Сахар и кофеин

В городке, откуда Билл уехал когда-то, все было как всегда и именно так, как он и хотел: дома, тротуары и газоны засыпаны снегом, легкий морозец бодрил и пробирался под слишком легкое пальто. Повсюду встречались рождественские украшения, на главной площади уже стояла наряженная елка. В бабушкином доме пахло выпечкой и скорым праздником. Миссис Каулитц нарадоваться не могла на внука, все старалась прикоснуться, позаботиться, разумеется, накормить. Билл устроился в своей бывшей комнате, где все осталось, как в то время, когда он жил здесь: зеленые, чуть выцветшие обои, кружевные занавески, мебель вишневого дерева, его книжки и диски, старая одежда. Даже их фото с Томом на тумбочке у кровати. Где оно, то счастливое невозвратное лето? Билл покрутил в руках деревянную рамочку, вздохнул и убрал фото в верхний ящик. Билл развешивал вещи в шкафу, на глаза ему попалась так и не распакованная коробка с подарком для Тома, лежащая на верхней полке. Билл подержал ее в руках, подумал и отнес вниз, намереваясь узнать у бабушки, что делать с ненужным подарком. Может быть она, наконец, отдаст кому-то. Миссис Каулитц попросила отложить коробку, она потом, после праздников, займется этим, и коробка осталась лежать на кухне, у кухонного выхода в сад. За следующий день у них в гостях перебывали, кажется, все соседи, непременно заглянувшие поздороваться с Биллом и попросить сэлфи с местной знаменитостью. Позвонили из мэрии и вежливо спросили, сможет ли он порадовать своим визитом горожан и спеть на городском празднике. Вместе с бабулей они развесили гирлянды, украсили дом, а вечером долго сидели за чаем, рассматривая семейный альбом. Когда совсем стемнело, Билл решил пойти немного прогуляться, отдохнуть от всей этой суеты. Он оделся потеплее, не спеша побрел по заснеженным улицам, разглядывая знакомые с детства улицы в вечернем свете. Не заметно для него самого, ноги принесли его на улицу, где была кофейня Тома. Окна ярко светились, за стойкой пусто, ни одного посетителя, но еще было открыто. Билл чуть помедлил. Он просто зайдет поздороваться. Все равно весь город уже знает, что он приехал. Это будет всего лишь визит вежливости. Он толкнул дверь кофейни, где-то внутри звякнул колокольчик. Здесь, как и тогда, в то самое Рождество, пахло хвоей и мандаринами, мерцали огоньки, украшавшие окна и витрины, стояли вазочки с пирожными, звучала негромкая старомодная музыка. На звук дверного колокольчика из заднего помещения вышел Дилан, вытирая руки полотенцем. — Добрый вечер, с наступающим, что вам предложить, — заученно начал он и осекся. — Билл? Что ты здесь делаешь? — И я рад тебя видеть, — ответил Билл. — А где Том? — Зачем тебе? — с вызовом спросил Дилан. — Не думаю, что должен рассказывать, зачем именно. Так, где он? — спокойно ответил Билл. — Не знаю, что ты задумал и зачем приперся сюда спустя столько времени, но Тома здесь нет. А для тебя его больше вообще нет и не будет, — голос Дилан был полон яда. — С чего это ты вдруг раскомандовался? — удивился Билл. — Ты сбежал и бросил его. Не важно. Важно то, что мы давно вместе, он сделал мне предложение, я дал согласие. Свадьба назначена весной. Еще есть вопросы? — отчеканил Дилан. Его лицо выражало такое победное злорадство, что Биллу стало противно. — Не думал же ты, что он до сих пор по тебе убивается и сидит один, как монах? — не унимался Дилан. Билл почувствовал себя неловко, и пожалел, что вообще зашел сюда. О чем он только думал? — Что ж, мои поздравления, — тихо сказал он. — До свидания. Билл развернулся, чтобы выйти вон. Вечер был безнадежно испорчен. — И не вздумай приближаться к Тому! — прозвучало ему в спину. Приближаться к Тому, действительно, было больше незачем. Гулять расхотелось, Билл возвращался домой, размышляя, неужели действительно Том так воинственно настроен против него, и почему он выбрал этого Дилана. То, что их отношения оборвались, не значило, что кто-то обязан хранить верность прошлым чувствам. Но почему именно Дилан? Он всегда казался Биллу скользким и неприятным, несмотря на внешнюю любезность и покладистость, но Том всегда видел в людях только хорошее, а Дилан, к тому же, был сыном давних друзей родителей