Игра стоит свеч

      Ваймс в гневе вылетел из кабинета патриция. Боги, и как ему каждый раз это удается?! Вы стоите, беседуете о последних событиях, вдоволь потрясших нервы и кошельки анк-морпоркцев, а потом… А потом происходит это. Витинари опускает вниз руки, до этого находившиеся в позиции, крайне нервирующей гостей Продолговатого кабинета, говорит что-то из разряда «Не смею тебя больше задерживать» или, скажем, «Когда же ты наконец уйдешь, Ваймс?», берет со стола какие-то бумаги и… все.       Все. Ты ему больше не нужен. Тебя берут или, лучше сказать, арендуют на время, как, например, повозку или коня, а потом безо всякого сожаления сдают обратно. Попользовались и хватит. И так всегда.       Кулак Ваймса с глухим звуком врезался в стену приемной; звук этот сопровождался неприятным хрустом. И, судя по тому, что боль в руке в этот раз была намного сильнее обычного, хрустнуло ничто иное, как костяшки командора.       Он сдержанно выдохнул. Стукпостука в приемной не было, но не хватало, чтобы патриций услышал, что ему, Ваймсу, больно, хотя… он все равно все слышит. И все знает… всегда. Порой это начинает раздражать. Да и сейчас он наверняка сидит за столом своего кабинета и самодовольно улыбается одной из этих своих особых улыбочек.       Ваймс прислушался. Тишину в приемной нарушало только аритмичное тиканье настенных часов. Он постарался аккуратно разжать кулак. Пальцы повиновались не сразу.       «Вот дерьмо…» — морщась от вяжущей боли, подумал командор. Ну, допустим, Сибилле можно будет сказать, что он получил травму в драке с преступниками…       — Командор, — лениво протянул голос прямо за его спиной.       «Черт.»       — Да, сэр? — сухо произнес Ваймс, вновь собирая пальцы в кулак.       — Ну что же вы руки свои не бережете…       Он повернулся. Витинари стоял, расслабленно привалившись к дверному косяку. И во всей его позе не было даже иллюзии движения. Создавалось ощущение, что он не вышел из кабинета, а просто возник на этом месте из ниоткуда. Ну не могут же люди настолько тихо перемещаться?       «Обычные люди», — мысленно поправил себя Ваймс. Кто-кто, а патриций уж точно не был обычным человеком. Он был человеком, способным при желании за пару минут свести с ума любого, кто хоть чем-то ему не угодит или, наоборот, угодит слишком сильно.       — Мне казалось, я волен делать со своими руками все, что захочу, сэр, — вслух произнес он.       — Можешь. Но это было бы… — патриций улыбнулся, — несколько эгоистично с твоей стороны.       — Вы считаете, сэр?       — Да, сэр Сэмюэль, считаю.       Витинари сдвинулся с места. Ваймс насторожился. Он знал, как никто другой, что от патриция можно было ожидать все что угодно, причем в любой момент времени. Но сейчас ему меньше всего хотелось, чтобы эти ожидания вдруг оправдались.       — Мы разве не закончили с вами, сэр? — сказал Ваймс, отступая на шаг.       «Точнее, это ты со мной закончил… — думал он про себя, — сделал с моей помощью все, что хотел, и вышвырнул на улицу, как последнего пса».       — Разве? — лорд Витинари приподнял бровь. — А, ну да. Но, знаете ли, командор… я подумал, что нам не стоит заканчивать так каждый раз. Когда одна из шестеренок незначительно деформируется, это может навредить работе целого механизма.       — Раньше состояние этой «шестеренки» вас ничуть не смущало, сэр.       Витинари подступил еще на шаг.       — Раньше ты портил мои стены, скажем так, с меньшим… энтузиазмом, Ваймс.       Воцарилась недолгая пауза.       — Стену, в общем-то, можно покрасить, — продолжил патриций, — и тем самым обеспечить пару мастеров работой, а значит, и выпивкой на один вечер. А вот руки… боюсь с ними проблем будет чуточку больше.       — Заживут, — отрезал Ваймс, упираясь в стену спиной.       Патриций подходил все ближе, и в сознании командира стражи начали появляться смутные догадки. Но он бы предпочел, чтобы догадок такого типа в его сознании не было и в помине.       — И чем же я обязан такому вниманию к своей невзрачной персоне? — спросил Ваймс, когда патриций находился на расстоянии всего двух шагов от него. В его голосе промелькнуло едва заметное беспокойство.       «Даже не думай об этом!»       Но не думать об этом, разумеется, он не мог.       Патриций остановился и, как показалось Ваймсу, ненадолго задумался. Это был шанс, и командор как можно незаметнее начал продвигаться к двери. Кисть, которой он прощупывал стену, предательски дрогнула.       — Ваймс, — на губах Витинари заиграла легкая полуулыбка, — не знаю, будет ли это для тебя сюрпризом, но твоей персоне я всегда уделял особое внимание.       И вдруг он оказался непростительно близко. Настолько близко, что тело Ваймса решило перейти в автономный режим. Он замер, а лорд Витинари тем временем аккуратно взял в руки его ладонь и поднял ее на уровень глаз…       По костяшкам была размазана кровь.       — Берегите руки, командор… — улыбаясь, проговорил патриций, — они еще могут мне пригодиться.       Он вылетел из приемной со скоростью арбалетного болта. Сбежал вниз по коридорам и лестницам. Остановился, только когда оказался вдруг на крыльце и чуть не влетел в сержанта Детрита.       — Все в порядке, сэр? — спросил Детрит.       Он не ответил. Чтобы ответить ему надо было хотя бы на секунду задуматься, а думать сейчас было нельзя. Ваймс бессильно осел на ступенях.       Нельзя думать о встрече.       — Детрит…       Нельзя думать о стене.       — Да, сэр?       Нельзя думать о руках.       — Зайдем в какую-нибудь таверну.       Нельзя думать о патриции, чьи губы коснулись их несколько мгновений назад…       — Мне нужно выпить.