Сошедший с ума ветер

— Давайте сделаем совместное фото? — предложил Физик, потянувшись рукой в свой рюкзак. — Ну ты даёшь! Камеру с собой взял на задание, Пригов, если узнает, голову тебе оторвет, обратно поставит и повторит! — ужаснулся Ионов. — Это, если он узнает. — хитро подмигнул Мыцик, доставая чёрный фотоаппарат. Прислонившись друг к дружке и забавное корча рожицы, Смерчи сделали несколько фотографий на память о сегодняшнем дне. Вася стоял с обиженным лицом, потому что, Женя, улыбаясь, поставила ему рожки. Борис довольно улыбался после сытного ужина собственного приготовления, а Сергей сделал напыщенное лицо, одной рукой обнимая Муру за талию. — Зачем ты вообще таскаешь его с собой… — поморщился Бизон. — Банально прозвучит, но я хочу запечатлеть жизнь. Такая какая она есть во всём её живом многообразии. — ответил Физик, прокручивая снятые кадры и улыбаясь. — А-а-а! — протянул Тарасов и совершенно беззлобно добавил. — Ну вернись тогда туда, где мы днём отработали, нафотографируешь тел без жизни, во всём многообразии различной степени трупного разложения! — Фу, Бизон! — одернула его Мурашова, морща нос. — Брат Бизон, как ты не поймёшь — я снимаю только то, что я люблю! — романтично протянул Мыцик, убирая фотоаппарат обратно.        Питерское небо, кажется, знало какой сегодня день и с самого раннего утра поливало жителей свежим дождём из грозовых туч. Женя сидела за рулём своего автомобиля, не решаясь отстегнуть ремень безопасности и выйти на улицу. Ливень начался с новой силой, но это было не самой страшной причиной нерешительности девушки. Тоска. Такая ноющая где-то в районе груди, выжигающая напрочь любые эмоции, разбивающая душу на миллион осколков. Справиться с потерей было нелегко, этому явно не способствовало огромное количество совместных воспоминаний, которые возникали в голове.       Как она была зла на остальных бывших Смерчей, которые даже не удосужились взять отпуск, чтобы прилететь на похороны Физика. Женю вновь захлестнул гнев, ведь это они были виноваты в его смерти, совершенно точно, вина целиком и полностью была на них. Мурашова знала определённые подробности той операции, которые с таким трудом удалось «вытянуть» из Багиры, и у неё не оставалось сомнений в том, что это было непростительно глупо, непростительно непрофессионально, непростительно непредусмотрительно — одним словом просто непростительно. Мура откинулась в водительском кресле, припоминая, что сначала новость казалась глупой шуткой Кота. В самом деле, кто ещё вместо приветствия может «огреть» одной единственной фразой — «Жень, Физика больше нет», как не вечно смеющийся Васька. Как только друг снабдил её скудными подробностями, Мурашова скинула звонок и голубые глаза, украшенные рябью солёных слёз, впрямь стали похожи на море. Начальство со скрипом и, слава богу, без лишних вопросов подписало прошение на отпускные дни, тогда-то и начался её персональный ад. Горечь, съедавшая любые чувства, вдруг заиграла в полную силу, заставляя лезть на стены в пустой и тихой квартире, которая замерла в ожидании второго хозяина. Женя всё ждала, что в дверном замке дважды повернётся ключ с характерным скрежетом металла и зайдёт Физик. Как это странно ждать того, кто никогда не придёт. Того, кого больше нет.       Людей собралось немного, все, как и Мура, были одеты в траурный чёрный цвет. Девушке вдруг стало интересно, а почему чёрный, если смерть — многоликая палитра цветов. Белесо-розовая, как губы, что не произнесут ни слова. Стеклянно-серая, как глаза, навсегда закрытые тонким веком. Пронзительно-красная, как кровь, брызжущая из многочисленных ран. А ещё смерть — это звуки, целая симфония, не имеющая ни пауз, ни конца. Чей-то жалобный всхлип, одинокое карканье сизой вороны, монотонный шум капель об крышку гроба и звук лопат, черпающих мокрую землю. Когда смерть ходит за тобой по пятам, самое страшное — когда она забирает твоих друзей.       