Тома, которые просили за сына, чтобы его взяли на работу в кофейню. Почему-то у парня нигде не складывались отношения с руководством, а в маленьком городке выбор вакансий не так велик. Неожиданно с Томом они сработались: Дилан был внимателен к посетителям, аккуратен, обязателен, а Тому просто в рот смотрел, ходил за ним хвостом. Билл думал, что ему показалось, когда замечал, как заинтересованно Дилан смотрит на Тома, если тот не видел. Но что Билл мог знать сейчас о Дилане, о Томе, об их отношениях? Столько воды утекло. Все они изменились. Билл и сам считал, что не свободен. Их отношения с Дэвидом тоже наверняка вызывали пересуды и недоумения у кого-то, а кто-то вполне мог заподозрить Билла в корысти, считая, что его карьера лишь потому состоялась, что он в отношениях с продюсером. Билл почувствовал себя от всех этих мыслей словно облепленным паутиной из каких-то гадких чужих слов, так, что захотелось немедленно вымыть руки, а лучше вымыться. Удивительно, как один человек может вызвать волну таких отвратительных чувств. Что ж, Тому виднее, раз уж он решил связать свою жизнь с таким человеком. Утром солнце светило во всю, выпавший накануне свежий снег искрился и слепил глаза, покрыв все крыши, заборы, почтовые ящики, рождественские фигурки во дворах. Небо сияло почти июньской синевой. Билл смотрел в окно, ощущая радость от нового дня дома, телефон тренькнул сообщением от Дэвида с пожеланием доброго дня. Послезавтра Рождество, еще столько предстоит сделать. Бабуля непременно запечет утку, нужно будет помочь ей на кухне. А еще убрать снег с дорожек. — Доброе утро. Ты так рано встал, дорогой, — поздоровалась бабушка, ласково погладив по плечу. — Подожди минутку, сейчас будем завтракать, иди к столу, чайник как раз закипел. Налью нам чая. Бабушка ушла в кухню. В гостиной, сколько себя помнил Билл, стоял старомодный полированный проигрыватель, а под ним несколько полок с пластинками. Дедушка собирал их всю жизнь, в коллекции были и очень редкие, ценные записи. В доме все очень бережно относились к ним, пластинки и сейчас были в образцовом порядке. Винил снова входил в моду, но Билл помнил и любил вот эти старые пластинки, он помнил их чуть потрескивающее, пощелкивающее звучание. Их звук казался более живым и настоящим, чем современные оцифрованные записи. По этим пластинкам он знакомился с мировым музыкальным наследием. В детстве он слушал музыкальные сказки, а позднее полюбил джаз двадцатых годов. По его мнению, никогда позднее он не бывал таким живым, искренним и энергичным. Билл присел у полки, выбирая, что бы поставить сейчас на проигрыватель. Из кухни раздался бабушкин тихий возглас и звон упавшей посуды. — Ба, что там у тебя случилось? — громко спросил он, разглядывая корешки конвертов. Но бабушка не ответила. Билл поспешил посмотреть, что там произошло. Кухня вся была залита утренним солнечным светом, на полу лежали осколки разбившейся чашки, глянцевым пятном, сверкая на солнце, растекался по плитке пола пролившийся чай, а рядом крутилось, бренча, уцелевшее блюдечко. Миссис Каулитц лежала на полу, неловко подвернув под себя ногу. — Бабушка, — позвал Билл, холодея, — бабуля, что с тобой? Он бросился к ней, но она была без сознания. Далее Билл помнил все какими-то обрывками: вой сирены скорой помощи, врачи, заполнившие дом, его о чем-то спрашивали, он не мог вспомнить о чем. Бабушку погрузили в скорую, Билл поехал следом на своей старой машине, которая чудо, что завелась, едва понимая, куда и как. Несколько часов ожидания в комнате для родственников, прозвучавшее слово «инсульт», а потом вышел доктор, немолодой и усталый. Словно сквозь вату его слова: — Мы сделали все, что смогли. Мне очень жаль. Затопивший собой все черный ужас от того, что вся опора его мироздания, вся надежность и забота, все, чем была для него бабуля, этого больше нет. Осознание, что он остался совсем один в этом мире, накрыло его с головой. Вечером он, наконец, смог набрать номер и позвонить Дэвиду, рассказать что случилось. — Ты сможешь приехать? — едва слышно отчаянно попросил он. Дэвид помолчал, вздохнул и тихо ответил: — Прости. Я не могу. Ты же понимаешь, тут важные дела, работа. — Да, понимаю. До