Лань под голубикой

Улица у входа в клуб пахла влажным после дождя асфальтом, серым сигаретным дымом, краской и чем-то неприятно кислым — Макс, морщась, невольно уткнулась в рукав собственного свитера, потирая о него зачесавшийся кончик носа. Взгляд невольно скользнул вверх, к точечным кляксам звёзд на бархатном холсте неба — далёкого и бескрайнего, словно залитого художником в гневе чёрной краской. Опуская взор, девушка с грустью подумала о том, как сильно видна разница между миром, сотканным из тёмного полотна над головой, и миром ниже — острым, обшитым пьяным смехом, рёвом автомобилей, покрытых засохшими комьями грязи, и отталкивающими ароматами улиц. Горизонт казался белой линией из-за скопления звёзд. — Не тормози, хиппи. — Лёгкий тычок в плечо, прохлада чужой ладони на запястье — Хлоя подмигнула ей, легко ведя за собой, подальше от шумного пяточка, где машины пропитаны бензином, а люди — алкоголем, и музыка такая громкая, что мысли больно скачут внутри головы. Макс подумалось, что её новая знакомая словно маленькая синяя точка в тёмной комнате, а она — любопытный ребёнок, тянущий к ней свои руки. — Так куда мы едем, мисс-голова-трещит-от-запаха-духов-Прайс? — спросила Колфилд, прогоняя странное наваждение и гипнотизируя тонкие пальцы, касающиеся её кожи, заворожённым взглядом. Ей сразу понравились руки Хлои — бледные, в тонких трещинках и — совсем чуть-чуть — родинках. В ответ донёсся весёлый смешок. — Обычно я просто еду вперёд, а там как повезёт. Предложения, дитя мира? Макс с улыбкой пробормотала: «Засранка», — и прибавила шаг, равняясь с идущей чуть впереди девушкой и слегка удивляясь, что даже после этого Хлоя не отпустила её. — Мне всё равно, лишь бы там было... поспокойнее, — произнесла Колфилд, ловя короткую мысль о том, что в темноте они, должно быть, выглядели как пара, держащаяся за руки. В груди что-то тягуче ёкнуло, и Макс почувствовала, что краснеет. — Это очень расплывчатое определение, — фыркнула Прайс, подводя Максин к незаметно пристроенному у стены клуба мотоциклу — с потёртыми, но чистыми боками и очаровательными наклейками с символикой старых рок-групп. — Но я тебя поняла. Запрыгивай, хиппи. Одарив Колфилд весёлой ухмылкой, Хлоя резво опустила на голову фотографа шлем, закрепляя его и убеждаясь, что девушке достаточно комфортно. — А как же ты? — спросила Макс, и из-под защитного стекла её голос звучал приглушённо. Панк-дива махнула рукой и, сняв байк с подножки, ловко опустилась на обтянутое искусственное кожей сидение, явно привычно балансируя на месте. Колфилд прикусила нижнюю губу. Ей не приходилось раньше кататься на мотоцикле, и она однозначно не была уверена в водительских способностях подвыпившей знакомой. Однако отступать было поздно, и Максин, мысленно чертыхаясь, неловко села позади Хлои, скованно дёргая плечами и боясь лишний раз пошевелиться. До неё донёсся сдавленный смешок. — Хватайся, Макс, я не кусаюсь. По крайней мере до тех пор, пока ты сама не попросишь. Колфилд закатила глаза и покорно прижалась к узкой спине, сцепляя руки в замок на впалом животе и жалея, что чёртов шлем не пропускает запахи — приходиться жадно ловить лишь ощущение выпирающих позвонков под грудью и теплом накрытой лишь тонкой майкой кожи под подушечками пальцев. Мотоцикл утробно зарычал и сорвался в чернильную пропасть ночи. *** Ветер раздувал ветровку и чёрную кожаную куртку, вдавливая в ткань клубы пыли, и от каждого лихого пируэта мотоцикла у Макс внутри что-то холодело и скручивалось, а после распространяло такую волну адреналина, что ладони на животе Хлои мелко подрагивали. Колфилд, забыв о собственном смущении, вцепилась в Прайс, как проклятая, и даже мысль о том, что от ногтей могут остаться следы, её не остановила. Сердце колотилось как бешеное. Макс не уловила тот миг, когда стук долбящихся друг о друга зубов перерос в хохот. *** Море холодное, пенистое и переливающееся тёмными оттенками, словно бензин. Макс улыбалась, расслабленно шлёпая босыми ногами по вязкому влажному песку, и её старые кеды в руке глухо бились друг о друга при малейшем движении рукой. Серые (когда-то белые) шнурки слегка натирали ладонь, а сумка с Полароидом била по бедру. Морской воздух выстилал горло, оставляя на языке привкус соли. Хлоя смеялась хриплым и заразительным смехом, бросала сигаретные бычки в зажатую в ладони бутылку, найденную на берегу, и говорила о мотоциклах, пахнущих палёным бензином; о тёмном пиве, которое не стоит мешать с ликёром; о свободе и о том, что этот город выворачивает её изнутри, и каждый чёртов дом кажется прутьями одной большой клетки. The Scorpions в стареньких наушниках, разделённых на двоих, звучали хрипло и как-то интимно, прикосновения чёрного рукава чужой куртки к тыльной стороне ладони холодили кожу; шелестящий волнами мир вокруг казался нереальным и смазанным, будто неудачное фото, и лишь прищуренные голубые глаза напротив блестели пугающей чёткостью. Они уселись прямо на мокрый песок, и холодная циановая вода принялась омывать голые ступни Макс и носки высоких сапог Хлои. — Заболеешь, хиппи, — насмешливо фыркнула Прайс, зажимая очередную сигарету между губами и прожигая спутницу задумчивым взглядом. Макс безмятежно прикрыла веки. — Прямо сейчас мне всё равно. И это было чистой правдой. — Останемся здесь ненадолго? — едва слышно прошептала Колфилд, убирая с лица влажные пряди каштановых волос и подставляя щёки солёным брызгам. Чужие пальцы невесомо коснулись её руки. Хлоя сделала затяжку, выдыхая вместе с бусым дымом лёгкое: — Столько, сколько захочешь.