет расстраивать его. - Гнаешь, что, Слав? - чавкает она. Слава наконец поднимает взгляд от своих колен и смотрит на неё. Надя прожевывает до конца и, вытерев пальцы, сладкие от сахарного печенья, кутается в принесенные Соней футболку и пижамные штаны. - Ты знаешь, почему я такие плохие слова говорю, а, знаешь? А потому что нужно привыкать, Слава, что мир-то он ничуть не прекрасный, что ничего в нем красивого нет, вот так вот. Он, этот настоящий мир, ужасен. А ты... Ты слишком хороший для него, Слава. Ты слишком добрый, слишком доверчивый и наивный. Таких топчат в первую очередь. До таких никому дела нет. А я не хочу, чтобы ты кончил где-нибудь в канаве. Я хочу, чтобы ты был счастлив, Слав, а для этого необходимо быть злым. Слава молчит - он злиться не умеет. - Нужно учиться, Слава, учиться. Я тоже училась, не всегда я была такой язвой, да... Я таким же одуванчиком сначала была. Все такие сначала, а потом меняются... Надя подходит, шипя сквозь губы очередные ругательства, из которых он расслышал только имя отчима. - И к чему ты, собственно, пришла? Спрашивает Слава, и Надя кивает, посмеиваясь, но над собой, садясь рядом, и впервые, наверное, с класса так пятого школы треплет его по волосам, мягко, ласково... - Ты лучше, чем я, Слава. Можно доверять, но только тем, в ком ты уверен на все сто, ясно? Люди будут говорить тебе, что делать можно, что нельзя... Они будут предавать тебя обязательно, прежде чем ты научишься видеть настоящих людей в стаде лживых фальшивок. Но ты если в тебе есть хоть капля сомнения в их правоте, не слушай их. Делай, как знаешь. Сколько овец в стаде, столько и мнений. А кто слушает овец? Ты? Нет, вот ищи таких же, как ты сам. Ищи львов. Слава молчит, но с минуту кивает. - Пойдём спать, Надь, - но она качает головой, останавливаясь: - Не Надя. Мама, - и улыбается. *** Рыжую бестию он сначала не заметил и чуть не споткнулся об неё, зато потом отхватил своё с лихвой, сидя на полу на кухне и впрягая свои пальцы в мягкую шерсть. Кошка ластилась как не зная кто, несмотря на то, что Слава был чужой и явился, считай из ниоткуда. Но в первый раз её здесь не было. Гулящая, значит. Он малость и сам перекусил печеньками, но спать не спалось, да и негде: все места разобрали. И смотрел в окно, пока стука не услышал в дверцу. Закрыв за собой, появилась она - пресвятая Соня. - Удивительно. Мне она расцарапала руки и лицо в первый же день, жестокая зверюга. Никого к себе не подпускает и гладить не даёт... Кроме Мирона. Она его просто обожает, - Соня произносит его имя мягко и ненавязчиво, как бы невзначай, примешивая ко всей этой каше слов сбоку, для Славы. - Как тебя зовут-то? - спрашивает он. - Зовут? Соня же, - улыбается. - Да не, я про фамилию, - Слава качает головой, смотря на неё. - А, - она фыркает. - Не поверишь. Слава пожимает плечами. - Мармеладова, - произносит она и кивает быстро-быстро, улыбаясь: — Да-да, Соня Мармеладова. - Как героиня Достоевского. - Ага, - она снова кивает и вдруг продолжает: - Все до банальности просто у нас, Слава. Родаки решили, что хорошая партия друг для друга, да. Ну и познакомили. Я погрязла в этом с головой, а вот Мирон - нет. - Зачем тогда женится? - Думается мне, из-за долга. Перед отцом. Из стольких проблем вытащил сухим. Хочет отплатить той же монетой. У меня ж семья богатая, - раздумывая, предположила Соня Мармеладова. Она сидит на стуле, но на расстоянии от кошки, уже злобно поглядывающей на нее, будто уличила их в какой-то проделке. - Он тоже не спит. Не может. Он теперь почти не спит. Что-то пишет, выкидывает и опять пишет. Или просто читает. Мы с ним эту неделю, что тебя не было, вообще даже не разговаривали. Он чувствует вину. Слава недоумевающе смотрит: - Но почему? Нам обоим было хорошо... - он резко замолкает. - Он не хочет испортить тебе жизнь. Слава откидывает голову назад, внезапно захлебываясь смехом: - Это что, блять, какая-то игра? Типа Телефона, но целого и невредимого? Если он чувствует вину, то почему он не передо мной? Соня молчит, а потом выдаёт: - Пойди и спроси, - и встаёт. - Спасибо, Соня Мармеладова! Тихо кричит он ей вслед, точно зная, что если бы он увидел ее лицо, то на нем бы застыли улыбка и слёзы.