свидания. Он был бесконечно благодарен подругам бабушки за то, что взяли на себя все хлопоты по организации похорон. А сам не мог пошевелиться и словно онемел. Попрощаться с ней пришла добрая половина города. Многих Шарлотта Каулитц учила музыке, чьих-то детей, внуков. Многие просто знали ее как доброго, отзывчивого человека. Все соседи с их улицы. Все пришли проводить ее. Но на кладбище Билл стоял один, потому, что в целом мире не осталось никого из родных. Дэвид был занят важными делами в Нью-Йорке. Билл держался из последних сил, глядя, как самого дорогого ему человека на свете навек поглотила черная яма. Нужно было подойти, попрощаться, ноги не слушались, он пытался сделать шаг, чувствуя, что сейчас просто рухнет от свалившегося на него горя, но чья-то сильная рука поддержала его, кто-то подпер плечом, не дав оступиться. Этот кто-то остался рядом, не оставляя Билла. Краем сознания Билл понял, что это Том, и он удивился бы сейчас, если бы мог. Том выстоял рядом с ним все время прощания, пока все не закончилось, а пришедшие не начали расходиться. Потом усадил в свою машину и отвез до дома. Наверное, нужно было пригласить его войти, Билл с запозданием сообразил об этом, когда Том помог подняться по ступенькам, потом развернулся и уехал. В доме было полно народу в черном, все пришли почтить память бабушки. Все те же бабушкины подруги и соседки предлагали собравшимся закуски и чай. Потом они, тихо переговариваясь и вытирая слезы, прибрали, вымыли посуду, расставили все по местам, каждая сказала Биллу, что он может обратиться за помощью в любой момент, если ему понадобится. Он не мог вспомнить, как их всех зовут, только благодарил и молча кивал, мечтая лишь о том, чтобы все поскорее закончилось. Билл не очень понимал, сколько прошло времени с момента похорон, он был совершенно один, на улице начало темнеть, в доме сгустились сумерки. Сегодня Рождественский вечер. Все те люди, что были сегодня на похоронах, искренне сожалевшие о случившимся, разошлись по домам, были со своими семьями, а Билл был совершенно один в темном, пустом доме. Он так и сидел в кресле, слушая, как тикают часы на полке. Так же темно и пусто было у него на душе. Он один в целом мире. Один. Никому не нужен. Даже Дэвид, который несколько дней назад говорил о любви, не стал ради него откладывать свои важные дела. Он не приедет. Зато будет снова просить переехать к нему. Зачем? Если и в следующий раз он так же выберет работу, а не его, Билла. Однажды каждому из нас приходится делать выбор. В этот раз выбор получился такой. Билл снова чувствовал себя осиротевшим мальчиком, переживающим рухнувшую на него утрату. Но в этот раз не было никого, кто всей душой готов был его поддержать и справиться, оберегая. Билл думал о том, что весь его успех — пустой звук, ничего не стоит, потому, что некому за него по-настоящему радоваться, вся его жизнь вдруг показалась пустой и бессмысленной. Все, чего он добился, показалось иллюзией, мыльным пузырем. Стоит дунуть ветерку и ничего от него не останется. Казалось, вот прямо сейчас под ногами словно распахнулась черная бездонная пропасть отчаяния, которая затягивала в себя, еще немного и она сомкнется над его головой. Он тяжело ловил сгустившийся воздух, чувствуя, что еще миг, и он просто задохнется от разрывавших его изнутри чувств. И неоткуда было ждать спасения. В дверь позвонили. В пустом, тихом доме звук показался слишком резким и пронзительным, но он разогнал навалившийся морок, выведя Билла из оцепенения. Кто это мог быть так поздно? Все сейчас сидели за накрытыми столами, вспоминая новорожденного мальчика, которому было суждено изменить ход истории на Земле. Звонок зазвучал вновь. Наверняка это кто-то из соседей. Билл заставил себя подняться, нетвердой походкой проследовать в дверям. Не задавая вопросов и не интересуясь, кто окажется снаружи, он открыл. На пороге стоял Том. Билл посторонился, приглашая войти, потом вернулся к своему креслу. Том снял куртку, тщательно отряхнул ботинки, посмотрел на Билла, засунув руки в карманы, удалился в кухню. Через некоторое время он вернулся, щелкнул выключателем торшера, вложил в руки Билла дымящуюся чашку с горячим кофе. — Ты сегодня