Жене казалось, что она не достоит до конца церемонии похорон, тело едва уловимо шатало от вихря эмоций, а ноги становились такими ватными, что переставали чувствоваться. Очень велико было желание сбежать, не оглядываясь, и закрыться в своём мирке на столько долго, насколько сможет. Как требовал того обычай, Мурашова взяла лопату и сделала церемониальный бросок земли в глубину выкопанной ямы с гробом. Звук упавшей земли утонул в шуме дождя и ветра, и девушка, передав кому-то лопату, отошла прочь. Голова Муры закружилась настолько, что реальность начинала ускользать от всех органов чувств. Кто-то отрезвляюще тронул её за плечо и Мурашова обернулась. — Здравствуй, Женя. — поздоровалась мать Сергея. Мура без удовольствия, каким-то привычным и профессиональным взглядом окинула её лицо, признаки нестерпимого горя были старательно прикрыты слоем тонального средства, но, если чуть приглядеться… От недосыпа появились синеватые мешки под глазами, такими красными, что глазное яблоко уже было розоватым. Лицо было слегка припухлым явно от того, что женщина не один день проплакала навзрыд. Женя прекрасно понимала, что вся её неописуемая горечь утраты меньше сотой доли того, что сейчас испытывает его мать. Худшее, что может ждать родителя, это пережить собственного ребёнка. — Здравствуйте. — сдержанно кивнула Мурашова, кидая взгляд на совсем свежую могилу. Девушка прикусила нижнюю губу, явно не зная, что сказать. — Возьми её, пожалуйста, — женщина протянула девушке камеру Физика. — Я думаю, так будет правильно. — Вы что… Я не могу… — запротестовала Женя, отрицательно качая головой. — Возьми. — также тихо сказала она. — Он бы хотел, чтобы это было у тебя. Не в силах противиться печальным интонациям и умоляющему взгляду, Мурашова взяла в руки фотоаппарат, который оказался спасительно холодным этим душным днём. Трепетно проведя по черному корпусу устройства, Женя чуть не заплакала. Как же это пугает — вот ещё вчера человек привычно шутит и смеётся, а уже сегодня ты получаешь весть о его гибели. А весь мир словно смирился, как будто Сергея Мыцика никогда и не существовало… Время лечит, говорят люди. А что делать, если ты неизлечимо болен потерей в области сердца.?       Мура сидела в салоне машины, пока дождь тараторил свою мелодию в лобовое окно. Тушь, которую Женя невесть зачем нанесла, давно размазалась по лицу, потому что девушка постоянно терла глаза. Кап-кап-кап. Ливень не унимался. На душе у Мурашовой было пусто, казалось, сердце перестало работать одновременно со смертью Физика. Мура бросила взгляд на свободное место, где на кожаном кресле лежал фотоаппарат, и руки сами потянулись к устройству. — Кажется это всё, что осталось от тебя. — в никуда произнесла Женя и покрутила камеру в руках, прикусывая нижнюю губу, что не заплакать. Мурашова решила не тянуть с тем, что захватило все её мысли, и нажала на кнопку включения. На дисплее ярко отобразилось название фирмы производителя и замельтешили какие-то значки. Женя провела внешней стороной ладони по лбу, вытирая неизвестно откуда взявшийся пот, и долго смотрела на экран, не в силах сделать следующее нажатие кнопки. Собравшись с духом, девушка аккуратно нажала на нужную кнопку, и камера послушно отобразила содержимое своей галереи. Фотографии одна за одной всплывали на экране, собираясь в сетку воспоминаний. Всего три или четыре кадра группы Смерч в полном составе, но в остальном вся галерея была составлена из её снимков… — Я снимаю только то, что я люблю!..