Лань под голубикой

Чернильное небо режут первые лучи оранжевого солнца, море тихо шелестит влажным песком, и джунгли, оживая, кричат высокими голосами птиц и шепчут обласканной ветром листвой. Хлоя хмурится сквозь медленно рассеивающийся сон, смешно морщит нос, и Макс, улыбаясь, осторожно приглаживает чужие жёсткие волосы кончиками когтистых пальцев, слегка перебирая их и вытаскивая из спутанных прядей особо крупные песчинки. Ей нравится эта громкая девушка, нравится её бледное лицо и потрескавшиеся руки, её игривый голос и восхищённый взгляд, что русалка не привыкла ловить на себе — в их синем мире, ограниченном кромкой воды, Максин никогда не выделялась среди сородичей. У неё нет редкого цвета чешуи, она не умеет плести украшения из жемчуга и сочных разноцветных водорослей, да и плавники, чего уж там, слишком невелики, чтобы развивать большую скорость; но в голубых глазах Хлои Прайс Макс будто обретает форму, из обычной стеснительной русалки превращаясь в настоящее чудо. И это чувство — хрупкое и горячее, — растекается в холодной просоленой груди точно пламя, что невозможно под толщей воды, но, укрытое рёберным сводом, так непривычно разгорается внутри. Прилив ласкает золотистый хвост и босые ноги спящей девушки, шаловливо мажет пеной пальцы и чешуйки; и говорит, говорит, тихо бормоча русалке свои секреты. И она с готовностью слушает. *** Хлоя просыпается спустя пару часов, голодная и отчего-то будто опустошенная — внутри клубится горьковатое предчувствие, от которого девушке, привыкшей доверять чутью, откровенно не по себе. Макс сидит рядом. Её гибкое блестящее тело блестит в лучах рассвета, глаза прикрыты, и густые влажные волосы развеваются под напором бриза — и это так красиво, что у Прайс на мгновение перехватывает дыхание. На языке солоно, горло саднит от жажды, но бывший капитан не решается прервать тишину и лишь жадно впитывает умиротворённый образ своей спасительницы, запоминая каждый изгиб, каждую родинку и движение ресниц. Русалка открывает глаза. Дарит Хлое мягкую улыбку, окатившую девушку покалывающим теплом до самых кончиков волос; хочется вновь протянуть руку, коснуться перепонок, утянуть под воду, чтобы слушать мелодичный голос — и в который раз убеждаться, что всё это взаправду. Она не замечает плёнки грусти, натянутой на чужой взгляд. «К вечеру здесь будет корабль» — быстро и немного криво выводит Максин на сыром потемневшем песке. Спокойствие трескается; Хлою будто окатывает ледяной водой. — Что? Откуда ты знаешь? Ты видела? — Надежда разгорается в девушке новой волной, но вместе с ней камнем на грудь ложится колючая печаль. Русалка медленно качает головой, не отвечая, но бывший капитан уверена — она не лжёт, и когда закат разбрызгает капли охры на вечернем небе, у неё появится возможность покинуть этот остров. Найти Рэйчел. Найти Нейтана Прескотта. Отомстить. «Действительно ли я хочу этого?..» — мелькает в голове будто незаметная, но оглушающая мысль. Хлоя невольно оглядывает Макс — и видит её нежную улыбку. Но в уголках бледно-розовых губ томится тоска. Следующие слова даются Прайс тяжело. — Я... Это здорово, я правда рада, но... Чёрт, Макс, я не хочу тебя покидать. Это, наверное, чушь собачья, мы ведь знакомы всего пару дней, но у меня такое чувство, что ты была рядом всю жизнь. Я не хочу расставаться. — Хлоя не привыкла запинаться, терять слова в одолевающих ощущениях; всё происходит так быстро, её рухнувший мир за какие-то жалкие сутки восстал вновь — более яркий, искренний и живой, и если в глупых романах Рэйчел в животе героев порхали бабочки, то в Хлое словно кружатся летучие рыбы, задевая своими плавниками спрятанные струны-чувства. Прикосновение холодных перепончатых пальцев обжигает. Русалка скользит невесомым прикосновением по предплечью Прайс, слегка давит когтями на кожу, тронутую шрамами и намечающимся загаром, пока не доходит до тонкого запястья. И, притянув его к своим губам, оставляет прохладный поцелуй прямо в сплетении венок, и этого простого, но такого интимного действия всё в Хлое стягивается в узел, а сердце, подскочив к горлу, бьётся так, что шум крови набатом грохочет в ушах. Солнечные лучи освещают лицо Макс, и чешуйки на щеках кажутся золотой пылью. У них есть ещё день. И Хлоя должна успеть взять из него всё возможное. *** Костёр негромко трещит в сгущающихся сумерках, в воздухе висит запах соли и жареной рыбы, и пусть постное, но сочное белое мясо хорошо на вкус, Прайс будто жуёт вываренную кожу — от чувства скорой разлуки кусок не лезет в горло, а глаза отчего-то жжёт. Макс сидит немного в отдалении, чтобы быть ближе к воде; она улыбается, и это единственное, что удерживает Хлою от готовых пролиться слёз. В руке бывшего капитана перекатываются жемчужины — чёрные и блестящие, как рыбьи глазки. Это подарок от русалки, плата за место на корабле и билет домой, но правда в том, что Прайс не хочет расставаться ни с чем, взятым из чешуйчатых рук — она бы спрятала каждую сферу под сердцем и хранила бы как самое ценное сокровище. Но зато ей останутся воспоминания. И они стоят гораздо больше любых богатств с морского дна. — Я вернусь, Макс, — говорит Хлоя, и её голос звучит особенно громко. — И я достаточно уверена в себе, чтобы попросить тебя дождаться меня. На горизонте, обдуваемые океаническим ветром, уже виднеются паруса быстроходного флибустьерского судна. Русалка, улыбнувшись, кивает и распахивает руки. И в её мокрых прохладных объятиях дышать становится легче.