ел что-нибудь? — спросил он. Билл качнул головой: — Не знаю, не помню. Том снова ушел и вернулся с большим бутербродом с сыром. — Поешь, хоть немного. Ну же, это поможет. Он присел на корточки перед Биллом, поддержал чашку снизу, помогая сделать первый глоток. В кофе обнаружился добрый глоток бренди, хранимый бабушкой для разных случаев. Билл отщипнул хлеба, отправляя в рот, не чувствуя вкуса. Но Том дождался, когда он все съест и выпьет. — Еще? — Нет, спасибо. — Хочешь лечь? Билл кивнул. Том отвел его наверх, подождал, пока Билл уляжется. Он собрался уходить, но Биллу вдруг стало так страшно оставаться одному, он тихо попросил: — Не уходи, пожалуйста. Том замер на мгновение, кивнул и присел на край кровати, а потом, словно решившись, прилег рядом поверх одеяла и осторожно обнял. Он пах все так же — кофе, шоколадом и корицей, и совершенно не был ни чужим, ни забытым, словно не было всех этих лет. Вот оно, спасение. Пришло, откуда не ждали, оно было тем самым, что было так необходимо сейчас. У Билла защипало в носу, сдерживаемые весь день слезы хлынули из глаз, оплакивая, наконец, потерю и облегчая душу. Том молча обнимал его, вытирая слезы теплыми ладонями, прижимая к себе. Постепенно Билл затих, прижался ближе к Тому и незаметно для себя заснул. А Том так и был всю ночь рядом, до самого рассвета. Утром Билла разбудила негромкая возня на кухне и запах капучино. На секунду ему показалось, что все как прежде, ведь некому, кроме бабули, готовить завтрак, но потом реальность напомнила о себе, разом ликвидировав желание нежиться под одеялом дальше. Он встал, переоделся, умылся, отгоняя остатки сна, и спустился вниз. Том возился на кухне, жаря блинчики, на столе стояли два стаканчика кофе из его кофейни, распространяя дивный аромат. — Привет, — тихо сказал он. — Садись за стол. Я лично голодный как волк. Билл присел на стул, снял пластиковую крышечку, закрывавшую стакан, вдохнул знакомый запах, прикрывая глаза, отхлебнул глоток. Никто в целом мире не умел так варить кофе, как Том. Том присел рядом. В утреннем свете было заметно, что он бледный и усталый, под глазами залегли тени, а возле глаз появились тонкие морщинки. — Спасибо тебе. За все спасибо, — сказал Билл. — Не знаю, как бы я справился один. — Не за что, — просто ответил Том, подталкивая к Биллу тарелку с блинчиками. Они ели в тишине, допивая кофе. Солнце светило в окна, освещая каждый уголок кухни. Взгляд Билла упал на коробку с подарком, так и лежащую на кухонной поверхности. Он поднялся с места, взял коробку и повернулся к Тому. — Это был подарок для тебя от бабули. Еще тогда. Я нашел случайно в этот раз. Может, заберешь? Том отложил приборы, вытер губы салфеткой, помедлил и кивнул. — Конечно. Ни за что не хотел обидеть миссис Шарлотту отказом. Спасибо. Сохраню, как память о ней. — Это свитер. — Тогда буду носить, — тихо сказал Том, глядя Биллу в глаза. — Мне тоже будет не хватать ее, Билл. Взгляд у Тома был таким чистым и искренним, глаза цвета густого чая с такой добротой смотрели на Билла. Они смотрели друг другу в глаза, разделяя утрату, понимая и чувствуя друг друга. Словно не стояло между ними тяжелой размолвки, расставания и всех этих лет. Ведь когда-то казалось, что нет никого роднее и ближе. Они любили и не забыли об этом. У Тома зазвонил телефон, волшебство момента улетучилось. — Да, Дилан, — ответил Том на звонок. — Нет, я еще здесь. Перестань. Сейчас приду. Все-таки годы порознь никуда не делись. У каждого была теперь своя жизнь, что бы ни показалось на миг. — Мне пора, — сказал Том, поднимаясь. — Да, конечно, ты и так столько времени из-за меня потерял, — опомнился Билл. — Прости. Дилан, наверное, очень злится, что встречал Рождество без тебя. Передай ему мои извинения. Том, надевавший куртку, обернулся и удивленно вскинул брови: — Дилан? Эээ… ладно. Мне действительно пора. Том ушел, а Билл вымыл посуду, а после попытался сообразить, что ему делать дальше. Теперь нужно будет что-то решать с домом, со всеми дорогими сердцу вещами. Реальность брала свое. Позвонил адвокат бабушки с вопросом, что Билл намерен делать с домом. Биллу понадобилось позвонить секретарю Палмера, предупредить, что он не сможет вернуться сразу, своему ассистенту, в музыкальную школу. Звонил он сам, звонили ему. Вечером позвонил Дэвид, бодрым голосом спросил: — Как ты там? Билл вдруг понял, чего же не хватало все это время их отношениям — они никогда не были по настоящему близки. Дэвид не врал, когда говорил, что просит его переехать к нему, чтобы не чувствовать себя одиноким. Не больше. Может быть, он не нуждался в близости, его бы вполне устроила жизнь вдвоем, не обременяя друг друга и не слишком привязываясь. Единственной настоящей страстью Дэвида всегда была только работа, а такие сантименты, как любовь, единение, потребность в ком-то, были ему не столь важны. Такие отношения вполне имеют право на жизнь, если они устраивают обоих. Почему же нет? Билл понял, что молчаливо согласился бы на это, приняв предложение Дэвида, обрекая себя на одиночество вдвоем. Дэвид любил так, именно такими видел их отношения. Он был честен в своих обещаниях. Билл это понял только сейчас. По-другому никогда не будет. Еще несколько дней назад такой вариант казался ему возможным, но не сегодня. — Все нормально. Спасибо, — ровно ответил Билл. — Слушай, я тут почти закончил, мог бы приехать на день или два, но на Новый Год все же нужно будет вернуться, — не очень уверенно протянул Дэвид. — Не нужно, Дэвид, — тем же тоном ответил Билл. — Ничего не нужно. Не меняй планы, я справлюсь. Теперь справлюсь. С Рождеством тебя. — А, да, и тебя с Рождеством. Голова совсем не соображает, отмечали в клубе почти до утра, прости. Билл подумал, что это последнее сообщение, в общем, его не задевает. Как не трогает и то, что Дэвид не примчался к нему поддержать и помочь. Не трогает потому, что если заглянуть в сердце по-настоящему, то там пустота. А она не может задеть или обидеть. Пустота, это всего лишь пустота. — Мне пора идти, столько дел, — сказал Билл. — Созвонимся. — Да, целую тебя, малыш. До связи. Агент сказал, что выставлять на продажу дом прямо сейчас не выгодно, лучше подождать, а дом сдать в аренду. Он подыщет хороших добросовестных жильцов, вот только дом стоит освободить от лишнего. Следующие дни Билл был занят тем, что разбирал вещи, часть раздал, передал музыкальной школе большое собрание нот, книг, бабушкино пианино. Его было очень жаль, но везти с собой инструмент, которому шел не один десяток лет, через всю страну, в съемный дом, не было никакого смысла. Пусть еще послужит детям, которым бабушка и дедушка посвятили всю свою жизнь. Все эти дни Том был рядом, он приезжал, заставлял поесть, неизменно привозил с собой горячий кофе, помогал грузить, выносить, сортировать. Его идеей было устроить гаражную распродажу, чтобы избавиться от ненужных вещей. Билл за символическую плату продал, наконец, свой старенький «фиат». В их доме никогда не было большого достатка, но в нем всегда было уютно, светло, тепло и душевно. Многое бабушка сделала своими руками: занавески, подушки, коврики на креслах. Настоящий уютный дом, который не достигнешь проектом самого модного и дорогого дизайнера. Такая атмосфера складывается не одно десятилетие. Но самое главное его достоинство, это то, что всем жившим в нем было хорошо, и хотелось возвращаться домой, а всем в него входившим всегда были оказаны гостеприимство и забота. Билл очень любил этот дом и дорожил им. Для него это было самое любимое и безопасное место на земле, где всегда ждут, любят, примут, приласкают, поддержат. Он осознал, что сам мог быть таким сильным и храбрым, потому, что знал — у него всегда есть опора и поддержка. С ним искренне разделят успех и поддержат в любой неудаче. Теперь своими собственными руками он готовил его для чужих людей, которым он не будет столь дорог. Кое-что Билл отложил для себя, в намерении забрать, то, с чем расстаться было совсем невозможно: коллекцию пластинок, фотографии, еще кое-какие вещи. Все это требовалось тщательно упаковать. Завтра агент приведет арендаторов. Он пригласил бабушкиных подруг, чтобы отдать им посуду, занавески, подушки, все, что дамы захотят взять на память. Он помогал им укладывать приглянувшееся, у дома припарковался автомобиль Тома, он привез еще пустых коробок. Билл видел через окно, как он выгружается и идет по дорожке к дому. — Какой же хороший парень, этот Том Трюмпер, — сказала миссис Моррис, оказавшаяся рядом, давняя подруга и соседка. — Он никогда не забывал Шарлотту после того, как ты уехал. Помогал ей, если требовалось что-то по дому, и просто забегал на чай, скрасить одиночество. Наши маленькие юбилеи и праздники мы с девочками отмечали в его кофейне, нам там всегда рады. Шарлотта очень любила его и надеялась, что вы помиритесь. Такие парни, как Том, большая редкость. Билл почувствовал неловкость, но миссис Моррис смотрела на него тепло и участливо, она легонько потрепала Билла по плечу. — Нам всем будет ее очень не хватать, помни об этом. Мы будем скучать о тебе, дорогой. Не забывай нас, звони, хотя бы иногда. Не волнуйся о могилах, милый, пока жива хоть одна из нас, наша Шарлотта и ее муж не останутся без присмотра и без цветов. Бабушка ни словом не обмолвилась о том, что продолжала дружбу с Томом, и Билл испытал глубокую благодарность лучшему другу за то, что не оставлял его бабулю. В гостиную вошел Том, отряхивая снег, с коробками в руках, а Билл смотрел на него, чувствуя щемящую нежность. Они целый день продолжали разбирать вещи, забегались, утомились. Когда все было сделано, а дамы удалились по домам, Том предложил поехать в кофейню, поесть и выпить кофе. Кафе было закрыто, но Том открыл своим ключом заднюю дверь, щелкнул выключателями, велел Биллу сесть, где ему больше нравится и привычно занялся кофе, готовя порции на двоих. — Ни рук ни ног не чувствую, — сказал он. — Ты наверняка с утра не присел. Мы заслужили лучший кофе в этом городе. Том что-то еще говорил, а Билл присел за столик, опершись на руку, смотрел на Тома, такого знакомого и родного, чувствуя запах самого восхитительного в мире капучино. Кофейня и в этот раз была украшена к Рождеству: сосновые веточки, мандарины, ярко-красные пуансетии. Вдоль витрин и больших окон мерцали огоньками гирлянды. С потолка свисали золотые рождественские звезды. Все это, переплетаясь с запахами выпечки и кофе, создавало поистине волшебную атмосферу. Том поставил перед ними тарелку с пирожками, вазочку с крошечными пирожными нескольких видов, сливки, сахар и два самых больших стакана свежайшего кофе. — Осторожно, горячо, — предупредил он. Билл отправил в рот пироженку, зажмурился от удовольствия, облизал пальцы. — Миндальное, — простонал он. — Обожаю. Господи, Том, никто в целом мире не готовит так, как ты, а уж кофе в Калифорнии вообще варить не умеют, можешь мне поверить. Том улыбнулся, подхватив румяный пирожок: — Я и забыл, как вкусно ты ешь. Наслаждайся. Какое-то время они молча насыщались, прихлебывая кофе. — Хочу тебе еще раз сказать спасибо, Том. Не знаю, как бы без тебя справился. Это были тяжелые дни. Спасибо, что ты был рядом, — Билл помолчал. — И спасибо, что навещал бабулю и помогал ей. Я ничего не знал об этом. — Я всегда любил и уважал миссис Шарлотту. Мне будет очень не хватать ее, как и всем в этом городе, — тихо сказал Том. Билл помолчал, оглядывая кофейню, и задал вопрос, который стоило задать давным давно. — Как ты вообще, Том? Бизнес, судя по всему, в порядке. Том отложил пирожок, глотнул кофе: — Да, дела идут хорошо, — просто сказал он. — Это не сложно, если любишь то, что делаешь. Мои успехи не так масштабны, как твои, но, очевидно, мое призвание делать счастливыми. Может быть тебе сложно поверить в это, но я действительно счастлив здесь. Я обожаю своих клиентов, они для меня как семья. Они рассказывают о себе, о своих делах, о детях, внуках, собаках. Я в курсе всех дел, что происходят у них. Помнишь миссис Элсон, ту, которая любит экстравагантные шляпки? Она все никак не успокоится и без конца заводит новые романы, знакомясь через интернет, у нее всегда полно баек про эти знакомства. А мистер Патерсон рассказывает о внуке и его успехах в колледже. Вечные кумушки Элли, Викки и Урсула приносят все новости округи, как сороки на хвостах, но я обожаю их милую болтовню. Ты не представляешь, сколько маленьких событий происходит здесь каждый новый день, и я рад им всем. Это моя жизнь, и она мне очень нравится. А еще сын Бэна Адамса и дочь миссис Пуаре, нашей учительницы французского, познакомились здесь у меня, потому, что я случайно, впервые в жизни, перепутал заказы, а теперь они женятся. Свадьбу хотят играть здесь же, в кофейне. И я так рад этому. Да что я все о себе. Расскажи как ты. Конечно, я видел по телевизору, в интернете, но буду рад услышать от тебя самого, что ты в полном порядке. Билл смотрел на Тома, на его словно осветившееся изнутри лицо, когда он заговорил о любимом деле, о своих клиентах, слушал его, понимая, что любуется им, понимая, как соскучился и как был не прав, считая кофейню чем-то не тем, на что стоит тратить жизнь. Но вот здесь и сейчас он понял, что Том все сделал правильно, он на своем месте, и это дает ему радость и наполняет его жизнь. Думал о бесконечной доброте и любви к окружающим, которые всегда были отличительной чертой Тома. В кофейне было сейчас так тепло, уютно и спокойно, как всегда рядом с ним. — Какой же ты потрясающий парень, Том. Жизнь рядом с тобой была бы просто замечательной. Дилану очень повезло, — тихо сказал Билл то, что думал и чувствовал. — Дилану? Причем здесь Дилан? — удивился Том. — А разве вы…не…- охнул Билл, сбитый с толку. — Он сказал у вас свадьба весной. — Свадьба? Господи, что взбрело ему в голову? — возразил Том. — Нет, конечно, нет, что ты. Мы не пара и никогда ею не были. Знаю, что он не оставляет надежд и очень зол на тебя, но нет. У меня никого нет и не было, все это время. Думал, ты знаешь. Понимал, что ты не вернешься, глядя на твои успехи. И все это время считал, что не простишь за то, что не верил в тебя. Билл ошеломленно смотрел на него, чувствуя, как подступают к глазам непрошеные слезы. — У тебя пенка на губах, — прошептал Том, осторожно прикоснувшись пальцем. — Почему мы расстались, Том? — прошептал Билл. — Как же так получилось? Ведь мы же любили и не представляли жизни друг без друга. Том помрачнел и отвел глаза в строну: — Ты не позвал меня с собой, и уехал не попрощавшись. — Я несколько раз заходил, звонил, но так и не застал тебя, ты не взял трубку и не перезвонил. Думал, мы поговорим и все уладим. Я решил тогда, что ты не хочешь. — Странно, но мне не передавали, что ты заходил, — удивленно произнес Том, нахмурившись и что-то припоминая. — Тогда у меня пропал телефон, я думал, что потерял, а потом он неожиданно нашелся там, где его не могло быть, но ты уже уехал. В телефоне не было ни звонков и смс от тебя. Как думаешь, это случайность, или же кое-кто все это подстроил? Не хочется думать, что Дилан причина этому всему. — Я же не в другом городе жил, ты мог бы зайти, — воскликнул Билл. — Но не сделал этого, — грустно констатировал Том. — А все моя глупая гордость. Чем, спрашивается, гордиться? Тем, что потерял любовь всей своей жизни? — А я все хотел доказать тебе, что ты ошибался. Все гадал, что бы ты сделал, видя мой успех, что сказал бы? А теперь понимаю, что все это глупо и просто нелепо. Для чего мне нужны эти успехи, если радоваться за меня некому. — Не знаю, имеет ли это значение, но все в этом городке гордятся тобой. — Но не ты? — Почему же, — улыбнулся Том. — Я так же рад за тебя и горжусь твоими достижениями. — Спасибо тебе, — облегченно выдохнул Билл. Том помолчал, словно решаясь на что-то, потом осторожно спросил. — Билл, а мы могли бы, не знаю, попробовать еще раз? Правда, я не представляю как это возможно. — А ты действительно хотел бы? — с надеждой спросил Билл. — Я бы не спрашивал. Понимаю, столько времени прошло. Мы совершенно по-разному живем, у тебя наверняка кто-то есть, но, может быть, у нас еще есть шанс, если мы оба ничего не забыли? Наверное, говорить об этом сейчас совсем неуместно, ты только что потерял бабушку. Прости меня. Не торопись с ответом, подумай. Я все пойму и приму любое твое решение. — Почему ты хочешь этого? — Потому, что я скучаю по тебе каждый божий день. Потому, что никто не ты. Ни с кем не повторится то, что было у нас с тобой, а по-другому просто не нужно. И никто не нужен, кроме тебя. Не верю, что этот разговор у нас вообще состоялся. Я и не надеялся, но не прощу себе, если просто отпущу тебя. Билл, каждое слово — это правда. В этот раз я не прошу отказываться от твоей мечты и жизни ради меня. На самом деле, не знаю, на что я вообще надеюсь. Но, может быть, все же есть шанс? — А как же все вот это? — тихо спросил Билл, махнув рукой вокруг. — В этом проблема, да, — кивнул Том. — В этот раз я не вправе просить тебя отказаться от своей жизни. У меня билет на завтра. Вся моя жизнь, она теперь далеко отсюда. Давай не будем торопиться с ответом, подумаем оба, — подбирая слова, тихо проговорил Билл. Том расценил такой ответ по своему, просто кивнул, помрачнев. Они посидели еще немного, допили кофе, потом отправились по домам. Дом был пустым и тихим. После проведенных в нем работ он больше не напоминал о том месте, которое считается домом. Были стены, мебель, занавески, но из дома ушла его душа. Бабули больше нет, и она никогда не вернется сюда. Не наполнит дом теплом, а жизнь заботой и уверенностью. К этому еще предстояло привыкнуть, свыкнуться с утратой. Слишком много свалилось на него за последние дни. Завтра в дом заедут чужие люди. По договору они должны будут заботиться о доме, но он не будет значить для них так же много, как для Билла. Глядя на идеальный порядок и казарменную пустоту, хотелось только одного — поскорее покинуть это место. В самом деле, пора уезжать, он и так задержался. Может быть, в Лос-Анджелесе станет легче? Билл вздохнул, вытер катящуюся по щеке слезу. Как же трудно быть в такой миг одному. Даже позвонить некому. Дэвиду незачем, с Томом они и так провели целый день вместе, нельзя так злоупотреблять его временем. Билла не оставляли мысли о разговоре в кафе. Надежда просила согласиться немедленно, но здравый смысл говорил обратное и настаивал не торопиться. В дверь позвонили. Для каких-либо визитов было достаточно поздно, кому бы пришло в голову явиться сейчас? За дверью обнаружился Дилан. Руки засунуты в карманы, на лице читался вызов. — Можно войти? — не поздоровавшись, поинтересовался он. — Надо поговорить. — У меня мало времени, — ответил Билл, у которого не было ни малейшего желания общаться с Диланом, но быть невежливым не было причин. — Заходи, если это не долго. Дилан остановился в прихожей. — Это не займет много времени, — сказал он. — Оставь Тома в покое. Это все, что я хочу тебе сказать. — Вот как? — вскинул бровь Билл. — Что так? — Какого черта ты явился сюда, спустя столько времени из своей прекрасной жизни, чтобы все тут испортить? Собирай свои вещи и уезжай отсюда. Тебе нечего делать в нашем городишке, оставь нам наше провинциальное существование. Отстань от Тома, он не нужен тебе, — зло выговорил Дилан. — С чего у тебя вдруг такие выводы? С чего ты вообще взял, что можешь являться ко мне домой и что-то требовать? — разозлился Билл. — От того, что я вижу в гостиной собранный чемодан. Когда у тебя рейс? Завтра? И ты опять бросишь его тут одного. Потому, что здесь тебе нечего делать и карьеру не построишь. Потому, что Том — это не то, что тебе нужно. Потому, что я столько боролся за свои чувства и не отступлюсь от них. Не отдам его тебе, понял? — А борьбой ты называешь то, что не дал нам тогда поговорить, выкрал и спрятал телефон, не передал, что я несколько раз заходил? Что скажет Том об этом, интересно. — Билл, ты же сам прекрасно понимаешь, что вы слишком далеко разошлись, вас больше ничего не связывает. Ты не пожертвуешь успехом ради него и не останешься здесь. С собой его ты опять не зовешь, потому, что понимаешь — его жизнь здесь, с человеком, который разделяет его интересы и любит. — Тебе пора, Дилан, — вместо ответа кивнул на выход Билл. — Разговор окончен. Дилан хмыкнул, повернулся на каблуках и вышел вон. Биллу стало противно. С какой стати он будет слушать этого наглого завистника? С другой стороны он понимал, что Дилан, в общем, прав. Наутро в дом въехали жильцы, а Билл взял собранный чемодан и заказал такси в аэропорт. Всю дорогу до Лос-Анджелеса он думал о том, что сказали ему Том и Дилан. Пытался понять, что ему делать дальше. Но пока единственное решение, которое пришло ему: с Дэвидом пора расстаться, потому, что незачем продолжать отношения, не приносящие ни любви, ни привязанности, ни настоящей близости. Билл мог жить так раньше. Вернее, мог, пока не вспомнил, что нуждался совсем в другом, ценил и желал совсем другие отношения. Так же, как и Том, не хотел никого и ничего другого. И все же Дилан прав.